Темнее ночь перед рассветом - Вячеслав Павлович Белоусов
— Жив?
Данила ещё не пришёл в себя, чтобы ответить.
— Долго жить будешь, счастливчик. Приезжий, вижу?
Данила кивнул.
— Откуда к нам?
Данила сунул руку в пиджак и вытащил всё, что уцелело — прокурорское удостоверение.
— Ого! — развернул спаситель красные корочки. — Наш человек. Это уже серьёзно. Сидите пока здесь. Уж больно вы белы лицом, товарищ прокурор.
— На море давно не бывал, — брякнул Данила первое, что взбрело в голову.
— Ну вот и живите. Теперь сможете и в море покувыркаться. Я мигом.
И он замешался в толпе.
Глаза Данилы закрылись сами собой, а открыл он их от лёгких толчков в плечо. Рядом стоял бородач и два милиционера.
— Подымайтесь, товарищ Ковшов, — сказал спаситель.
— А тот? — кивнул в сторону ужасной ямы Данила.
— А там разберутся без вас. Вас сейчас по назначению доставят. В военной прокуратуре уже беспокоятся.
«Чётко у них поставлено, — шагая, раздумывал Данила. — Хотя чему удивляться? Парень набрал дежурного в Генпрокуратуре. Там оповещены о моём приезде, связались с военными — и делу конец. Вот только что же со мной было? Случай или попытка отправить меня на тот свет? Неужели у уголовного авторитета, которому я наступил на хвост, такие длинные руки?..»
— Спасибо, — поднял он глаза на своего спасителя. — Теперь принято говорить: я ваш должник.
— Да что уж там, — усмехнулся тот. — Все под одним солнцем ходим. Сегодня я — вас, завтра — наоборот.
«Он из наших или случайно подвернулся?.. — не понял Данила. — Дежурный оперативник по метро, пастух местных щипачей?..»
Он крепко пожал руку спасителю:
— Благодарю покорно, собирали бы сейчас мои кости на рельсах.
— Иван, — широко улыбнулся тот, отвечая на пожатие.
— Данила, да я тебе уже представился.
— Представляются Богу да генералу, товарищ прокурор.
— Ну от представления Всевышнему ты меня уберёг, а вот насчёт генерала, пожалуй, выше твоих сил.
Пред Голгофой
Обернулось всё тем, что Даниле пришлось несколько часов дожидаться приёма у дверей полковника, задержавшегося на совещании как раз у того самого генерала. Секретарша не подавала вида, но морщилась, уже несколько раз приглашая Ковшова к телефонной трубке — поддерживая его нравственно, звонил Александр Лыгин, уже осведомлённый о происшедшем в метро и высказавший несколько собственных версий по этому поводу. «Всё это, друг мой, ты делаешь, чтобы отвлечь меня от дурных мыслей по поводу Владислава и предстоящего разговора с военными… — погружался с каждым таким звонком всё глубже и глубже в дремучую тоску Данила. — Сам-то ничего проведать не смог. Выходит, скрывают и от тебя, а ты засоряешь мне мозги».
— …Мне доложили, что происшествие в метро важняк Генпрокуратуры, выезжавший туда, квалифицировал как покушение на твоё убийство, — словно из тумана, доносился до сознания Данилы голос товарища.
— Ты считаешь это ошибкой?
— Нет. Но слишком быстро проведали про твою поездку к нам, организовали всё и определились с киллером. Если б случайно не подвернулся рядом опер из железнодорожной милиции, не хочу и гадать, чем бы всё обернулось.
— Повёз бы ты то, что от меня собрали б на рельсах, в деревянном ящике. В качестве почётного караула.
— Дурак! И шутки у тебя дурацкие, а ещё полковник.
— Старший советник юстиции.
— Один хрен! Я вот что думаю, а не связано ли это с твоим сыном?
— С Владькой?
— А ты прикинь, всё сходится: тебя вызывают, чтобы выяснить что-то про сына, пропавшего на афганском аэродроме…
— В аэропорту.
— Пока ничего толком не говорят. Может, он пропал во время боевых действий, в разведке.
— Не наводи тень на плетень! И без тебя тошно.
— Ну хорошо. Но ответь мне, зачем кому-то тебя убивать, когда ты вызван в военную прокуратуру для выяснения неизвестных сведений… Ведь именно это стало нежелательно или вредно кому-то?
— Слишком ты всё закрутил, Сашок. Нагадай что-нибудь поумней.
— Это не я закрутил. Этим Матвей Игнатьевич со мной поделился по старой дружбе, тот самый наш важняк, которому уголовное дело о происшедшем поручено расследовать.
— Извини, — вынужден был прервать разговор Данила и повесил трубку; наконец-то приоткрылась дверь и, минуя приёмную, в кабинет проследовал его хозяин.
Минут через пять Ковшова пригласила секретарша:
— Заходите. Вас ждут.
На Голгофе
— Я извиняюсь, товарищ Ковшов, — поднялся из-за стола полковник, подавая руку так, будто и не видел его только что, проходя в кабинет. — Даже и не знаю, с чего начать: выразить сочувствие по поводу сына или разделить радость по случаю спасения в метро.
«Сапог ты и есть сапог! Что с тебя взять? — ругнулся про себя Данила. — И так и эдак толкуй, а выразишь ты лишь чёрствость заскорузлой душонки» — и буркнул:
— Меня беспокоит судьба моего сына. С этим сюда и прибыл по вашему же вызову.
Полковник шевельнул бумаги на столе, прошёлся ладонью по лысине, опустился на стул и, найдя наконец в серой папке нужное, нацепил очки на нос. Ковшов продолжал ждать стоя.
— Вы присаживайтесь, присаживайтесь. Сын-то единственный ребёнок?
— Дочка ещё.
— Плохо. Больше деток разводить надо.
«Разводят блох!» — едва не вырвалось у Данилы, но он сдержался.
— Мы все довольно в странном положении оказались, — после длительной паузы пристально уставился на него полковник, помолчал. — В очень странном…
«Ведёт он себя действительно странно, — подумалось Даниле. — Если с Владом произошло что-то серьёзное, так рубил бы сплеча, а то тянет резину, выводит рулады! Если… — И его словно шибануло током. — А почему, собственно, занимается этим особый инспекторский отдел?! Почему не следователь? Не могут же у них быть свои законы. Спросить следовало у Лыгина, а не лясы точить с ним битый час!»
Данила привстал в нетерпении:
— Товарищ полковник, разрешите?
— Что? — Тот остановил его властным взмахом ладони и продолжил своё: — Вроде кое-какие соображения у руководства сложились, но вдруг этот казус!..
— Казус?
— Вы быстро про метро забывать стали! Задержался я по той причине, что генерал принял решение лично выслушать следователя,
