Бюро заказных убийств - Джек Лондон
– Но ведь вы убийцы, – не сдавалась Груня.
– Мы его друзья, поверьте, и представляем ту особую высшую форму дружелюбия, которая выше жизни и смерти. Уверяем вас, дорогая леди: человеческая жизнь – ничто, дешевле безделушки. Жизнь! Что она такое? Всего лишь пешка в игре общественной эволюции. Мы восхищаемся вашим отцом и уважаем его. Он гений! Только человек великого ума мог создать такую организацию.
– И все-таки вы пытаетесь его убить, – упрямо повторила Груня.
– Исключительно потому, что исполняем его приказ. Прошу вас, присядьте. – Луковиль до тех пор проявлял чрезмерное внимание, пока Груня наконец не опустилась в кресло, и продолжил: – Вот ваш друг, мистер Холл. Думаю, не станете отрицать факт дружбы и не назовете его убийцей. Меж тем именно он заплатил за устранение вашего отца пятьдесят тысяч долларов и тем самым, как видите, практически уничтожил нашу организацию. И все же мы не держим зла, а считаем его своим другом и уважаем как человека слова, честного, с твердыми этическими принципами.
– Разве это не чудесно, мисс Константин? – в восторженном экстазе воскликнул Хановер. – Дружелюбие обесценивает смерть! Закон справедливости! Поклонение справедливости! Разве подобный подход не вселяет надежд? Только подумайте! Будущее принадлежит нам – правильно мыслящим и правильно поступающим мужчинам и женщинам. Низкие порывы и животные инстинкты черни, любовь к себе и к тем, кто близок по крови и плоти, тают и растворяются перед высшей справедливостью… точно так же, как на рассвете тает и растворяется в солнечных лучах ночной туман! Торжествует разум, причем праведный разум! Когда-нибудь все люди научатся вести себя не по законам грязной плоти и смердящего болота, а по законам высшего праведного разума!
Груня склонила голову и вскинула руки в бессильном отчаянии.
– Опровергнуть невозможно, правда? – негромко, но торжествующе заметил Уинтер.
– Хаос неорганизованного мышления, – беспомощно признала Груня. – Этика, доведенная до крайности, до демагогического сумасшествия.
– Именно об этом я тебе говорил. Все они безумны, как безумен твой отец. Как безумны мы, пока слушаем и принимаем их мысли. Итак, что же теперь ты думаешь об этих джентльменах?
– Да, очень любопытно! – с улыбкой взглянул на нее поверх очков Хановер.
– Единственное, что могу сказать, – ответила Груня, – вы совсем не похожи на убийц. Что касается вас, мистер Луковиль, то готова пожать вам руку – собственно, как и всем остальным тоже, – если дадите слово, что оставите попытки убить отца.
– О, мисс Константин, вам еще предстоит долгий путь к свету, – с сожалением заметил Хановер.
– Откуда в вас этот страх перед убийством? – возбужденно переспросил Луковиль. – Смерть – ничто. Лишь звери, низменные темные существа боятся смерти. Дорогая леди, мы выше этого. Как носители чистого разума, мы четко понимаем, что есть добро и что есть зло. Нам ничуть не сложнее стать жертвами убийства, чем убить самим. Ведь убивают постоянно – на любой ферме, на скотобойне, да где угодно. Обычное дело.
– Кто не убивал комара? – запальчиво выкрикнул Старкингтон. – Кто одним движением грубой бесчувственной руки не разрушал изумительно тонко настроенный, изящный, обладающий способностью к физическим ощущениям летающий механизм? Если считаете, что смерть – это трагедия, то подумайте о комаре, о раздавленном комаре – воздушном чуде полета, уничтоженном с такой жестокостью, что даже авиаторам не снилась. Вы когда-нибудь рассматривали комара, мисс Константин? Право, зрелище переубедило бы вас. В качестве явления живой материи комар ничуть не менее прекрасен, чем человек.
– И все же разница существует, – возразил Грей.
– Конечно, существует, – согласился Старкингтон. – Я как раз подхожу к этому моменту. Так в чем же заключается разница? Прихлопните комара. – Ради усиления эффекта агент пару секунд помолчал. – Он убит, не так ли? И все. Его больше нет. Память о нем отсутствует. Но убейте человека – людей убивают постоянно, из поколения в поколение, – и что-то все равно останется. Что же именно? Не перипатетический организм, не голодный желудок, не лысая голова и гнилые зубы, а мысли. Королевские, царственные мысли! Вот в чем заключается разница. Мысли! Возвышенные мысли! Справедливые мысли! Разумная истинность!
– Подождите! – вскочив и взмахнув руками, крикнул Хановер. – Прихлопнуть! Принимаю ваше слово, Старкингтон. Грубовато, конечно, зато выразительно. Прихлопнуть! Предупреждаю, что прихлопнуть крошечную пигментную клеточку прозрачного крыла только что родившегося комара достаточно для того, чтобы нарушить равновесие Вселенной и заставить ее отклониться от центральных солнц к далеким звездам. Не забывайте, что и в пигментной клетке, и в последнем атоме из составляющего эту клетку миллиарда атомов существует космическая справедливость. То же самое относится и к несметному количеству составляющих атомы корпускул.
– Послушайте, джентльмены, – наконец не выдержала Груня. – Зачем вы здесь? То есть, не во Вселенной, а в этом доме? Принимаю все, что мистер Хановер так красноречиво поведал о пигментной клетке комариного крыла. Согласна, что убивать… прихлопывать комаров нехорошо, несправедливо и некрасиво. Но в таком случае как же логическим образом примирить ваше намерение совершить кровавое злодеяние и ваше присутствие в этом доме с только что изложенными этическими принципами?
В комнате поднялся шум: каждый из агентов бюро пытался объяснить свое видение мира.
– Эй, немедленно прекратите базар! – грозно прорычал Уинтер Холл, а потом повернулся к спутнице и категорично приказал: – Груня, сейчас же останови это безобразие. Ты готова сама вступить в абсурдную перепалку. Еще немного, и тоже сойдешь с ума. Достаточно пустых споров, джентльмены. Успокойтесь и забудьте теоретические разногласия. Пора перейти к делу. Где шеф – отец мисс Константин? Вы сказали, что он велел собраться здесь. Зачем вы пришли? Чтобы убить его?
Хановер вытер со лба пот, спустился с высот чистого разума и кивнул.
– Таково наше аргументированное намерение. Конечно, присутствие мисс Константин создает значительную неловкость, так что, боюсь, придется попросить ее удалиться.
– Вы чудовище, сэр! – воскликнула Груня. – Никуда не уйду, и пока я здесь, вы не посмеете убить моего отца. Ясно вам? Не посмеете.
– Но почему же здесь нет самого шефа? – осведомился Уинтер Холл.
– Потому что еще не время. Он сам позвонил нам и сказал, что явится ровно в десять. Уже почти десять.
– Возможно, он не придет, – предположил Холл.
– Он обещал – значит, придет.
Холл посмотрел на часы: без нескольких секунд десять. И прежде чем оставшиеся секунды истекли, дверь распахнулась и появился Драгомилов – бледный до бесцветности, в сером дорожном костюме, – обвел присутствующих внимательным взглядом обрамленных белесыми шелковистыми ресницами бледно-голубых глаз и проговорил монотонно-ровным голосом:
– Приветствую вас, дорогие друзья и братья. Вижу, что здесь собрались все за исключением Хааса. Где же он?
Не умевшие лгать исполнители
