Андреа Камиллери - Собака из терракоты
Зазвонил телефон, Монтальбано поднял трубку и услышал голос Катареллы, который был у них за диспетчера.
– Алло, дохтур? Тут, как бы это сказать, дохтур Якомуцци.
– Соедини меня с ним.
– Говорите с дохтуром, дохтур, по тилифону, – услышал он слова Катареллы.
– Монтальбано? Я тут проезжал мимо, возвращался из Крастичеддру.
– Да ты сейчас где?
– Как это где? В кабинете рядом с тобой.
Монтальбано выругался, можно ли быть большим идиотом, чем Катарелла?
– Пройди ко мне.
Дверь отворилась, зашел Якомуцци, весь в красном песке и пылище, всклокоченный и расхристанный.
– Почему этот тип хотел, чтоб я с тобой говорил только по телефону?
– Якому, ну дураку-то закон не писан. Не знаешь, какой у нас Катарелла? Ты бы ему дал пинка под зад и входил бы себе.
– Я закончил обследование пещеры. Велел просеивать песок: веришь, нет, даже золотоискателям в американских фильмах до нас далеко. Не обнаружилось ничего абсолютно. И это обозначает только одно, учитывая, что Паскуано мне сообщил, что ранения были сквозные.
– Что их обоих застрелили в другом месте.
– Правильно. Если б их убили в пещере, мы должны были бы обнаружить пули. Ах да, одна странная вещь. Песок в пещере перемешан с раковинами улиток, растертыми в пыль, не иначе как их были тысячи там внутри.
– Боже! – пробормотал Монтальбано. Его сон, его кошмар, голое тело Ливии, на котором ползавшие улитки оставляли склизкий радужный след. Какой в этом был смысл? Он поднес руку ко лбу, оказалось, что он весь мокрый.
– Тебе плохо? – спросил озабоченно Якомуцци.
– Ничего, голова закружилась, я просто устал.
– Вызови Катареллу и вели принести тебе из бара что-нибудь тонизирующее.
– Катарелла? Шутишь? Он однажды, когда я его попросил принести мне эспрессо, вернулся с маркой авиапочты.
Якомуцци положил на стол три монеты.
– Это из тех, что были в плошке, остальные я отправил в лабораторию. Вряд ли они тебе пригодятся, оставь их как память.
Глава четырнадцатая
С Аделиной они могли провести целую вечность, не встречаясь. Монтальбано каждую неделю оставлял на кухонном столе деньги на расходы, каждые тридцать дней – жалованье. Однако между ними сам собой сложился особенный способ общения: когда Аделина хотела еще денег на провизию, он находил на столе «карузо» – глиняную копилку, которую как-то купил на одной ярмарке и держал для красоты; когда надо было пополнить запас носков или трусов, она ему клала одну пару на кровать. Естественно, система функционировала не в одном только направлении, Монтальбано тоже сообщался с ней самыми странными знаками, она, однако, умудрялась их понять. С некоторых пор комиссар приметил, что Аделина, если он был в напряжении, беспокоился, нервничал, как-то это улавливала по тому виду, в каком он по утрам оставлял дом, и тогда, вернувшись, он находил особенные кушанья, которые поднимали его дух. В этот день Аделина тоже вступила в действие, потому Монтальбано обнаружил в холодильнике подливку из кальмаров, густую и черную, как ему нравилось. Были в ней или нет признаки душицы? Он обонял ее долго, прежде чем поставить разогревать, но на этот раз, похоже, расследование оказалось безрезультатным. Покончив с едой, он переоделся в спортивный костюм, намереваясь совершить небольшой моцион но берегу моря. Пройдя разве самую малость, он почувствовал, что устал, у него заболели икры.
Он вспомнил поговорку, что стоймя вставлять и по песку шагать – жилы рвать.
Один только раз он делал это стоя и после не чувствовал себя таким измочаленным, как утверждала поговорка, меж тем как по песку, это верно, даже по твердому, у самой воды, ходить уставал. Взглянул на часы и удивился: какое там – малость! Ходил целых два часа! Он плюхнулся на песок.
– Комиссар! Комиссар!
Голос доносился издалека. Он поднялся через силу, обвел глазами море, подумав было, что кто-нибудь зовет его с обычной или с надувной лодки. Море, однако, было совершенно пусто до самого горизонта.
– Комиссар, я здесь! Комиссар!
Он обернулся. Это был Торторелла, который махал изо всех сил руками с шоссе, большой участок которого шел вдоль берега.
Покуда он впопыхах мылся и одевался, Торторелла рассказал ему, что в комиссариат поступил анонимный телефонный звонок.
– Кто на него отвечал? – спросил Монтальбано.
Если у телефона был Катарелла, бог его знает, что он понял и как потом переврал.
– Никак нет, – ответил улыбаясь Торторелла, который угадал мысль своего начальника. – Он отошел на минутку в сортир, и на телефоне его замещал я. Голос был с палермским выговором, картавил, вместо «р» говорил «и», но может, нарочно. Сказал, что на выпасе валяется падаль одного козла, искать в зеленой машине.
– Кто туда поехал?
– Фацио и Галлуццо, я скорей-скорей поехал искать вас. Не знаю, хорошо я сделал, а ну как звонок – одна шутка, розыгрыш.
– Ну и любим же мы пошутить у нас на Сицилии!
Он добрался до выпаса в пять, в тот час, который Джедже называл «сменой караула»; смена заключалась в том, что парочки, совокуплявшиеся бескорыстно, то бишь любовники, – не состоявшие в браке, нарушители супружеской верности, женихи и невесты, – покидали это место, заканчивали («во всех смыслах», – подумал Монтальбано), чтобы дать простор овечкам из стада Джедже – блондинкам из Восточной Европы, трансвеститам из Болгарии, уроженкам Нигерии, подобным черному дереву, бразильским виадос, марокканским мальчикам для радости и прочая и прочая, настоящей Организации Объединенных Наций имени переда, зада и дрына. Зеленая машина была тут, с открытым багажником, окруженная тремя машинами карабинеров. Автомобиль Фацио стоял немного поодаль. Он вылез, и Галлуццо подался ему навстречу.
– Припозднились мы.
С карабинерами у них был неписаный договор. Кто оказывался первым на месте происшествия, кричал «я!» и забирал дело себе. Это избавляло от взаимного вмешательства, полемик, подножек и вытянувшихся физиономий. Фацио тоже надулся, как мышь на крупу:
– Они первее приехали.
– Да что это вас разбирает? Чего вы потеряли? Нам же не платят за каждого покойника отдельно, не с выработки же получаем.
Любопытное совпадение: зеленая машина стояла вплотную к тем самым кустам, у которых год тому назад был найден один из ряда вон выдающийся труп, открывший дело, которое заинтересовало Монтальбано особенно. С лейтенантом карабинеров родом из Бергамо и по фамилии Доницетти, они обменялись рукопожатием.
– Нас известили анонимным звонком, – сказал лейтенант.
Значит, хотели быть больше чем уверены, что труп обнаружат. Комиссар внимательно смотрел на мертвеца, скрючившегося в багажнике. На первый взгляд его убили одним выстрелом, пуля была пущена в рот, раздробила губы и зубы и вышла через затылок, проделав в нем дыру величиной с кулак. Лицо было ему незнакомо.
– Это правда, что вы знакомы с администратором этого борделя под открытым небом? – осведомился с некоторым презрением лейтенант.
– Да, это мой друг, – сказал Монтальбано с явным вызовом.
– Знаете, где я могу его найти?
– У него на дому, думаю.
– Там его нет.
– Простите, но почему вы хотите выяснить у меня, где он находится?
– Потому что вы, по вашим собственным словам, его друг.
– М-да? И это предполагает, что вам, например, точно известно, где именно в этот момент пребывают и чем занимаются ваши друзья из Бергамо.
С шоссе без конца подъезжали автомобили, сворачивали на тропинки, ведущие к выпасу, замечали машины карабинеров, давали задний ход и быстренько возвращались на дорогу, по которой сюда попали. Девочки из Восточной Европы, виадос из Бразилии, уроженки Нигерии и вся честная компания прибывали на рабочее место и, почуяв, что пахнет жареным, отправлялись восвояси. Похоже, вечер обещал выдаться особенно неудачным для коммерции Джедже.
Лейтенант возвратился к зеленой машине, Монтальбано повернулся и, не прощаясь с ним, сел в автомобиль. Сказал Фацио:
– Ты и Галлуццо оставайтесь здесь. Проследите, что они будут делать и что выяснят. Я еду в управление.
Он остановился у магазина книг и канцтоваров Саркуто, единственного в Вигате, который хранил верность заявленному на вывеске, в двух остальных продавались не книги, а школьные рюкзаки, тетрадки, ручки. Он вспомнил, что закончил роман Монтальбана, и читать больше было нечего.
– Есть новая книга о Фальконе и Борселлино! – объявила ему синьора Саркуто, как только он появился на пороге.
Она так и не поняла, что Монтальбано ненавидел книги, в которых говорилось о мафии, мафиозных покушениях и их жертвах. Он сам не мог понять почему, не мог отдать себе в этом отчета, но никогда их не брал, не читал даже тексты на отворотах суперобложки. Купил книжку Консоло, который когда-то получил престижную литературную премию [21]. Несколько шагов по тротуару – и том выскользнул у него из-под мышки, упал на землю. Монтальбано нагнулся, чтоб поднять его, потом сел в машину.
