Елена Миронова - Возвращение
Тофик опустил голову. Он никогда не будет сожалеть о том, что встретил Настю. И пусть поначалу они встречались только с подачи Шахида, постепенно он привязался к этой девушке и влюбился в неё. У них было немало славных и сладких минут, и разве можно их стереть?
— Забудь её, — произнесла Жанна. — Поверь, так будет лучше для тебя.
— Я знаю, — кивнул Тофик, — только как это сделать?
— Расскажи очередной анекдот, — улыбнулась Жанна. — Это то, что ты умеешь делать лучше всего!
Тофик с готовностью переключился на уже не слишком свежую историю якобы от Союза журналистов России : «Вы всё ещё кипятитесь из-за розовых кофточек? Тогда мы идём к вам!»
Анекдот был связан с недавним скандалом одного из монстров шоу-бизнеса и журналистки из Ростова, которую заслуженный деятель заслуженно послал куда подальше, попутно прокомментировав одежду и фигуру журналистки. Мудрый народ связал воедино и скандал, и набившую оскомину рекламу порошка.
Но Тофик не совсем был согласен с Жанной. Он был уверен, что есть кое-что, что он умеет делать лучше, нежели рассказывать анекдоты. Однако в приличном обществе, к тому же в присутствии дам, вслух об этом не говорят…
— Фу, картошка пересолена, — скривился Антон. — Ты что, в первый раз готовила пюре? — обратился он к кухарке Галине.
Женщина работала в доме Резников уже несколько лет, и ещё никто никогда ни в чём её не упрекал и не жаловался, что блюдо невкусное.
— Не может быть, — пробормотала она, — я же положила соли ровно столько, сколько всегда кладу!
— Ну попробуй сама, это же отвратительно, — бушевал Антон, — убери!
Он сунул ей в лицо свою тарелку. Галина взяла тарелку, унесла её на кухню и попробовала пюре. Ну и что он лжёт? Соль действительно неприятно обожгла язык, но только с одной стороны, к тому же сверху. Да он сам пересолил, небось, тряс солонкой над тарелкой, а теперь издевается! Самодур!
Галина вернулась в столовую с достоинством. Она не собиралась с ним спорить.
— А по-моему, нормальная, — пожал плечами Павел, поедая пюре с котлетами по-киевски.
— И вправду солоновата, — засуетилась Любовь Андреевна, защищая своего старшенького.
Резник пустым взглядом окинул эту парочку. Это становится уже смешно. Люба, как наседка, подхватывает каждое слово Антона, по первому его зову бежит навстречу и сорит деньгами, угождая ему. Она уже купила парню спортивный красный «ягуар», кучу дорогой одежды, и того и гляди, приобретёт ему дом по соседству. Хотя это вряд ли: она очень хочет, чтобы он жил в этом доме.
Пюре было в меру солёным, воздушным и вкусным, как и всегда. Кухарка отлично умела готовить. Она добавляла в пюре горячее молоко и сливочное масло, потом долго взбивала массу миксером, и блюдо становилось нежным и воздушным.
Резник с сожалением немного оставил на тарелке, потому что в последний год ему приходилось следить за весом, и попросил у Галины кофе.
— Анатолию Максимовичу вон тоже не понравилось, — сразу же сказал Антон, — пюре осталось!
— Я просто наелся, — ровным тоном ответил Резник, ободряюще улыбаясь кухарке.
В этом доме не любили скандалов, и старались их избегать любыми способами, особенно неприятностей с прислугой. Поэтому и работали здесь только проверенные люди, и уходить не собирались.
— Странно, что не понравилось тебе, — осторожно добавил Анатолий Максимович, — наверняка в детдоме вам давали серую клейкую массу вместо нежного, кипельно — белого и воздушного пюре.
— Тогда всё было по-другому, — улыбнулся Антон через силу. — И вообще, уже столько лет прошло. С тех пор я не раз едал пюре повкуснее…
Он не собирался вступать в прения с хозяином дома. Это было бы весьма непредусмотрительно.
К кофе была подана творожная запеканка.
— Я не ем творог, — с обидой вдруг сказал Антон, вновь набросившись на кухарку, — и говорил тебе об этом неоднократно!
Галина вздрогнула. Он и в самом деле говорил, что не ест блюда из творога, но она совсем выпустила это из головы. Обычно семья с удовольствием поедала её творожные запеканки с изюмом и курагой, и она по привычке приготовила именно такую на десерт.
— Ну что же ты, Галя, — укорила её Любовь Андреевна, — впредь, пожалуйста, не забывай о вкусовых пристрастиях моего сына!
За столом повисло гнетущее молчание.
— Ой, у нас же пирог яблочный остался, — всплеснула руками растерявшаяся кухарка. — Я сейчас принесу, там как раз найдётся кусочек для Антона! Вам подогреть? — заботливо вопросила она у парня.
— Вчерашний пирог? Ты предлагаешь мне пирог, испечённый вчера?
Антон взглянул на Галину, словно она предложила ему слизать сливки с её груди, или станцевать нагишом на столе, или что-то не менее непристойное.
Он отбросил салфетку, лежащую у него на коленях, и поднялся из-за стола, с шумом отодвинув стул.
— Прислуга в этом доме совсем распоясалась, — недовольно проговорил он. — Неужели некому за этим проследить?
— Тем более что завтра у меня день рождения, — поддакнула Мила, — и я хочу, чтобы всё было на высшем уровне. Я уже пригласила подругу…
— Своего дядю, что ли? — вырвалось у Резника.
Глубоко мужественный человек, он презирал людей нетрадиционной ориентации, и желал как можно реже видеть подобные экземпляры в своём доме.
— Нет, просто подругу, — кротко ответила Мила. — Я не хочу закатывать большую гулянку, потому что вы не любите вечеринок. Поэтому у нас будет обычный домашний ужин. Так что Антон прав, прислуга не должна забывать о своих обязанностях. Кстати, почему бы нам не устроить праздник по случаю появления Антона и, так сказать, воссоединения семьи? Можно было бы совместить с моим днём рождения! — внезапно добавила она.
Любовь Андреевна просияла. Всё, что касалось её старшего сына, приводило её в неописуемый трепет и восторг. Она даже не озадачилась вопросом, отчего же тщеславная Мила согласна совместить свой день рождения с чужим праздником.
Правда, у Милы на этот невысказанный вопрос был ответ, который она не собиралась озвучивать.
Антон взглянул на Милу. Их глаза встретились, и они слегка улыбнулись друг другу. У них была общая тайна.
— Деточка, не плачь, — депутат Госдумы Владимир Ильич Ковалёв сам чуть не плакал, утешая Марину.
Он гладил её по голове, и утирал слёзы, которые она проливала вот уже битый час.
— За что ты так со мной поступаешь? — рыдала она. — Разве я не достойна быть женой, а не любовницей? Мне мало этих редких встреч, я хочу быть с тобой всегда!
— Но я и так всё свободное время провожу с тобой, — растерялся Ковалёв.
Он, как и многие мужчины, боялся женских слёз и терялся перед плачущими женщинами.
— Мне этого мало, — завопила Маринка и принялась стучать ногами по полу, как ребёнок, которому не покупают игрушку или не дают шоколадку.
Ковалёв подошёл к окну и закурил свою трубку. Видно, не судьба ему бросить курить.
Он был расстроен. Жена шантажировала его, Марина, со своей стороны, не хотела понимать. Что же ему делать? Он не может подвести Резника, поверившего в него. И поэтому не может развестись с Галиной. Следовательно, не может жениться на Марине. Во всяком случае, пока.
— Понимаешь, — в который раз уже объяснял он, — если Галка сделает так, как обещала — а я верю в то, что она это обязательно сделает, значит, с меня снимут депутатский значок. Разве ты этого не понимаешь? Я останусь ни с чем!
Марина утёрла слёзы.
— Значит, ты сможешь жениться на мне, только, если с твоей женой что-то случится?
— То есть? — он был в замешательстве.
— Ну, как я понимаю, она не откажется от своих притязаний и требований. Значит, остаётся только… ну, сам понимаешь, мы все не вечные!
— Ну да, — растерянно проговорил Ковалёв, — конечно, я не женюсь на тебе только из-за Галины. И, если она успокоится, то я смогу с ней развестись!
Он старательно не думал о последних словах подруги.
— Ясно, — Марина деловито утёрла слёзы и закурила.
— Ты куришь? — воскликнул скандализованный Ковалёв.
Его Мариша была девочкой нежной и тонкой, она не пила и не курила, не ругалась, и вообще словно сошла с небес.
— Я только начала, — растерялась она, торопливо затушив сигарету и старательно кашляя. — Такой стресс — свидания с тобой!
Владимир Ильич моментально поверил в то, что девушка закурила в первый раз. Он не стал спрашивать, каким образом пачка сигарет оказалась на её столе. Он просто привлёк к себе и поцеловал, стремясь отогнать от себя неприятные ассоциации, связанные с её странными вопросами о его жене. Но объятия юной подружки очень быстро способствовали этому.
Мила обнималась с Антоном в его комнате.
— Ты закрылся? — вдруг встревожилась она.
— Не бойся, сюда никто не посмеет войти! — улыбнулся он.
Мила тоже улыбнулась. Антон так выдрессировал прислугу, что горничная не заходит к нему в комнату для уборки без предварительной договорённости. А Любовь Андреевна тоже долго стучится в дверь, прежде чем войти. Так что оснований для волнений не было.
