Мартин Гринберг - Шерлок Холмс на орбите
— Только филджийцы занимаются строевой подготовкой, — сказал Дримба. — Остальные считают это скучным и никчемным занятием. Мистер Холмс и я устроили все это заранее.
Мы подошли к причалу и увидели филджийцев, вставших строем и надевших свои вакуумные костюмы. Там же стоял Холмс, как и обещал.
— Мистер Дримба, подайте команду быть наготове, — сказал он.
Через минуту один из фиджийцев начал задыхаться. Он сорвал костюм и попытался сбежать, но охранники Дримбы быстро поймали его.
— Вот вам и убийца, — произнес Холмс. — А вот и ваши очки. Они оказались очень полезными на борту корабля Альтора Бенна.
Дримба взял очки у Холмса.
— Совершенно ничего не понимаю, — сказал он.
— Давайте начнем с очевидного, — сказал Холмс. — Убийца не мог скрыться с корабля до вашего прихода, следовательно, он находился на борту.
— Это невозможно! — воскликнул Дримба.
— Нет. Очень даже возможно. Вы сами не смогли назвать точного числа наемников, составляющих группу по спасению. Ведь очень просто было одному из филджийцев спрятаться в шкафу, надев предварительно вакуумный костюм, а затем выйти и смешаться с остальными, только что прибывшими с базы. Следы на полу корабля о том и говорят. Все они расходятся в разные стороны от центральной каюты, за исключением одной пары, которая начинает движение возле шкафа с вакуумными костюмами. Убив Бенна, преступник включил аварийный сигнал, надел костюм, взятый с собой, выпустил воздух из корабля и спокойно дождался вашего появления.
Если филджийцы — наемники, то легко предположить наличие в их обществе культа убийц, подобных нашим асассинам. Ваш превосходный майкрофт подтвердил мои предположения, хотя в настоящее время считается, что филджийский культ убийц стал всецело достоянием истории и мифологии. Я, однако, думал по-другому и с помощью майкрофта проверил всех филджийцев, в недавнее время пересекавшихся с Альтором Бенном. Нашлось только одно совпадение. Девять месяцев тому назад один из членов вашей команды и Альтор Бенн были в одно и то же время в мире, который, как я понимаю, называется Бета Дракона IV.
— Этот мир теперь ввергнут в хаос, — пояснил Дримба. — Загадочный взрыв уничтожил здания правительства и помог захватить власть диктатору.
— Возможно, не такой уж и загадочный, — сказал Холмс. — Альтору Бенну едва удалось выбраться из опасного места за мгновения до взрыва. По всей вероятности, он заметил филджийского агента, воспользовавшегося тем же самым путем. На вчерашнем приеме террорист узнал Бенна и, испугавшись, что его разоблачат, пробрался на корабль и убил Посредника. Филджийские асассины отмечают свои жертвы условным знаком. Он служит одновременно и предупреждением, и знаком о проделанной работе — круг внутри треугольника. Я нарисовал его на этих двух карточках. Позже вы мне скажете, кто из двоих премьер-министров должен был стать очередной жертвой; постарайтесь не спускать с него глаз. На корабль Альтора я вернулся, чтобы рассмотреть пятно возле раны и с помощью очков мистера Дримбы различил в нем тот самый символ, о котором говорил. Но перед возвращением я обследовал датчики кислорода во всех вакуумных костюмах филджийских наемников. Вы сказали, сэр, что перед отправкой спасательной миссии все они были полностью заряжены. И если мои рассуждения верны, то в одном из них должно было оказаться значительно меньше кислорода, чем в остальных, ведь его владелец носил его по крайней мере на полчаса дольше. Так и оказалось. Я взял на себя смелость выпустить из него весь кислород.
— Значит, когда прозвучала учебная тревога… — сказан я.
— Убийца невольно выдал себя, — подытожил Холмс, удовлетворенно ухмыльнувшись. — Надеюсь, вы простите меня за такое вольное обращение с личными вещами ваших подчиненных, мистер Дримба.
— Но что же со вторым шарфом? — спросил Дримба.
— Элементарно, сэр. Филджийцы не могут видеть цвета, расположенные в спектре до фиолетового… зеленый, оранжевый, — все они кажутся им черными. К моменту убийства Альтор Бенн уже снял свой шарф, и неудачная попытка преступника скрыть убийство только подтвердила его личность.
Мимо нас прошел взвод охранников, ведущих арестованного преступника.
— Надеюсь, что прочие — обычные — методы подтвердят мою правоту, мистер Дримба. А на вашем месте я бы поподробнее допросил ваш личный состав. В любом случае надеюсь, что раскрытие этого преступления снимет подозрения с участвующих в конференции сторон и поможет заключить договор.
— Я даже не могу выразить, насколько я вам признателен, — сказал Дримба.
— Если ваша благодарность может принять форму сигары, — ответил Холмс, — то я тоже буду вам очень признательным.
Фрэнк М. Робинсон
Призрак с «Варварского Берега»
За все годы, что я знал Шерлока Холмса, он потерпел поражение только пять раз, признаваясь в своей ошибке и говоря, что другие посрамили его. Публике известно о четырех таких случаях, и до недавнего времени мне казалось, что лучше всего умалчивать о пятом, пока вовлеченные в него люди не умрут или раскрытие тайны не причинит им серьезных беспокойств.
Но, хотя Холмс полагает, что нужно признать поражение нанявшего его человека, фактически поражения не было — по крайней мере очевидного.
Дело это началось в пятницу после полудня поздним августом 1895 года, когда я развелся, не успел жениться в очередной раз и снова проживал со своим другом в доме номер 221-Б по Бейкер-стрит. Всю неделю Холмс проявлял признаки беспокойства: расхаживал взад-вперед по гостиной, подходил к окну, чтобы взглянуть на один из самых отвратительных дней в году — неоспоримый признак наступления лондонской осени и приближения зимы, когда температура падает и дым из миллионов каминов и очагов стелется над Темзой. Образуемые им удушающие, ядовитые желтоватые испарения текут по улицам и плещутся о дома, словно волны прилива о набережную. Уличные фонари превращаются в мутные пятна, и те несчастные, которым пришлось выйти из дома в такую погоду, совершенно исчезают из виду в пяти шагах от вас. Даже бодрое цоканье лошадиных подков о мостовую сменяется неуверенным перестуком под аккомпанемент кучерских «хало!», которыми они предупреждают прохожих о своем приближении.
Вполне понятно, что и уровень преступности упал до самой низкой отметки в году, потому что воры и мошенники также не желают бродить в промозглых сумерках, как и законопослушные граждане. Как следствие в газетах почти не было заметок, способных привлечь внимание Холмса, и совершенно никто не ждал его помощи у входной двери. Как-то раз Холмс сказал мне, что из всех способов умереть. — скончаться от безделья самый худший. С каждым днем он становился все более мрачным, вставал позже, чем обычно, оставлял без внимания мои вопросы о его самочувствии, садился в кресло и устремлял взгляд в пространство, когда ему надоедало расхаживать по ковру.
Представьте мое удивление, когда я вернулся в пятницу утром с прогулки и застал его в своем «дежурном» кресле, курящим трубку и очень бодрым. Он посмотрел на меня сверкающими глазами.
— Вы что-то прочли в газете, — сказал я почти в шутку. — Кража драгоценных камней или громкое убийство — вне всякого сомнения.
— Дорогой мой Уотсон, вы также читаете газеты, как и я, — укорил он меня. — Если бы в них упоминали о чем-то подобном, вы бы сразу обратили мое внимание на такой случай.
Он протянул мне квадратный листок синей бумаги.
— Это лучше, чем кража драгоценностей или убийство. Его прислали сегодня утром.
По инициалам М. X. я сразу же догадался, кто его прислал. Послание было кратким и деловым.
«Жди меня в пятницу, в четыре часа пополудни. Дело важное, но не столь срочное. Майкрофт».
— Что же это значит?! — воскликнул я. — Такое важное дело и не «срочное»!
Холмс набил свою трубку табаком и задумчиво посмотрел на меня.
— Я всегда рад видеть Майкрофта, Уотсон. Как вам известно, наши дороги не так уж часто пересекаются — я почти все время занят, а он редко покидает клуб «Диоген» или свои апартаменты на Пэлл Мэлл, разве что по государственным делам.
— Значит, это дело государственной важности, — сказал я. — Неудивительно, что вы с нетерпением ждете его визита.
Холмс замялся.
— Не то чтобы с нетерпением, но с интересом. Вероятно, это тайное дело, так как иначе он попросил бы меня встретиться с ним в клубе и не стал бы приезжать ко мне сам. Что же касается государственных дел, то мне так не кажется. Государственное дело, с которым он обращался ко мне в последний раз, было важным и срочным. Поскольку это предприятие он не характеризует как срочное, я склонен предположить, что в данном случае речь не идет о каком-то злодеянии, а о вопросе личного характера. А если никакого преступления нет, — добавил он, криво улыбнувшись, — то, боюсь, я не тот человек, который ему надобен.
