Татьяна Гармаш-Роффе - Роль грешницы на бис
– Ничего, Олег, – ответил Алексей, следя за индикатором продвижения лифта по этажам. – Только понять хочу. Так ты, значит, не прикидываешься пьяным? Обычно пьяные заверяют изо всех сил, что совершенно трезвы. А ты, интересное дело, наоборот. Рассказал бы, зачем?
Ларионов молчал.
– А я тебе скажу, зачем, Олежка, – продолжал Кис, не поворачивая головы, по-прежнему глядя на индикатор лифта.
Ларионов стоял в проеме своей двери, выжидающе глядя на профиль Алексея. Но даже не видя лица собеседника, Кис уловил, как напряглись его мышцы.
– Ты боишься, – продолжал он все так же ровно. – Боишься, что тебе тоже игла отравленная достанется… Ты что-то знаешь или о чем-то догадываешься и потому подозреваешь, что ты тоже в списке. Вот и затаился дома под видом запоя…
Теперь Кис повернул голову и посмотрел на Ларионова. Тот больше не пытался изобразить пьяного, его взгляд был абсолютно осмыслен, напряжен и несколько испуган. Но он ничего не ответил, только отвел глаза и уставился на индикатор: лифт наконец пошел на вызов Киса.
– Зря, между прочим, – добавил Алексей, проследив за его взглядом. – Тебя и дома могут достать, если очень захотят. Лучше бы выложил мне все, чем плести тут разные красивые слова про королеву.
– Мент, он мент и есть, – зло произнес Ларионов. – Я тебе душу открываю, а ты, как дерьмо последнее, меня подозреваешь невесть в чем! Тебе про любовь, а ты про трах. Это все, что ты понимаешь в жизни, совок?
Лифт раскрыл двери перед детективом, и он, обернувшись на Ларионова, сказал:
– Может, еще свидимся.
– Я любил Аллу, понял? – послал ему вдогонку Ларионов вместо ответа.
– Отзынь, Ларионов. Заведи себе психоаналитика – он тебе все расскажет именно так, как тебе нравится. А у меня другая профессия.
С этими словами Кис шагнул в лифт.
«Алка-Зельтцер» все еще что-то доказывал, пока закрывались двери лифта, но Кис его уже не слушал. Он был уверен, что не ошибся: Ларионов боялся. И явно неспроста. Знать бы отчего! Но он узнает, непременно узнает. Главное, что сегодня он убедился: есть связь между убийствами и Аллой Измайловой!
А раз она есть, то он ее найдет.
* * *– Цветик, а кто такой дебил?
– Очень глупый человек.
– Как я?
– С чего ты взял?
– Мамка сказала.
– Да она пошутила!
– Не пошутила! Она ругалась!
– Ну, рассердилась, что ты уроки плохо делаешь.
– Потому что я дебил?
– Да нет же, потому что ты маленький и глупый!
– А я вырасту и умным стану?
– Что тебя, как ночь, так на разговоры тянет? До трех лет вообще молчал, а теперь, гляди, разговорился! Ну, что тебе не лежится, чего сидишь мерзнешь? Дрожишь уже весь! Ложись, дай укрою…
– Обними меня…
– Вот так… Успокоился? Слышь, ты брось эти глупости… Ты умный. И самый добрый.
– И ты меня любишь?
– И я тебя люблю…
* * *На этот вечер у них с Александрой был намечен светский выход, но до него еще имелась пара спокойных часов блаженного ничегонеделания. Кис развалился на диване, пока Саша принимала душ – под этим коротким словом, помимо душа как такового, понимался длинный перечень различных мероприятий, как-то: нанесение кремов, сушка волос, макияж… Потому душ выходил долгим, и можно было успеть бездумно поваляться.
Можно было бы. Но мысли против воли думались, протыривались через серое вещество, проделывая в нем ходы, как кроты. Алексей, решительно вознамерившийся дать мозгам заслуженный отгул, вынес мыслям категорическую ноту протеста, демонстративно стрельнул пультом в телевизор и уставился в экран, пытаясь вникнуть в смысл какого-то интервью… Но вникать оказалось не во что, и мысли, почуяв свободу, принялись с новой силой прогрызать ему череп…
Пришлось сдаваться «кротам». Рыли они, конечно, вокруг Аллы Измайловой – обрывками всплывали разговоры и сцены, выражение ее постоянно менявшегося лица… В ней была загадка, в этой женщине, причем загадка, которую она намеренно загадала. Она не хотела, чтобы разглядели ее, настоящую, – вот в чем фокус…
В целом явление было вполне знакомо. К примеру, приятель детства Алексея, парнишка тонкой душевной организации, чувствительной и ранимой, настолько стеснялся показать свою незащищенность, что в результате «перезащитился»: умница по природе, он стал пересыпать свою речь плоскими хохмами и примитивными шутками, грубоватыми приколами и прочим арсеналом того же качества. Видать, желание подладиться под чуждый ему, но пугающий своей жестокостью мир было сильнее, чем природная утонченность восприятия, и все замолкло в его душе из страха: и вкус, и ум, и деликатная чуткость… И сегодня в нем уже почти невозможно разглядеть ту самую тонкую душевную организацию – маска простовато-хамоватого парня намертво приросла к лицу, как когда-то в пластической миниатюре Марселя Марсо, знаменитого французского мима, которого Алексей видел еще в юности по телевизору.
Но Алла – это был совсем другой случай. Тут и речи быть не могло о «приросшей маске», о нет, это был виртуозный спектакль свободной смены масок, намеренный каскад мини-ролей, предназначенный укрыть от чужих глаз – глаз детектива – ее настоящую личность. Как известно, ложные ходы, обманные пасы, подсадные утки – все эти хитрости служат только одной цели: отвлечь внимание. Запутать, не подпустить к тому уязвимому месту, где защита слаба.
Знать бы еще, где это место…
К передаче комплимента, полученного от актрисы, по назначению, то бишь Александре, он приступил, едва она вышла из душа. Он его смутно беспокоил, этот комплимент. Не то чтобы он к комплиментам не привык, не так уж редко он их получал: он сталкивался с людьми в экстремальной ситуации горя и растерянности, и они, чувствуя его понимание и поддержку, бывало, говорили ему слова благодарности. Но Алла сделала необычный комплимент, просила даже его любимой женщине передать, а ведь она пока не чувствует себя ни в растерянности, ни в горе… Во всяком случае, старается именно в этом убедить детектива.
– Саша, ты знаешь, кто я? – интригующе произнес Кис.
– Неплохое вступление, – хмыкнула Александра. – До сих пор я полагала, что да, но после столь торжественного пролога успела усомниться! Можешь считать, что закуску я проглотила. Что на горячее?
– Измайлова просила передать, что тебе сильно повезло!
– С чем? – озадачилась Саша.
– Не с чем, а с кем! – внес поправку Кис. – Со мной, конечно же! Она даже пожалела, что не встретила меня раньше, – вот как!
– В каком смысле? – опешила Александра.
– Она просила не подозревать никаких двусмысленностей, пояснив, что я просто «примиряю ее с действительностью».
– Вот как?.. Я ее понимаю, – пожала плечами Александра. – Меня тоже.
Тут уже опешил Алексей:
– То есть?.. Что же, интересно, во мне такого необыкновенного, что…
– Ты просто нормальный, Алеша.
– М-да… У тебя на комплиментах, душа моя, не зажируешь…
– Ты что, Алеша, это же и есть комплимент! Комплиментище даже! Ведь это только слово такое: норма, нормальный. Вроде эталона или сверхточного гринвичского времени. Все же остальные часы в мире непременно отстают или спешат, все линейки в мире страдают лишними или недостающими миллиметрами… Норма – это идеал! А идеал недостижим. Так что ты идеальный мужчина, Алеша. Очень редкий. Спроси у Веры, она тебе расскажет, много ли нормальных людей в мире… Измайлова прожила бурную жизнь и научилась быстро разбираться в людях, только и всего.
– Ум-м, – промурчал Кис, зажмурив глаза. – И давно ты это знаешь?
– Что именно?
– Что я идеальный мужчина?
– С самого начала, – пожала плечами Саша.
– И все это время ты молчала?! – рыкнул он и, поймав ее за халат, притянул к себе так, что она рухнула ему на колени. – Негодница!
– Боялась идеального мужчину испортить, – со смехом пыталась уклонить шею Александра от его щекотных поцелуев: он нарочно так водил по ее шее одними губами, зная, что вся ее кожа непременно покроется мурашками… А потом так смешно целовать мурашки…
– А все-таки, Саша, ты думаешь, что ничего такого за словами Измайловой нет?
– В каком смысле? Ты подозреваешь, что она хочет тебя соблазнить? – ехидно хихикнула Александра.
– Да нет, – серьезно ответил Кис, – я не шучу… Какой-то уж очень веский комплимент получился… Не знаю даже, как сказать… Странные слова.
– Честные, Алеша. Они не пустые, они выстраданные. Много ей, видать, в жизни пришлось хлебнуть. Тебя не каждый оценит – только тот, кто…
Она умолкла, словно не решаясь произнести дальнейшее. Алексей ждал, не переспрашивал, не торопил, хотя очень хотел услышать продолжение. Уже не для того, чтобы разобраться в чувствах Измайловой, но услышать о чувствах Александры. Она так редко говорила о них… Да что там редко! Практически никогда.