Петр Северцев - Электорат хакера
— Ну и что из этого? В конце концов, они молодые ребята, — начал генерал умиротворенным тоном отца-наставника. — Там были молодые девчата, они немножко посидели, слегка выпили…
Зачем из-за этого шумиху-то поднимать?
— Собственно, шумиху подняли курсанты, отмутузив местное население… — сказал Гайдук.
— А что вы, собственно, от меня хотите? — резко прервал его генерал.
— Мы пришли вам предложить снять свою кандидатуру с выборов, — Гайдук выразительно посмотрел на генерала в упор.
Генерал в ответ зло воззрился на нас своими глазами-угольками:
— Вы что, ох. — .ли? С какого это перепуга? Да, мне нанесли серьезный удар, раздув из вчерашнего эпизода черт знает что. Я признаю это со всей военной прямотой. Но также я хочу сообщить вам, что намерен бороться до конца и другого пути у меня нет!
— Я не советовал бы вам это делать, — сказал я. — Во всяком случае, вы сэкономите много средств и сил…
— Что вы имеете в виду?
— Если к информации о художествах ваших агитаторов добавится еще и вот это, — я кинул на стол несколько листков, — описанное не менее красочно, ваши шансы на выборах будут сведены к нулю.
А репутация сильно пострадает.
Генерал тупо уставился на листки:
— Что это?
— Первая бумага — заключение экспертизы по факту взрыва на путепроводе в Борисычевом овраге. Вторая — сводка МВД, в которой говорится, что со склада вашего училища похищены четыре мины, полностью идентичные той, которая взорвалась на мосту.
Генерал Муханев, взяв в руки листки, отодвинул их от себя подальше, так как, видимо, страдал дальнозоркостью. Несколько секунд он пытался рассмотреть текст, но безуспешно. После чего он не выдержал и отодвинул ящик стола, из которого достал очки. Нацепив их низко на нос, он наконец смог разобрать содержащуюся в бумагах информацию. Он высоко вскинул голову, чтобы рассмотреть нас сквозь очки, и спросил:
— Откуда это у вас?
— Не важно, — ответили мы дружно.
Он снова углубился в чтение и, наконец, уяснив всю ситуацию до конца, пробурчал себе под нос:
— Вот где они всплыли…
Он бросил листки на стол и устало снял с носа очки. Он еще раз посмотрел на бумаги и на глазах превратился из бравого генерала в обыкновенного старого хрыча, перед которым стоит проблема вроде той, где можно достать молока для внука. Выйдя из оцепенения, охватившего его, он все же поднялся и постарался принять горделивый вид:
— Ну что ж, я полагаю, — начал он дрогнувшим голосом, — что это сражение мы проиграли, и мне остается лишь один выход…
Он выпятил вперед свой двойной подбородок, посмотрев на нас, сидящих, свысока.
— Я прошу вас подождать меня в коридоре одну минутку…
Мы с Гайдуком удивленно переглянулись, но решили не противиться и молча вышли в коридор.
Сидевший в приемной адъютант поднялся проводить нас к выходу, но его остановил звонок по внутреннему телефону. Выслушав то, что ему сказали, он положил трубку и сказал нам:
— Присаживайтесь.
Мы уселись на кожаный диван и стали напряженно ожидать развития событий. «Неужели старый хрен решил поиграть в гусаров и пустить себе пулю в лоб?» — пришла мне в голову шальная мысль.
Аналогичные мысли, видимо, пришли в голову Гайдуку, который даже слегка пригнулся, ожидая выстрела за стеной. Но его не последовало…
Последовало явление самого генерала Муханева в приемную. С величественной и гордой осанкой он встал перед нами, держа в руках листок бумаги.
Бодро посмотрев сначала на меня, потом на Гайдука, он энергично произнес:
— Товарищи! Поздравляю вас с желанным результатом. Я подумал и пришел к выводу, что, учитывая сложившуюся ситуацию и случившееся с моими подопечными, я не имею морального права продолжать предвыборную кампанию и считаю своим долгом все свои усилия приложить к улучшению дисциплины и порядка во вверенном мне училище. Вот мое заявление, в котором я изложил свою позицию и в котором я письменно отказываюсь от участия в предвыборной кампании.
«Браво, гусар!» — захотелось крикнуть мне и расцеловать его. Нечего тратить патроны, когда с боеприпасами и так туго! Вот она, подлинная офицерская честь! Ни единого пятна на мундире…
Гайдук принял из рук Муханева его заявление, дотошно перечитал его и кивнул мне.
— Все нормально, — сказал он.
Мы пожали генералу руку и покинули его вотчину. Через два часа мы уже пили во славу победы над полководцем Муханевым и его бравыми бойцами агитационного фронта. Во время очередного тоста, произнесенного Ершевским, в кабинет вошел охранник Миша и сказал:
— К вам пришел врач…
— А мы еще до этого не допились, — сказал как всегда нашедшийся первым Тополянский. :
— Это участковый врач, — пояснил Михаил. — Он говорит, что у него есть интересующая нас информация.
— А какой из них? — нетвердым голосом спросил Гайдук.
— Тот, что помоложе.
— А что мы ему пообещали? — спросил Ершевский.
— Автомобиль, — ответил Тополянский.
— Покататься? — глядя на него, заплетающимся языком спросил Георгий.
— По-моему, мы обещали подарить, — начал вспоминать Женя.
— Ой, бля-я-я, — совсем по-тополянски поморщился Ершевский и налил себе водки. — А кто его будет принимать? — задал он вопрос, после того как опрокинул стакан.
Все стали смотреть друг на друга. Самым трезвым выглядел Чернобородов, но Адриана почему-то решили не посылать.
— Я думаю. Гайдук и Мареев, — сказал Тополянский.
Мы с Гайдуком встали и нетвердой походкой направились в зал, где нас ожидал молодой медик, страстно желающий влиться в армию автомобилистов. Юноша без всяких преамбул перешел к делу и сообщил нам, что у двух его подопечных старушек уже побывали группы агитаторов Пальцева и в обоих случаях намекали на возможность прямого денежного поощрения в случае голосования за их кандидата. Прозвучали также тактичные намеки на возраст старушек и возможность воспользоваться в будущем услугами предприятия, которое кандидат в данный момент возглавляет.
— Хорошо, что он не пообещал похороны у Кремлевской стены. В этом случае они вряд ли стали бы на нас работать, — заметил я.
Врач заверил нас, что старушки предупреждены и готовы сотрудничать. Поскольку очередные визиты агитаторов ожидаются завтра, за два дня до начала предварительного голосования, необходимо срочным образом провести организационную работу. Мы с Гайдуком тяжело вздохнули:
— Давайте завтра в семь в офисе.
Не успели отправить молодого человека восвояси и присоединиться к увеселительному мероприятию, которое явно набирало обороты, как нам сообщили о прибытии второго нанятого нами агента-медика.
— А что мы пообещали этому? — икнув, спросил Ершевский. — Тоже автомобиль?
— Да, оригинальностью мы не блистали, — сказал я.
— Охренеть можно… — прокомментировал Ершевский и снова налил. — А где же мы их все возьмем?
— Свой отдашь, — отозвался Тополянский.
— А на чем же я буду на работу ездить? — недоуменно спросил пьяный Ершевский.
— На трамвае, — тут же ответил Женя. — Как все депутаты. Они должны быть вместе с народом.
Жора, ты же хочешь в депутаты?
— Да, — кивнув головой, ответил Георгий. — Очень… Но на трамвае ездить не очень.., хочу.
Можно сказать, совсем.., не хочу.
— А придется, — стал подзуживать его Тополянский.
Ершевский, уткнувшись в Женино плечо, заплакал от безутешного горя.
— Ну, не ссы… Все будет нормально, привыкнешь… — приговаривал Тополянский, поглаживая Георгия по голове. — А не хочешь — давай прекратим все это и не будем избирать тебя депутатом.
— Нет! — заорал Ершевский, отрываясь от плеча. — Придется ездить на трамвае. Или купить себе «Запорожец»…
— Кстати, кажется, именно эту модель мы и пообещали нашему второму медику, — вставил Гайдук с ударением на букве "о" в слове «модель».
— Нет, точно был «Москвич»… Четыреста двенадцатый… — высказал свое мнение Столяров.
— Ладно, потом разберемся, — сказал Гайдук, вставая из-за стола.
Я, как мог, продефилировал за ним.
Увидев нас, ожидавший в коридоре медик скептически прищурился. Немного погодя он сообщил, что у него есть несколько старушек и старичков, которые готовы поучаствовать в антипальцевской операции. Мы поблагодарили его за проделанную работу и назначили встречу также на семь часов утра завтра.
Я собрал остатки сил, созвонился со своим знакомым и договорился насчет электронной аппаратуры, на сей раз видеозаписывающей. Он сказал, что все понял и завтра в семь будет во всеоружии.
Кроме тою, он поинтересовался насчет моего самочувствия. Я заплетающимся языком выговорил, что очень много работаю и в силу этого очень устаю.
После этого я решил, не прощаясь, по-английски, отправиться домой с помощью Михаила, который подвез меня и пообещал завтра заехать в шесть утра.