Кирилл Казанцев - Реанимация закона
Антон стоял столбом, наблюдая, как два специалиста потрошат системный блок компьютера и о чем-то рассуждают. Пашка вытащил из своей сумки какие-то детали, обложился проводами. Еще через некоторое время он озвучил свое резюме. По его мнению, в самом деле полетел жесткий диск, и информацию, которая на нем была, уже не восстановить. Они стали спорить с Олегом, что можно сделать, а Антон, вдруг сославшись на неполадки с животом, пошел в туалет, постоял там, оперевшись о стену, потом спустил воду и вышел. Марина, как настоящая хозяйка, поспешила открыть ему дверь в ванную и показала, каким полотенцем можно вытереть руки. Антон включил воду и повернулся к ней. По лицу женщины он понял, что разговор состоится и что все не так просто.
– Я не знаю, как вам и сказать, – начала Марина, немного помявшись и несколько раз оглянувшись в сторону комнаты. – Вы уж не думайте о нас очень плохо.
– К вам приходили? – сразу же предположил Антон. – Вам угрожали? И по поводу как раз того ДТП, свидетелями которого вы были?
– Я не знаю, как они нас нашли, – вместо ответа быстро заговорила она. – Двое приходили, с Олегом в комнате недолго побеседовали. А потом, когда ушли, он и сказал мне, что жить нам спокойно не дадут, что плетью обуха не перешибешь. Я пыталась расспросить, а он только отнекивался. А потом придумал с компьютером. Он ведь сам его сломал, только вы уж меня не выдавайте. Не хочет он свидетельствовать, понимаете? И не сознается он вам. Мужики ведь очень не любят признаваться, что боятся, всегда оправдание себе придумывают.
– Ладно, я понял, – тихо произнес Антон. – Опишите этих двоих, которые приходили.
– Один такой моложавый, лет тридцать. Прическа еще такая аккуратная, как у военных или у чиновников. Сзади короткая, скобочка ровненькая, словно вчера из салона, а челка чуть набок зачесана. Светлые такие волосы. Рост – чуть пониже вас, сухощавый. И говорит, чуть шепелявя, что ли.
– Хорошо, – похвалил Антон. – Глаз у вас как алмаз.
– Так он со мной стоял и шутил минут десять, вот я его и рассмотрела, подлеца. А второй молчаливый. Он с Олегом дольше в комнате разговаривал. Потом, когда уходили, я пыталась с ними еще разговор завести, так светлый все отшучивался, а второй молчал, как сыч. У него голова такая неприятная, обритая. Наверное, лысеет, вот налысо и бреется. Сейчас это модно. И взгляд у него такой, немного из-под бровей. Вроде всегда бычится немного. И лицо квадратное.
– А возраст второго?
– Тоже лет на тридцать тянет, а может, чуть постарше. И вот еще что! У него на лбу ссадина или шишка. Видно, что запудрено сильно или тоном замазано, как будто недавно ударился.
– Точно? – Антон от неожиданности прямо опешил.
– Ну да, – испугалась его реакции Марина. – Точно. Здесь вот, – показала она.
– Спасибо вам, Марина Вячеславовна. А вы уверены, что с вашим Олегом нет смысла попробовать поговорить? Очень хотелось бы узнать, чем именно его запугивали, о чем предупреждали.
– Не скажет он вам, бесполезно. Упертый, а тут еще срам такой.
– Жаль, очень бы это помогло узнать, кто же конкретно к вам приходил.
– Жаль не жаль, а я своего мужа хорошо знаю. Если уж что втемяшилось, то хоть ты лоб расшиби.
Антон вытер руки, кивнул грустно улыбнувшейся женщине и вернулся в комнату. Кажется, консилиум специалистов закончился. Олег стоял с видом человека, который доволен тем, что его точка зрения подтвердилась. Пашка довольно равнодушно складывал свои железки и инструмент.
– Все, безнадега, – не поднимая головы, прокомментировал он. – Металлолом.
– Ну, что же, – пожал плечами Антон, – первоначальный диагноз был правильным. Пошли, Паша, дела нас ждут.
Водолаз закончил складывать вещи, застегнул сумку и с готовностью поднялся. Теперь оставалась важная часть визита – прощание. И выразительно нельзя смотреть на Марину, потому что Олег догадается, что она проболталась, и не смотреть нельзя, потому что он опять же поймет, что они глаза друг от друга отводят. И все по той же причине. Нужна золотая середина и мощное самообладание, чтобы ее соблюсти. И с самим Олегом надо попрощаться так, чтобы было видно, как ты сожалеешь о потере, как ты ему веришь, и что можно было предпринять, если бы не эта дурацкая поломка компьютера. Короткий, но очень важный спектакль.
– В самом деле безнадега? – спросил Антон, когда Пашка уселся рядом с ним на сиденье машины.
– Ты в смысле компьютера? Полнейшая!
– Жаль… Этот ролик нам бы здорово помог прижать к стенке кое-кого.
– Ну и прижимай. Кто тебе мешает? – вдруг сказал Пашка таким равнодушным тоном, что чуть ли не зевнул при этом.
– Что-что?
– Я говорю, Антоха, дружить надо со мной. Я человек предусмотрительный и не люблю полагаться только на прихоти «железа». Человек – он все-таки царь природы, он владыка и должен повелевать не только живой природой, но и бестелесным случаем…
– Водолаз! – рявкнул Антон на Пашку. – Сейчас в бубен дам!
– Да ладно, чего ты! – не выдержал и довольно рассмеялся Пашка, отшатнувшись от Антона. – Ролик цел и невредим, потому что я его скопировал еще тогда, когда он был в Интернете. Так что ничего не потеряно для следствия. Хочешь, я его тебе по «почте» сброшу? А могу и в Интернете снова разместить.
– Вот последнего не надо, Паша. Если жизнь тебе еще дорога. Не хотел тебя пугать, но предпочитаю, чтобы мои помощники знали правду. К Славиным приходили некие люди, и после их визита Олег сам преднамеренно сломал свой компьютер. И приходили они именно потому, что Славины были свидетелями того наезда на женщину, и потому, что у них была такая запись. Думаю, что ролик из Интернета удалили те, кто покрывает этих преступников.
– Елки, это мы чуть не вляпались? Это тебе Марина рассказала?
– Да, по большому секрету. Ей стыдно, что муж струсил, и она попыталась его оправдать. Кстати, она подробно описала тех, кто к ним приходил. Так вот, Паша, судя по описанию, это те, кто приходил к тебе, кто твою Оксанку застрелил.
– Е… – Пашка от страха вдавился в сиденье и стал озираться по сторонам.
– Вот такие дела, Водолаз. Теперь, извини за каламбур, тебе придется ложиться на дно до того времени, пока я тебе не скажу.
Быков сначала ходил по комнате, потом остановился у окна, заложив руки за спину, и долго смотрел на улицу. Антон сидел за столом под белой льняной скатертью и с интересом наблюдал за шефом. Он давно изучил все виды состояния полковника: когда тот раздражен, когда зол, когда напряженно думает. И даже задумчивость у Алексея Алексеевича была разная. Была угрюмая, со взглядом в стол перед собой, чаще между лежащими на крышке стола руками – это Быков еще не знает, что делать. Бывает задумчивость, когда он ходит из угла в угол или сидит, откинувшись на спинку кресла и барабаня пальцами по столу или крутя карандаш, – это Быков на верном пути, он вот-вот найдет ответ на мучающий его вопрос.
Но вот такое состояние Антон у своего шефа видел нечасто. Полковник вдруг уходит к окну и долго смотрит на улицу. Или сидит и молча потирает лицо, а потом достает сигарету и так же молча курит, пуская дым через нос. За своим рабочим столом Быков курит редко, он вообще редко курит в помещении. А уж если закурил, это верный признак, что нелады у него внутри. Или что-то не сходится, или что-то очень ему не нравится, не лежит к чему-то душа. Редкое состояние, но именно в нем виден Быков-человек, а не обычный Быков-машина. Машина для расследования, преследования, выведения на чистую воду.
– Значит, ты считаешь, – сказал Быков, не оборачиваясь, – что этого Водолаза нам нужно прикрыть? А что он нам может дать ценного по делу Сливы?
Антон покачал головой, воспользовавшись тем, что Быков на него не смотрит.
– Ты головой-то не качай, – проворчал полковник. – Я пытаюсь удержать твои действия в рамках задания, а тебя шатает из стороны в сторону. Соседка эта, полицейские пьяные…
Каким-то внутренним чутьем Антон понял, что возражать и спорить с Быковым не надо. Надо промолчать и дать ему спокойно высказаться. Сейчас он полезет за сигаретами и закурит.
– Ладно, – сказал Быков, поворачиваясь наконец к Антону и доставая из кармана сигареты, – допустим, что эти двое полицейских могут оказаться причастными к делу Сливы. Допустим, что Водолаз важный свидетель. А он догадывается, что ты полицейский?
– Нет, – уверенно заявил Антон. – Думаю, что пока не стоит ему этого знать. Пусть успокоится, пусть считает меня ренегатом в их среде. Так ему будет легче адаптироваться к новому положению, а потом уже и начать давать показания.
– Ты у пацана-то этого в больнице был? – вдруг спросил Быков, глубоко затягиваясь.
Интересный поворот в беседе! То шеф ругается, что Антон уделяет внимание этому событию, то сам интерес проявляет. И ведь одобряет же, видно, что одобряет, что нравится ему отношение Антона к своей соседке. Не как к женщине, а именно по-человечески, как к одинокой матери. Что не утратил Антон человеческих чувств, не может просто пройти мимо чужой беды. Одобряет, а поощрить не может. Не хочет, чтобы Антон терял хладнокровие в работе. Вот у него и раздвоение личности от этого, внутренняя борьба.
