Андрей Воронин - Таможня дает добро

— Поняли.

Саванюк поднялся. Поднялись и таможенники. Лица у четверых мужчин стали напряженными. Так бывает, когда все уже готовы к делу, страшному, жестокому, и никому уже не дано повернуть назад.

Саванюк улыбнулся первым.

— Ну что приуныли? Не в первый же раз.

— Не в первый, — пробурчал Раймонд, — но мне уже, честно говоря, становится страшно.

— За вами столько, — засмеялся Саванюк, — что одним больше, другим меньше…

— Лучше уж молчи, — напомнил белорусский таможенник.

— Завтра, как договаривались. Место на карте запомнили?

— Место мы это знаем.

— Тогда пока, — и как‑то уж очень легкомысленно бывший полковник махнул рукой, словно прощался с девушкой, а не с крутыми мужиками.

Он шагнул в ночь, и вскоре огни его «Жигулей» скрылись за поворотом.

— Выпить хочется, — сказал латыш, Потирая сухие ладони.

Он чувствовал, как похолодели его руки, хотя вроде и ночь была теплой, и печь в вагончике топилась.

— Дел много, — пробурчал его белорусский коллега, — выпьем лучше потом. Тебе, Раймонд, еще домой смотаться надо. Переговори с тем, кто товар обещал купить. А то куда мы его потом в Латвии денем? Если до рассвета фуры не спрячем, можем попасться.

— У меня все чики–чики, — дрожащим голосом отвечал латыш. — Мы — горячие латышские парни, все быстро делаем и если уж слово свое дали, то назад его никогда не берем, не то, что вы, славяне.

— Ты насчет славян особенно не вякай, — возмутился сержант таможенной службы, — мы все одним миром мазаны. Были бы разные, ты бы с нами на дело не пошел. А то, что паспорт у тебя другой и к фамилии дурацкий «ас» в конце приписан, так это дела не меняет. Жил бы я на той стороне, тоже бы латышом записался, не дурак. Дал бы сотку баксов кому надо, и мне бы все в лучшем виде выправили.

— Соткой у нас теперь не обойдешься, — резонно заметил Раймонд.

— Дал бы две. Да и штуку дал бы, лишь бы в таможню на службу взяли. Я уже иначе себе жизнь не представляю, привык богато жить.

— А с виду не скажешь, — заулыбался латыш, — ходишь в отрепьях, словно бомж какой‑то.

— Это я на службе так хожу, да еще если в городе бываю. А видел бы ты меня, когда я в Питер наезжаю или в Ригу отскакиваю оттянуться, не узнал бы. Все бабы мои!

— Дурак, если светишься, — мечтательно сказал сержант, поглаживая цевье автомата.

— Ну да ладно. Нам тут в лесу приготовить кое‑что надо, а тебе за Двину плыть.

— За Даугаву, — поправил его Раймонд.

— Это как кому.

Таможенники неохотно поднялись, погасили свет. Им не хотелось выходить в прохладную ночь из теплого, хоть и накуренного вагончика. Но не будешь шевелиться, не станет и денег. Под лежачий камень вода не течет, но и катящийся камень мхом не обрастает. Эти истины таможенники усвоили твердо и поэтому практически никогда не спорили с Саванюком, когда тот предлагал им хоть и преступную, но выгодную сделку.

Без него бы они, возможно, пропали. Перебивались бы мелкими взятками, а тут дело такое, чем чаще берешь, тем больше шансов попасться. Лучше брать у надежных людей, редко и сразу помногу. А за три фуры они оторвут изрядный куш, Саванюк не поскупится.

* * *

Шоферы и бизнесмен Виктор Иванов промаялись целый день. Им было не по себе в опустевшем военном городке. Спать уже не хотелось, пить было нельзя. Они прекрасно помнили узкую, проложенную военными в лесу дорогу, на которой если зазеваешься, то окажешься в топкой грязи болота, а из нее без гусеничного трактора тяжелую фуру не вытащишь.

Времени же на пересечение границы у них была только ночь, до рассвета фуры должны исчезнуть на территории Латвии. Если же встретишь рассвет на чужом берегу, то жди неприятности: или полиция нагрянет, или вертолет пролетит, заметит.

Солнце уже коснулось поросшего низким кустарником болота, в низинах клубился туман, а Саванюка все не было. Иванов все глаза проглядел, пытаясь отыскать на дороге машину бывшего полковника — скромные «Жигули».

Саванюк же появился абсолютно неожиданно, непонятно откуда, просто взял и вышел из‑за угла здания. Иванов даже вздрогнул, когда бывший полковник резко окликнул его.

— Что, заждались?

Послышался вздох облегчения, и Виктор Иванов радостно бросился к Саванюку:

— Я уж заждался, думал, сорвалось что‑нибудь.

— Со мной всегда порядок будет, — засмеялся Саванюк, похлопывая Иванова по плечу.

Но глаза его, несмотря на улыбку, оставались холодными и, как показалось Виктору, даже колючими.

— Ты же знаешь, у тебя, как у бизнесмена, одна работа, а у меня — другая. Пришлось ребят объехать, предупредить, со всеми договориться. Пришлось посоветовать, чтобы на нашей дороге они лишний раз не появлялись.

— И как, удалось?

— Если бы не удалось, меня бы здесь не было. Так что пока все чики–чики. А раньше сумерек мне появляться тут ни к чему. Ребятам скажи, пусть машины выгоняют, минут через сорок тронемся. Вот только солнце сядет — и в путь.

Вскоре уже урчали моторы трех «КамАЗов». Машины выстроились одна за другой в короткую колонну. Бывший полковник уже смотрел на них хозяйским глазом, как на свою собственность.

— Знаешь, Иванов, что они мне напоминают?

— Ну?

— Колонну с гуманитарным грузом. Тут в начале перестройки много таких проезжало, все с запада на восток гнали. И как в бездонное болото все проваливалось.

— Наверное, неплохо тогда поживились?

— Да нет, — огорченно махнул рукой Саванюк, — поживились другие. Я тогда дураком был, все думал, Советский Союз скоро восстановится и мои погоны снова пригодятся. А теперь посмотри, что осталось от военной базы — мерзость запустения, — произнес свое любимое словосочетание Саванюк и рванул дверцу «КамАЗа» — В путь! Ты, Иванов, со мной садись, впереди поедем, а ребята пусть не отстают. Заплутают, так ночью их черта с два отыщешь, и пусть никто фары не включает, а только подфарники.

Сумерки уже сгустились настолько, что не было видно горизонта, а ветви деревьев сливались с темным ночным небом. Саванюк насвистывал себе под нос незамысловатую мелодию, Иванов упрямо молчал и нервно курил одну сигарету за другой, сбрасывая пепел под ноги. Он вновь сидел на неудобном капоте между водителем и бывшим полковником. Снизу нещадно пекло, двигатель работал на больших оборотах, хотя машины медленно ползли по военной дороге на низких передачах.

— Что‑то ты, Иванов, грустный какой‑то стал? — Саванюк вновь хлопнул его по плечу, отчего длинный столбик серого пепла упал прямо на колено бизнесмена.

Он нервно стряхнул; его и увидел неприятный профиль бывшего полковника, словно вырезанный из желтоватого картона и наклеенный на черный бархат.

— Не грустный я, а сосредоточенный.

— Впервой, что ли, тебе границу нелегально пересекать?

— Впервой, — признался Иванов, повторив дурацкое слово.

— А я иногда дважды за ночь туда мотаюсь, и ничего, жив, еще ни разу не попался. Главное — знать слова волшебные и денег не жалеть. Вот ты не пожалел, тебя проведут, а если бы зажался, то ехал бы сам, и наверняка тебя остановили бы где‑нибудь посреди леса. Да что посреди леса, ты бы даже в погранзону не въехал, тебя бы в вагончике не я ждал, а ребята с автоматами. Ты бы документы показал, они бы померили, где колеса задней машины, и выяснилось бы, что стоят твои фуры уже в погранзоне, а значит, товары и машины конфисковали бы без суда и следствия. Продали бы по дешевке, потом бы правду в судах искал, хрен нашел бы. Здесь, в Беларуси, это очень модно: то журналистов российских на границе повяжут, в тюрьму посадят, словно они шпионы какие, то честных коммерсантов хватать начинают. А то и просто тех, кто по дороге путешествует. Нашли у человека в машине килограмм сала, значит, продовольствие вывозишь. Машина и сало — в доход государства. Блок сигарет везешь, тоже заберут вместе с машиной, канистра с бензином в багажнике стоит — значит, стратегическое сырье вывозишь. И снова гол как сокол. Штраф выпишут, и без денег, без машины иди пешком в свою Россию.

— И что, здесь всегда так?

— Смотря с кем связываешься, — ехидно засмеялся Саванюк.

У Иванова сложилось такое впечатление, что Саванюк заговаривает ему зубы, чтобы притупить страх. Иванов и в самом деле боялся.

— Я, как добрый человек, только хороших людей через границу перевожу. Посмотрю на человека, гляну ему в глаза, и все мне становится ясно. Я его душу насквозь вижу, как рентгеновским аппаратом просветил, — и тут же невпопад добавил: — Оружие с собой не везете?

— Нет, что вы!

— Это правильно. Я тоже ничего не везу, — Саванюк похлопал себя по бокам. — Одна статья, если за банальную контрабанду прихватят, совсем другое — если за оружие. Да и пистолет — такая сволочная штука, что носишь, носишь с собой, а потом он непременно выстрелит в того, в кого не следовало. Бах, трах — и труп. Самое интересное, что стрелять будешь не целясь, абсолютно уверенный, что пуля в темноту уйдет, а попадешь или в голову, или в сердце. Так всегда бывает. Эй, поосторожнее, — крикнул Саванюк водителю, — там, у речушки, поворотик небольшой и дорога разбита. А на мосту давно уже ограждения украли, смотри не свались в речку.