Кирилл Казанцев - Роман строгого режима
— Ванька, ты чего тут гремишь, ремонт затеял? — выбрался из спальни коллега. Но гуттаперчевое тело злоумышленника уже метнулось к выключателю, погас свет.
— Э, блин, ты чё тут? — И растерянного копа вдруг схватили за рукав, выбросили на середину помещения, и завертелась веселая карусель! Впрочем, недолгая: рубящий удар ладони, и ошеломленный служитель закона испытал потрясающую боль, когда с хрустом переломилась ключица! Он отлетел в сторону, чтобы не мешался. А из комнаты с хозяйским хламом, издавая встревоженный крик, уже ломился с фонарем третий. Неодолимая сила отобрала у него металлический фонарь и треснула им же по лбу. Раскололась лобная кость — и лишь резиновая оплетка спасла несчастного от летального исхода. Он хрипел, фонтаном брызгала кровь, и уже куда-то летел, вращаясь, сшибая стулья, стол, прочую неказистую мебель…
Шум услышали с улицы. Копы, стоящие снаружи, уже сообразили, что происходит что-то незапланированное. Старикан сподобился оказать сопротивление? В его-то возрасте? Топали подошвы, обитые стальными пластинами. Двое ворвались в дом, пробились через сени, учиняя немыслимый грохот, и ворвались в горницу. Вспыхнул свет — сражаться в темноте с превосходящими силами противника становилось неудобно. Двое перелетели через порожек, замерли в недоумении. Беспорядок, мебель разбросана, черный провал подпола, тела их коллег в «соблазнительных» позах… И снова заработала безжалостная мясорубка. Навалилось что-то сбоку, врезало по почкам полицейской дубинкой. Младший сержант с густыми бровями охнул, согнулся вопросительным знаком. А его напарник уже кувыркался к разверзшейся дыре в подполье. Промахнуться он не мог — именно туда его и направляли, ухнул в эту дыру, зацепился за края, истошно визжал. Злоумышленник был уже над ним, коп узрел над собой суровый каменный лик, пятку, летящую в глаза… Его буквально утрамбовывали в люк, ломались кости, кровь хлестала рекой… А злоумышленник уже летел к младшему сержанту, крайне медленно выходящему из «пике». Схватил его за грудки, встряхнул, провел подсечку и швырнул мордой о стену…
В дом ломились другие, но преступник решил не искушать судьбу. Достаточно для первого раза. Он распахнул окно, воспользовавшись смазанным шпингалетом. Упругое тело перекатилось через подоконник и выпало на улицу с задней стороны дома. Шарахнулась личность в погонах, стерегущая окно. Удары сыпались как из рога изобилия — по лицу, по корпусу… Он отступал, подломились ноги — последний удар четко в переносицу отправил копа в нокаут. А из-за угла летел еще один, рвал затвор короткого автомата, заполошно вертел головой. Злоумышленник сидел на корточках рядом с поверженным телом, нащупал кирпич, врытый в землю ребром — целая вереница ему подобных отгораживала садик от дорожки вдоль дома. Он расшатал его, вытащил, резко замахнулся…
Страж правопорядка увидел звезды — и не только в небе. Кирпич вонзился в голову, нанося увечья, несовместимые с дальнейшим прохождением службы. Коп упал на колени, что-то хрюкнул и завалился в кустарник. «Как дыней по хлебальнику», — подумал злоумышленник и рванулся с низкого старта к ограде. Он перелетел через штакетник, красиво приземлился и припустил по узкому переулку к опушке, которая была неподалеку. За спиной гремели выстрелы, будоража сонный поселок, метались люди — их осталось слишком мало, чтобы наладить погоню. А злоумышленник вырвался из населенного пункта, прыгал по кочкам, приближаясь к лесу. Ориентир — трехрукая береза, расщепленная молнией. Он вбежал в лес по заранее отмеченной тропке, перепрыгнул через гору бурелома и спустя минуту уже съезжал по склону лощины, балансируя руками. Сто метров на запад по рыхлой пади, изобилующей клыкастыми корнями, рухнул в пушистый вереск, плетущийся по склону, перевел дыхание. Неплохой забег. Из-под обрыва кто-то выбрался, пристроился рядом, стал его ощупывать.
— Все в порядке, отец, — прохрипел Алексей, избавляясь от излишков скопившейся слюны. И мстительно усмехнулся. — Семь покалеченных копов — ощутимый удар по закону и порядку в отдельно взятом районе… Сделал всё, как ты просил — все живы.
— Господи, сынок, как тебе удалось — против такой-то армии? — Дмитрий Иванович волновался, он тяжело дышал, усмиряя сердцебиение.
— Работала «система видеонаблюдения», батя, — засмеялся Корчагин. — Это не полицейские — это какие-то пробковые деревья. Ничего, в следующий раз будут умнее.
— Теперь ты их точно разозлил…
— Не спорю, батя. Империя зла. Теперь она конкретно зла…
Они смеялись — сначала робко, потом громче, хлопали друг друга по плечам. Отец издал протяжный вздох, опустился на колени.
— Это славно, Алексей, — резюмировал он, — что ты снова всыпал этим нелюдям. И что у нас дальше? — крякнул Дмитрий Иванович, исполняясь боевого духа. — Чем мы еще готовы удивить противника?
– Не мы, а я, – поправил Алексей. – Ты, батя, давно уже вышел из призывного возраста. Извини, но дальше работать буду сам. Имеется план, имеется сценический реквизит. Держи, – он покопался в рюкзаке, который временно таскал его отец. – Это сотовый телефон – зарядки хватит на несколько дней, мой номер – первый и единственный. И не говори, что забыл, как пользоваться этими штуками, – я помню, ты был крут, вы с мамой первыми в Аргабаше в конце девяностых обзавелись мобильниками. А сейчас думай – где мы можем тебя спрятать, чтобы не нашли плохие парни? Друзья, знакомые, заброшенные благоустроенные сеновалы? И пошли скорее отсюда. Как бы в этом теплом месте не стало жарко…
— Лев Михайлович, к вам посетитель, — сказала в трубку секретарша. — Пенсионер, его фамилия Нежданный, ему нужна консультация по поводу продажи дома…
— Хорошо, Нина Олеговна, пусть заходит, — раздраженно скривился мужчина. — Надеюсь, он сегодня последний. Не забудьте после консультации отправить его в кассу.
Он откинулся в кресле, на минуту закрыл глаза, потом издал прерывистый вздох, припал к монитору и принялся отыскивать нужный документ. Он носил неплохой костюм, но выглядел неважно — худой, с землистым лицом, практически состарившийся — все лицо господина сверху донизу изрыли мелкие морщинки. Он погрузился в документ, такая уж работа у человека — уметь заниматься несколькими делами одновременно. Скрипнула дверь, он покосился на сутулого пенсионера с палочкой, в заштопанной жилетке. Тот, прихрамывая, протиснулся в кабинет, улыбнулся высушенной улыбочкой — мол, простите, что отрываю.
— Здравствуйте, Лев Михайлович… — у него был трескучий, какой-то надломленный голос.
— Присаживайтесь, — буркнул хозяин кабинета, указав на стул. — Подождите минуту.
— Конечно, конечно, — забормотал посетитель. — Вы занимайтесь своими делами, я подожду… — Он сел на краешек стула и пристроил тросточку между колен.
Адвокат Курганов Лев Михайлович был сегодня не в духе. Слишком много мелких неприятностей, он плотно загружен делами, от которых не отвертеться — если он, конечно, не хочет вылететь из этого кабинета. Неприятные предчувствия, беспокойство. Еще эта благотворительная деятельность… Он бегло просматривал документы, делая мысленные зарубки. Затем потянулся к Уголовному кодексу, лежащему на столе, открыл страницу с закладкой, восстановил в памяти содержание статьи, задумался, позабыв о присутствии постороннего.
— Я тут временами задумываюсь, Лев Михайлович… — пробился через думу сухой, но уже изменившийся голос, — о происхождении слов «правоохранительный» и «правозащитный». Вроде бы похожие слова, этимологически близкие, а как ни крути, смысл у них диаметрально противоположный…
— Простите, что? — выбрался из задумчивости адвокат и рассеянно уставился на посетителя. Тот сидел, не шевелясь, придерживал тросточку между ног, посматривал на адвоката с виноватой улыбкой.
— Нет, нет, ничего, Лев Михайлович… Разве я что-то говорил?
Очень странно. Адвокат отбросил оцепенение, поморгал и снова воззрился на пенсионера. Что-то не так у мужчины было с лицом. Нижняя половина не соответствовала верхней…
— Гражданин Незванный, говорите? — он закашлялся, в горле пересохло.
— Нежданный, — поправил пенсионер. — Что, в общем-то, одно и то же. В отличие от упомянутых определений.
Произошла возмутительная метаморфоза! Он сдернул что-то с нижней части лица, неприятный звук, словно отдирали липучку, — и теперь на адвоката смотрел другой человек! Глаза сверлили насквозь, взирали насмешливо, в корень, злобная ухмылка поползла на сторону, коверкая лицо. Адвокат почувствовал, что захлебывается. Ужас хлынул из всех пор — он побагровел, натужился… и вдруг рывком распахнул верхний ящик стола, где хранил на особый случай травматический пистолет, выхватил его, нацелил на человека, сидящего напротив!
Человек засмеялся, а у адвоката задрожала рука. Он с изумлением уставился на то, что в ней держал. Это был не пистолет, а плоская коньячная бутылочка! Он хранил ее в ящике рядом с пистолетом и часто использовал по назначению, в отличие от последнего. Не то схватил! Рука тряслась, бутылочка выскальзывала. И не успел он исправить свою оплошность, как взлетела тросточка инвалида, ткнулась под ключицу и там застыла, доставляя сверлящую боль.
