Эд Макбейн - Крах игрушечной страны
— У нас было приглашение посетить Силвер-Крик.
— Мы добрались туда во вторник, около семи вечера…
— Сошли на берег…
— Позагорали…
— Часов в девять пошли поужинали…
— Там прекращают обслуживать в половине одиннадцатого.
— А закрывается ресторан на час позже.
— Я заказала изумительных омаров, — сообщила Бренда.
— А я — мясо под острым соусом.
— Закончили мы ужин бутылкой действительно хорошего шардоннэ.
— Примерно в половине двенадцатого мы пошли обратно на яхту.
— Просто шли себе не спеша, — сказала Бренда.
— Разговаривали о старых добрых временах.
— Нам уже изрядно хотелось спать.
Со стоянки разъезжались автомобили. Припозднившиеся посетители отправлялись по домам. Время от времени фары отъезжающих машин слепили Баннеров, когда те шли по пристани к своему эллингу. Движение постепенно затихло. Шум работающих автомобильных двигателей затих в сентябрьской ночи. Все смолкло, лишь волны тихо плескались о пристань и об борта яхт. Где-то звякнул об мачту тросовый талреп. Обычный морской шум. Звуки, которые любят яхтсмены.
Дорожка была освещена фонарями, напоминающими по форме грибы. Свет фонарей отражался в иллюминаторах пришвартованных яхт, мягко покачивавшихся на волнах. Яхта Баннерманов стояла в третьем эллинге. А «Игрушечка», как они припомнили, стояла в пятом. Это вполне соответствовало показаниям Чарльза Вернера. Он сказал, что поставил свою яхту в двенадцатый эллинг, в шести-семи яхтах от "Игрушечки".
Когда Баннерманы рука об руку проходили мимо роскошной яхты Толандов, кокпит все еще был освещен. Теперь там уже никто не сидел, но видно было, что в салоне горит свет. Это заняло минут десять. Баннерманы неспешно осмотрели встреченные по пути яхты, некоторые похвалили, другие обругали, и как раз дошли до яхты Толандов. Было без двадцати двенадцать, когда…
— Мы услышали выстрелы.
— Три выстрела из пистолета.
Я посмотрел на Баннерманов. Мало кому известно, как на самом деле звучит пистолетный выстрел. В фильмах даже самый мелкокалиберный пистолет стреляет с таким шумом, какой может произвести разве что снаряд, разорвавшийся прямо у вас над ухом. Не скажу насчет всех пистолетов, но я знаю, как звучит "трэйлсмен снаб" двадцать второго калибра, когда в тебя стреляют из автомобиля, стоящего на обочине.
Первая пуля вошла мне в плечо, вторая — в грудь, а куда вошла третья, я понятия не имею, потому что третьего выстрела я даже не услышал — возможно, потому, что я внезапно закричал от боли, захлебнулся от боли и провалился в глубокую черную яму. Звук пистолетного выстрела, швырнувшего меня в восьмидневную кому, был всего лишь слабым хлопком.
— На что был похож этот выстрел? — словно бы невзначай спросил я.
— Мы знаем, как звучит пистолетный выстрел, — сказал Джерри.
— У нас есть пистолеты.
— Мы каждую субботу ездим в тир.
— Это был не разрыв патрона в казенной части.
— Это были пистолетные выстрелы.
— И они доносились из салона яхты Толандов, — сказал Джерри.
— Три выстрела, — добавила Бренда.
— И что вы стали делать? — спросил Эндрю.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, вы сказали, что услышали три пистолетных выстрела…
— Да, правильно.
— И что вы после этого стали делать?
— Мы вернулись на свою яхту и легли спать.
— И никому не сообщили об этих выстрелах? — спросил я.
— Никому, — пожал плечами Джерри.
— А почему?
— Это было не наше дело.
— И когда же вы обратились к властям?
— Когда услышали, что этого человека убили.
— Бретта Толанда.
— Мы сразу же позвонили в прокуратуру и рассказали все, что знали.
— То есть, вы сказали, что во вторник вечером, в одиннадцать сорок слышали три выстрела, донесшиеся с яхты Толандов.
— Да.
— Да.
— А прокурор не спросил, почему вы сразу не сообщили об этих выстрелах?
— Спросил.
— И что вы ему ответили?
— Что мы не хотели связываться с вооруженным преступником.
— У вас на яхте есть телефон?
— Радио.
— Почему вы не воспользовались им и не сообщили…
— Мы не хотели ни во что впутываться.
— Но вы все равно оказались замешанными в это дело. Вы свидетельствовали…
— Теперь это уже не имеет значения.
— Это имеет значение для Лэйни Камминс. Если бы вы сразу сообщили об этих выстрелах, кто-нибудь мог бы задержать стрелявшего…
— Мы не сказали ничего такого, что могло бы связать эти выстрелы с мисс Камминс, — решительно заявил Джерри.
— Мы же не видели ее на яхте — чем ей могли повредить наши показания? — спросила Бренда.
— Я полагаю, у прокуратуры был какой-то свидетель, который может подтвердить, что мисс Камминс находилась на яхте в то время, когда мы слышали выстрелы, — сказал Джерри. — Вот поэтому важно было установить точное время. Как вы думаете?
— Да, возможно. Но если бы вы сразу же сообщили о выстрелах…
— Мы не могли этого сделать, — твердо сказал Джерри.
— Но почему?
— Просто не могли, и все, — сказала Бренда.
— Но почему? — снова спросил я.
— Мы не хотели, чтобы начались обыски.
— Обыски?
— Ну да. Чтобы кто-нибудь обыскал нашу яхту.
Я снова посмотрел на них.
— А почему вы не хотели, чтобы кто-нибудь поднимался к вам на яхту?
— Выключите эту штуку, — сказал Джерри и кивком указал на диктофон.
Эндрю нажал на "стоп".
Джерри посмотрел на жену.
Бренда согласно кивнула.
— У нас на яхте было немного травки, — сказал Джерри.
— Марихуаны, — пояснила Бренда, видимо, считая нас безнадежными тупицами. А как еще относиться к людям, которые в такую жару носят костюмы?
— Всего несколько унций, — сказал Джерри.
— Чтобы расслабиться и отдохнуть, — сказала Бренда.
— Мы были в отпуске.
— У себя на яхте.
— Там было совсем чуть-чуть, чисто для собственного употребления.
— Это никому не причинило никакого вреда.
"Да, кроме Лэйни Камминс", — подумал я.
Глава 6
Этта Толанд прибыла в нашу контору на Герон-стрит, 333, ровно в десять ноль-ноль. Одета она была довольно небрежно (мой компаньон Фрэнк потом высказал предположение, что она сделала это нарочно, дабы выказать нам свое презрение) — в босоножки на низком каблуке, простого покроя светлую блузу, и джинсы, подпоясанные кожаным ремнем с латунной пряжкой ручной работы, выполненной в форме львиной головы. Ее черные волосы были собраны на затылке и закреплены латунной заколкой. Темные миндалевидные глаза были слегка подведены, а больше никаких следов косметики не наблюдалось. С первого взгляда становилось ясно, что Этта Толанд намерена при первой же возможности послать нас ко всем чертям и заняться более важными делами.
Это не вызывало никаких сомнений.
Просто поклясться было можно.
Кроме нас, в кабинете находился еще Сидни Бреккет, адвокат мисс Толанд, и женщина из прокуратуры, которая, вероятно, должна была следить за тем, чтобы права Этты не нарушались, хотя обычно процедура дачи показаний под присягой производится в присутствии одного только адвоката, и никакого перекрестного допроса при этом не проводится.
Полагаю, если бы я задал Этте вопрос, нарушающий ее конституционные права — например, попросил пересказать беседу с ее психоаналитиком, — я бы тут же получил по голове и от Бреккета, и от миссис Хэмптон, которая носила широко распространенное имя Хелен. Но я вовсе не собирался затрагивать никакие скользкие темы, а если бы вдруг и забрался куда-нибудь не туда, Фрэнк сразу же пнул бы меня.
Должен заметить, что многие наши знакомые считают, что мы с Фрэнком похожи, хотя лично я не нахожу никакого сходства. Мне тридцать восемь лет, а Фрэнку сорок. Во мне шесть футов роста и сто восемьдесят пять фунтов веса, а во Фрэнке, соответственно, пять футов девять дюймов и сто шестьдесят фунтов. У меня длинное и узкое лицо, Фрэнк называет такие лица «лисьими». Свое он называет «поросячьим». С некоторых пор в его классификационной системе появились также «носороги» и "черепахи".
Я родом из Чикаго, Фрэнк — из Нью-Йорка. Да, действительно, мы оба темноволосые и кареглазые, и оба возглавляем фирму "Саммервил и Хоуп", но на этом наше сходство и заканчивается.
После этой истории с комой Фрэнк находится в лучшей форме, чем я.
На самом деле, сейчас кто угодно находится в лучшей форме, чем я.
И на самом деле, это меня очень сильно беспокоит.
Ни я, ни Фрэнк не знали, что Этта Толанд рассказала большому жюри.
Как и всякая дача показаний под присягой, эта процедура была сравнима с разведкой, нацеленной на добычу фактов, или, если хотите, с забрасыванием рыболовной сети. Но мы, как и любитель марихуаны адвокат-яхтсмен Джерри Баннерман, могли предположить, что благодаря Этте Толанд заместитель прокурора Питер Фолгер установил еще одно звено той безжалостной цепочки событий, которая связала Лэйни Камминс с убийством Бретта Толанда. Поскольку супруги Баннерманы засвидетельствовали, что в двадцать три сорок двенадцатого сентября они слышали выстрелы, я счел этот момент подходящей зацепкой и спросил у Этты, где она находилась в это время.