Игорь Чубаха - Хранитель понятий
Вензель тянул базар и следил за Шрамовым человеком. Шибко дипломатами себя считают. Дескать, никто не допрет, что у нас под черепком ворочается. А на харях отражается весь их умственный скрип. Вот уже и на бутыль «киндзмараули» глазенками стрельнул. Вот и ножки подгибает для прыжка...
Вензель стукнул тростью об пол.
Привставшего Шатла вдавили за плечи обратно в низкое (и не случайно низкое) кресло. И тут же в шею словно ужалила оса. От укуса волнами ломанулся по телу холод. Шатлу вспомнились уколы в зубодерне, также немели десны и щека, после чего вроде бы они при тебе, а ты им не хозяин. Только не с такой скоростью немели. У зубников еще двадцать минут в коридоре на диванах скуку давишь, пока дозреешь.
– Эх, соколик, только базар начали, – Вензель медленно поднимал свои кости из кресла. – Мог бы умно поторговаться. Глядишь, выторговал бы себе приятные условьица. Вдруг и перехитрил бы меня. Живым бы, глядишь, домушки поехал. А ты сразу – резать, ломать, заложников хватать! Глупые вы...
Шатл увидал, как распахнулась дверь, которая торчала в стене аккурат за Вензелем. В офисе насчитывалось две двери. Не трудно допереть, что одна вела в коридор. Куда вторая – теперь-то стало ясно.
Дребезжали трубчатые суставы – из проема Вензелевы шестерки катили тележку с лежаком, заделанным коричневой клеенкой при белом матерчатом изголовье. В четыре пары рук обмякшего Шатла перегрузили на больничный драндулет. Покатили.
Так это и есть знаменитый Вензелев застенок? Докатывались глухие слухи, что старец спецом держит стоматологическую клинику чтоб терпил тиранить.
– Прощай, соколик. – А еще Шатл расслышал довольное кошачье урчание и костлявое постукивание трости.
У тележки было приподнято изголовье, потому Шатл не таращился на белый потолок и лампы дневного света, а глядел прямо перед собой. И без огромной радости увидал, что его ввозят в настоящий зубоврачебный кабинет. Там его встречали отвратно блестящие столики на колесиках, заставленные металлическими ванночками и банками, стеклянными пузырьками с этикетками, картонными коробками.
Тележку с Шатлом протолкали мимо зубных кресел под прожекторными лампами, мимо аппаратов в тумблерах и лампочках, мимо стола с бланками. Шатла завезли в дальний угол, где коричневела петля подзабытой ременнной передачи, готовая привести в действие допотопную бор-машину.
– Мы тут, на хер, благотворительностью занимаемся. Известность по району поднимаем, блин. А бесплатно только на этой развалине лечат. И с тебя, не боись, тоже бабок не возьмем.
Под веселый Стаканов звиздеж Шатла переложили в кресло под бор-машиной.
– Напоешь добром, мы тебя по-доброму кончим. Нам тоже некогда херней маяться.
Распрямили гнущиееся так и сяк кресло, чтоб Шатлу лежалось ровно. Подкачали педаль, поднимая Шатла на удобную высоту.
– Засандалим пару ампул и ништяк. Уснешь и путем откинешься, – Видимо, Стакана старшим поставили, раз он один разоряется.
А параша, что ему вкололи, отступала. Блин! Да ведь для того и вдули ему микстуру краткого действия, чтоб он быстро оттаял. А то бы задеревенел Шатл, валялся бы бесчувственным бревном и посмеивался, когда бы его кромсали щипцами и всаживали сверла в десны.
– Сам напросился. Чего Вензелю молчал? Лично против тебя я ничего не имею, мы ж земели, – гундел Стакан, – А вот попался бы мне в руки Шрам, я бы оттянулся с шиком. Вспомнил бы ему баньку в Виршах.
Руки Шатла опустили вниз и прикрутили резиновыми жгутами к каким-то трубкам. А ноги-то уже считай отошли от заразы, потеплело в ногах-то! А ведь интересно, продал бы Шатл Серегу, если б поверил, что Вензель готов на Серегину делянку Шатла лесником приклеить? Ведь реально Шатл на минуту засомневался.
– Короче, накричишь по-быстрому ответы, я тебе обещаю...
Пятак. Это он обходил кресло. И ему в брюхо вмазал обеими накачанными на велотренажере, укрепленными воскресным футболом ногами Шатл.
Шатл никак не ждал, что получится так здорово: Пятак впилился в угол медицинского столика, потерял опору и повалился на стеклянный шкафчик, приговаривая его к чертям. Водопад осколков посыпался на пол, будто монеты из родившего «777» однорукого бандита. Но взрыв безумных воплей вскочившего на ноги Пятака посвящался не стеклянному дождю – а осколку в раме шкафчика, об который Вензелев боец пропорол предплечье от запястья до локтевого сгиба. Кровь хлестала, как из крана.
– Бляха, звиздец! Мотай сверху жгутом! Живее, твою мать! – надрывался Стакан.
С Шатлом в зубодерню отрядили троих. Посчитали, что хватит...
– Вензеля догоняй! Надо еще кого-то в подмогу. Пятак, доковыляешь до тачки? Держи его!
Побелевший до рекламной белизны Пятак оседал на пол.
– Бляха, чего делать? – Стакан задергался в растерянности. – Значит, так. Ты тащишь Пятака. Я звоню Вензелю...
Накося выкуси! Не продал бы Шатл Сергея Шрамова ни за какие веники. Прав был Вензель расчет псов и волчар. Шатл – пес, который лучше издохнет, но чужую миску лизать не станет.
– Куда я его тащу? – заволновался третий Вензелев прихлебай. – Он как боров.
– На телегу его, идиот! – рявкнул Стакан.
– А по лестнице? Я тебе чё, Шварц?
– Короче, – попытался успокоиться Стакан. – Тащим вместе. Так. Я звоню Вензелю на трубу. Он высылает людей к этому козлу. Ты везешь Пятака в больницу. Вот так. Но сначала прикрутим лыжи этому балерону. Быстрее давай!
Шатл плохо слушал крики вензелевцев. Он вслушивался в себя. Уже отпустило спину, теплели плечи, оживала шея. Шатл не стал брыкаться, когда навалились на ноги и начали их вязать. А на кой? Можно долягаться до нового укола. А так наклевывается дельная мысль. Только бы его на пять секунд оставили одного.
С каким же нетерпением Шатл дожидался, когда тележное бренчание закатится в коридор. Не в силах дотерпеть, он даже попробовал напрягши спину, чуть дернуться вверх. Так и есть! Эти звонари не дотумкали до простецкой вещи – зубное кресло гнется на шарнирах под коленями и у пояса. А над башкой болтается зубная сверлилка на шнуре.
Ну вот, один! Шатл, как на станке для накачки пресса, вырвал торс наверх. Звякнули сочленения кресла, верхняя часть складной зубодерной мебели поддалась напору тела. Бликанул по глазам металл, стукнул по подбородку зажим для буров, и Шатл жадно, как дикарь в мясо, вцепился зубами в матерчатую оплетку шнура.
Уф! Дошедший до пика подъема отгиб кресла завалился назад, но не вернулся в полную горизонталь, а замер на полпути. А Шатлу было по рогам, горизонталь или полуподъем, главное – шнур захвачен, а Вензелевы бакланы примотали к лежаку руки и ноги, но никак не шею.
Это Шатл помнил еще по школьным посещениям зубодерен, куда в обязаловку раз в году таскали весь класс: шнур у бор-машину длиннющий, вытягивается, как пылесосный шнур, а отпустишь – сам наматывается на барабан, что скрыт под кожухом.
И вот Шатл начал свое последнее спортивное шоу. Подбородок резко вниз и вправо, лобешник резко вперед и влево. Опаньки! Шнур галстуком лег на горло. Теперь затылок резко назад и готово, петля захлестнулась на шее. Нет, Шатл не отпустит шнур, мертвой хваткой держит, почище чем питбуль. Клещами зубы не разожмешь.
И в глазах засверкал золотой дождь на фоне тающих во мраке декораций. Самая пора побеспокоиться о душе. Что ж, поможем душе покинуть бренный окорок – откинемся и, насколько путы позволяют, стечем вниз по креслу...
* * *Тарзана пробило на чих. Он уже засморкал весь платок, закинул мокрую тряпицу за шкафы и сморкался в бумагу. Бумагу он выгребал из выдвинутого ящика стола. Прежде всматривался в нее, сдвигая брови, потом заливал соплями, комкал и также швырял за шкафы.
– У матери тоже аллергия. Только на шерсть, – откуда-то из-за шкафов подал голос Куркуль.
– У чьей матери?
– У моей.
– И чего?
– Ничего.
– А фигли гонишь? Ищи давай! – Ох как злился Тарзан, но ничего не мог поделать. Нос пылал, как перечница.
Всполошенная пыль поднималась с поносно-желтых шкафов картотеки, стряхивалась с доставаемых карточек, выбивалась из задетых занавесок. Пыль возносилась и порхала, порхала, порхала, доводя аллегрика Тарзана до чумового каления. А Куркуль все не мог отыскать по бумажке с подсказкой нужные документы. Тарзан же не мог ничем пособить, потому что вокруг Куркуля пыль прям-таки клубилась.
– Во, на букву «эр»! Пошли ящики на «эр», – докладывал откуда-то слева Куркуль. – Мой двоюродный братан – слышь, да? – в море ушел.
Тарзана согнул пополам новый приступ чиха. Сопли хлынули, как из брандсбойта. Когда же эта жопа кончится? Вензель двигал Тарзану, что наводка точная. Так какого хрена! Эх, взять бы за ворот какую-нибудь интеллигентскую крысу в очках, ткнуть мордой в ящики на «эр», путсть нашустрит, но вот, бляха, – велели копаться самим.
– ... вчера к евонной жене, – трендел Куркуль. – Звонюсь. Не открывают. Я ухо приложил, слышу – бегают. Ластами по полу шлепают. Короче, муж на море, сука в пляс...
