Стивен Кинг - Джойленд
— Спасибо, пока терплю.
— Я знаю. Я видел, как ты себя ведешь, и мне это нравится. Но Эдди — это тебе не средний случай.
— Он любит наезжать на людей, — сказал я.
— Да, но вот что хорошо: поскреби любителя позадирать людей, и обнаружишь труса. Обычно даже не очень далеко от поверхности. Тут есть люди, которых он боится, и вышло так, что один из них — я. Я ему уже разбивал нос и, не задумываясь, разобью еще раз. Я только хочу сказать, что если настанет день, и тебе захочется вздохнуть свободно, я тебе в этом помогу.
— Можно я кое-что спрошу насчет него?
— Валяй.
— Почему он всегда в перчатках?
Лэйн засмеялся, нахлобучил котелок и сдвинул набекрень, как всегда.
— Псориаз. У него все руки как в чешуе, во всяком случае, он так говорит; сам я и не помню, когда в последний раз их видел. Говорит, без перчаток он их расчесывает до крови.
— Может, он от этого такой злой.
— Скорей наоборот: плохая кожа от плохого характера.
Он постучал по виску.
— Голова управляет телом, вот как я считаю. Ладно, Джонси, давай за работу.
Подготовив «Колесо» к зимней спячке, мы перешли к системе орошения. К тому времени, как мы прочистили трубы сжатым воздухом и напоили водостоки несколькими галлонами антифриза, солнце уже заходило за деревья к западу от парка, а тени удлинились.
— На сегодня достаточно, — сказал Лэйн. — Более чем. Давай я подпишу твою карточку.
Я стукнул пальцем по часам, которые показывали всего лишь пятнадцать минут шестого.
Лэйн улыбнулся и покачал головой. — Я с чистой совестью напишу тебе шесть — ты сегодня переделал работы часов на двенадцать, пацан. По меньшей мере.
— Ладно. Но не называйте меня пацаном. Это он так меня называет. — Я махнул головой в сторону «Дома страха».
— Я запомню. А теперь давай карточку и уматывай.
К вечеру ветер немного поутих, но все равно был довольно свежим, когда я направился по пляжу домой. Во время таких вечерних прогулок мне нравилось наблюдать за своей длинной тенью на волнах, но в тот вечер я в основном смотрел себе под ноги. Я жутко устал. Мне лишь хотелось купить сэндвич с ветчиной и сыром в «Булочной Бетти» да пару банок пива в «7-11» по соседству. Поднимусь с ними в свою комнату, сяду на стул у окна и буду за едой читать Толкиена. Меня ждали «Две башни».
Поднять глаза меня заставил крик мальчика. Ветер дул в мою сторону, и голос я услышал отчетливо.
— Быстрее, мам! У тебя почти пол… — Тут он зашелся кашлем.
А потом:
— У тебя почти получилось!
Мама сегодня была на пляже, а не у себя под зонтиком. Она бежала в мою сторону, но меня не видела, потому что смотрела на воздушного змея, которого держала у себя над головой. Бечева от него тянулась к мальчику, сидевшем в своем кресле-коляске на краю пандуса.
Не туда, мамаша, подумал я.
Она отпустила змея. Тот поднялся на пару футов, шаловливо повилял из стороны в сторону, а потом рухнул на песок и заскользил по пляжу. Маме пришлось его догонять.
— Давай еще раз! — крикнул Майк. — У тебя поч… — кхе-кхе-кхе, резкий и сухой кашель. — У тебя почти получилось!
— Ничего подобного! — голос у нее был злым и усталым. — Чертова штуковина меня ненавидит. Давай лучше вернемся в дом и поуж…
У кресла-коляски сидел Майло и наблюдал блестящими глазками за вечерними упражнениями хозяйки. Завидев меня, он залаял и пулей ринулся с места. Я вспомнил пророчество мадам Фортуны в день нашей первой встречи: в твоем будущем есть маленькие девочка и мальчик. У мальчика собака.
— Майло, назад! — крикнула мамаша. Наверное, когда-то волосы у нее были заколоты, но теперь, после нескольких летных экспериментов, они прядями свисали на лицо, и ей то и дело приходилось их смахивать.
Майло не обратил внимания. Затормозив в облаке песка прямо передо мной, он сел на задние лапы. Я засмеялся и похлопал его по голове.
— И всё, дружок — круассанов сегодня не будет.
Майло тявкнул и засеменил обратно к мамаше, которая стояла по щиколотку в песке, тяжело дыша и недоверчиво на меня посматривая. Пойманный змей болтался у ее ног.
— Вот видите? — сказала она. — Поэтому я вас и просила его не кормить. Он у нас жуткий попрошайка и считает другом любого, кто даст ему хоть что-нибудь.
— Да я и сам довольно дружелюбный.
— Рада за вас, — ответила она. — Но нашу собаку больше не кормите.
На ней были бриджи и старая синяя футболка с выцветшей надписью. Судя по пятнам пота, заставить змея летать она пыталась уже довольно долго. И почему нет? Если бы мой ребенок был прикован к креслу-коляске, я бы тоже захотел подарить ему что-нибудь воздушное.
— Просто вы идете не в ту сторону, — сказал я. — И в любом случае бежать никуда не нужно. Не знаю, почему все думают, что надо бежать.
— Уверена, вы в этом разбираетесь, — сказал она, — но уже поздно и мне надо накормить Майка ужином.
— Мам, пусть попробует. Ну пожалуйста.
Немного постояв с опущенной головой и прилипшими к шее потными волосами, она вздохнула и протянула мне змея. Теперь я смог прочитать надпись на футболке: КЕМП ПЕРРИ ТУРНИР 1959 (В ПОЛОЖЕНИИ ЛЕЖА). На змее же изобразили лицо Иисуса, и я не смог сдержать смех.
— Шутка такая. Посторонний не поймет, — сказала она. — Не спрашивайте.
— Ладно.
— У вас одна попытка, мистер Джойленд, а потом я увожу сына на ужин. Ему нельзя мерзнуть. В прошлом году он сильно заболел и до сих пор не выздоровел, пусть он со мной и не согласится.
На пляже все еще было градусов семьдесят пять,[18] но я смолчал: у мамы явно не было сил на дальнейшие препирательства. Вместо этого я ей напомнил, что зовут меня Девин Джонс. Она подняла руки и тут же их опустила, мол, как скажешь, приятель.
Я посмотрел на мальчика.
— Майк?
— Что?
— Начинай наматывать бечевку. Я тебе скажу, когда остановиться.
Так он и сделал. Я пошел за змеем, а когда поравнялся с креслом-коляской, посмотрел на Иисуса.
— Ну, теперь-то ты у нас взлетишь, мистер Христос?
Майк засмеялся. Мама — нет, но я увидел, что губы ее слегка дернулись.
— Он говорит, что взлетит, — пообещал я Майку.
— Отлично, потому что… — Кхе. Кхе-кхе-кхе. Мама права, он все еще не выздоровел. Чем бы он там ни болел. — Потому что до сих пор он только песок кушал.
Подняв змея над головой, я повернул его к Хэвенс-Бэй и тут же почувствовал, как в него вцепился ветер. Змей заколыхался.
— Теперь, Майк, я его отпущу. А как отпущу — начинай снова наматывать бечевку.
— Но он же…
— Не боись. Но действовать надо быстро и четко. — Я старался сделать инструкции сложнее, чтобы мальчик почувствовал себя крутым и умелым, когда змей взлетит. И он взлетит, если только ветер не стихнет. Я очень надеялся, что этого не произойдет, потому что насчет одной попытки мама явно не шутила. — Змей поднимется. Как только поднимется, начинай отматывать бечевку. Но она должна все время оставаться натянутой, ясно? То есть если она провиснет, ты…
— Намотаю ее обратно. Понял — не маленький.
— Хорошо. Готов?
— Ага!
Сидя между мной и мамой, Майло наблюдал за змеем.
— Итак: три… два… один… поехали!
Мальчишка сгорбился в своем кресле, а на его ноги под шортами больно было смотреть, но руки у него были в порядке и он умел следовать приказам. Майк намотал бечевку — змей сразу взмыл вверх. Тут же он начал вытравливать — поначалу переборщил и змей нырнул вниз, но быстро исправился, и тот снова взлетел. Мальчик засмеялся.
— Я его чувствую! Чувствую, как он вырывается!
— Это ветер, сказал я. — Продолжай в том же духе, Майк. Когда змей поднимется чуть выше, ветер им завладеет полностью, а там уже просто следи, чтобы он не вырвался.
Он отпустил бечеву, и воздушный змей взмыл ввысь, сначала над пляжем, а затем и над океаном, поднимаясь все выше и выше в голубое сентябрьское небо. Я последил за ним какое-то время, потом рискнул взглянуть на женщину. Она не ощетинилась в ответ, потому что смотрела она только на сына. Не думаю, что я когда-либо видел столько любви и счастья на чьем-нибудь лице — потому что мальчик был счастлив. Его глаза сияли, а кашель прекратился.
— Мам, он как будто живой! — Так и есть, подумал я, вспоминая, как отец учил меня запускать змеев в городском парке. Тогда мне было столько же лет, сколько Майку, только ноги у меня были в порядке. Пока змей парит в вышине — там, где он создан парить — он действительно живой. — Сама потрогай!
По небольшому склону она подошла к деревянному настилу и остановилась около мальчика. Глаза ее не отрывались от змея, а рука поглаживала темно-каштановые волосы сына.
— Ты уверен, солнышко? Ведь это твой змей.
— Да, мой, но ты должна попробовать! Это так здорово!
Она взяла катушку, бечевы на которой оставалось все меньше по мере того, как змей поднимался вверх (теперь это был лишь черный ромб, лица Иисуса видно уже не было) и вытянула ее перед собой. Показалось, что на какое-то мгновение ей стало страшно. А потом она улыбнулась. Когда порыв ветра подхватил змея и заставил его накрениться сначала на левый, а потом на правый борт, она вся расплылась в улыбке.
