Элмор Леонард - Случайный свидетель
— Спасибо за покупку.
На улице Дэннис поинтересовался, сколько стоит все это добро.
— Не забивай себе этим голову, — сказал Роберт.
— Я знаю, что мундир стоит сто двадцать баксов, ботинки — около сотни.
— Когда тебе кто-либо делает подарок, ты спрашиваешь, сколько денег за него уплачено?
— Это не подарок. Так сколько?
— Почти четыреста баксов.
Они снова сидели в «ягуаре» и ехали в Тунику через Мемфис. В глаза светило солнце, и оба лобовых щитка в кабине «ягуара» были опущены.
— Понимаешь, — говорил Роберт, — в сборах участвуют только серьезные люди. Не важно, из числа они организаторов или нет. Если они потрудились добраться до места, приобрести форму, если они готовы спать в палатке, готовить еду на костре — они серьезно относятся к этому делу. Понимаешь, о чем я?
— Серьезные люди. Чего тут не понять?
— Очень серьезные люди.
— И не только когда дело касается сборов, — сказал Дэннис.
— Да.
— Например, как ты или Джерри. Или Энн.
— Она будет обозной шлюхой. Только представь! — Роберт улыбнулся. — Когда она пойдет по лагерю, не останется ни одной палатки, из которой не высунется чья-либо голова. Вот увидишь!
— Увижу…
— Я, Джерри, Энн и ты — мы все в этом деле.
— Не думай, что я сейчас начну расспрашивать, что это за дело.
Роберт покосился на Дэнниса.
— Тебе не по нраву, когда я пудрю тебе мозги, — сказал Роберт. — Но ты молодец, держишь себя в руках. Так вот, я говорил о людях, участвующих в сборах… Дома, в Мичигане, я два раза принимал в них участие. Первый раз возле Флинта. Там было небольшого масштаба действо — двести человек, одна пушка. Второй раз возле Джексона, где, кстати, самая большая в Америке тюрьма на пять тысяч человек. В Джексоне были задействованы более двух тысяч человек, там были и генерал Улисс Грант и Роберт Ли, кавалерия, много пушек. Организаторы наладили торговлю сувенирами и жареными итальянскими сосисками. И все, с кем я говорил, серьезно относились к происходящему.
— И ты тоже.
— Да, я тоже.
— И никто не понял, что ты прикидываешься.
— Я не прикидывался. В окружении этих людей я и вправду ощутил что-то. Я получил там необычный опыт.
— Почувствовал, будто все вокруг настоящее?
— Да, — задумчиво протянул Роберт. — Так оно и было.
Дэннис уснул. Он проспал всю дорогу до Мемфиса и открыл глаза, когда они уже ехали на юг через поля. В колонках звучал блюз.
— Роберт Джонсон, — сказал Дэннис.
— Ты прошел проверку. Теперь Эрик Клэптон будет с тобой разговаривать.
Они проехали дорожный знак «61».
— Тут что, где-то проходит 49-е? — сказал Дэннис.
— Да, мы едем к Тунике с другой стороны. Со стороны Кларксдейла, сыгравшего роль переломного момента в развитии блюза. Да и вообще в музыке.
— Там Роберт Джонсон продал душу дьяволу.
— Запомнил? Это хорошо.
— Я все равно не понимаю, что это значит.
— Про Фауста слышал? Фауст продал душу дьяволу, чтобы получить желаемое. Говорят, Роберт Джонсон тоже заключил такую сделку. Сам он об этом никогда не упоминал. Вот Том Джонсон — это другая история. Это произошло, когда Роберт Джонсон был еще ребенком. Том Джонсон сам рассказывал, что продал душу дьяволу. Может, и так, а может, и фуфло все это. Он здорово пил… Всякое пойло, короче, отраву, так что дьявол мог забрать его душу безо всякой сделки. Так вот, Роберт Джонсон… Однажды кто-то возьми и скажи ему, что у него ничего не получится, что он плохо играет. Роберт выходит на перекресток — так люди рассказывают — и встречает там сатану в виде здорового негра. Сатана берет гитару Роберта, что-то с ней делает и отдает обратно. И с тех пор никто не может понять, как у него получается так играть. Его спрашивают, как он это делает, но Роберт молчит в ответ. Если он не продавал душу дьяволу, как он мог написать «По моему следу мчится гончая из преисподней»? Разве он мог написать «Я и Дьявольский блюз»? Все говорят, что он продал душу дьяволу. Стоит только послушать его воющие аккорды, от которых мурашки бегут по телу, и сразу становится понятно, что сатана дал ему моджо.
— Что за моджо? Талисман?
— Да, талисман, амулет, помогающий получить то, что хочешь, или стать тем, кем хочешь. В общем, такая магическая штуковина, которую хранят в специальном мешочке.
— Как грис-грис, что ли?
— Откуда ты знаешь про грис-грис?
— Я же из Нового Орлеана.
— А… я и забыл. Город шаманов…
— У тебя есть моджо?
— А как же!
— И он у тебя в мешочке?
— Ага. Во фланелевом мешочке со шнурком. Хочешь взглянуть?
— Если не возражаешь.
— Он у меня дома. При случае покажу.
— А какой в нем талисман?
— Лобковые волосы Мадонны.
— Лобковые волосы? Издеваешься?
— А что, похоже?
Фраер этот Роберт! Дэннис сдержался. «Хватит с меня этого стеба», — сказал он себе.
Но Роберт спросил:
— Ты когда-нибудь хотел продать душу?
И Дэннис клюнул, не смог сдержаться.
— А как это делается? — поинтересовался он.
— В один прекрасный день ты просыпаешься и говоришь: «С меня хватит. Я буду делать только то, что хочу делать». Или: «Я достану то, что мне нужно». И это переворачивает твою жизнь.
— А если не знаешь, чего хочешь?
— Тогда будь терпелив, жди, и возможность когда-нибудь представится. Но у тебя будет только один шанс уцепиться за нее. Понимаешь, о чем я?
— О работе, что ли? Вот о чем я всю жизнь мечтал — о постоянной работе.
— Тебе нравится ходить по краю. Ты кайфуешь, когда на высоте восьмидесяти футов готовишься прыгнуть и смотришь вниз, где замерла тысячная толпа зрителей. Ты чувствуешь, они все в твоей власти. И за это тебе платят три сотни в день. — Глядя на дорогу, он добавил: — Я могу устроить так, чтобы ты взял высоту, превышающую восемьдесят футов. Быть так близко к краю ты и не мечтал!
Повисла пауза. Дэннис сказал себе: «Все, довольно на эту тему». Но у него был еще один вопрос, который стоило задать.
— Как ты его достал?
Роберт повернул голову:
— Что достал?
— Твой моджо.
— Купил.
— А откуда ты знаешь, что он настоящий?
— Я в него верю. Вот и все! Веры вполне достаточно для того, чтобы талисман работал.
14
Уолтер Киркбрайд устроил совещание в своем офисе в «Южной деревне». На этот раз он был в обычной одежде, с кубинской сигарой в одной руке и кавалерийской саблей в другой. Бороду он так и не покрасил. Вошли Арлен Новис, Юджин Дин и Боб Хун со своим братом Ньютоном. Арлен в фетровой шляпе с широкими опущенными полями, Юджин с бутылкой кока-колы, Боб Хун с сигарным окурком, торчавшим из зарослей бороды. У Ньютона борода была в табаке.
Все они полагали, что совещание будет насчет предстоящих сборов.
Уолтер дал им понять, что они не совсем правы. Он взмахнул саблей и рубанул дубовую столешницу так, что все четверо — они сидели возле стола — подпрыгнули. Уолтер сказал:
— Я могу рассчитывать на ваше внимание?
Они смотрели на оставленную саблей борозду. Глубокая отметина рядом со старыми, затертыми и покрытыми лаком.
Затем он обратился к Арлену:
— Ты застрелил Флойда, сказал мне, что у тебя с ним старые счеты и что это необходимо сделать. Ты застрелил Клопа, вообще не поставив меня в известность, и я хочу знать почему.
— Не думай, что я хотел этого, Уолтер.
— Ты приказал Рыбе это сделать?
— Он мой киллер.
— И где он? — поинтересовался Уолтер, глядя поверх их голов, будто Джим Рейн мог сидеть сзади.
— Он присматривает за моей собакой, — сказал Юджин.
Уолтер уставился на Юджина. Тоном, требующим объяснений, он мысленно сказал: «Присматривает за твоей собакой?» И еще: «Твоя собака что, важнее чем?..» Но вслух произнес:
— Я вызывал вас всех пятерых.
Юджин сказал:
— Если собака остается одна, то переворачивает в доме все вверх дном.
Уолтер никогда не видел собаку Юджина, и ему стало любопытно, что это за чудовище. Однако он не отклонился от темы:
— Почему Клоп?
— Потому что он стал напиваться и болтать лишнее, — объяснил Арлен.
— У тебя под носом разгуливает парень, который видел, как вы убили Флойда.
— Я ему все разъяснил. Он просек, что случится, если он пойдет в полицию.
— А Чарли Хоук?
— Чарли — могила. — Арлен кашлянул и продолжил: — Не понимаю, какое это имеет отношение к делу. Это касалось только меня и Флойда. Так что я не понимаю, как это может касаться тебя.
— Это касается меня, — сказал Уолтер, — потому что ко мне может нагрянуть полиция. Думаю, случись такое, копы не найдут ничего, что бы указывало на то, будто я связан с вашим бизнесом. Но никогда нельзя быть абсолютно уверенным в чем-либо, не так ли? А что, если кого-либо из вас застукают на чем-либо — не важно на чем — и этот кто-то заложит меня, чтобы ему скостили срок, или вообще всех вас?