Андрей Воронин - Таможня дает добро
Началась обычная предсъемочная кутерьма, когда кажется, что ничего не успеют сделать к выходу в эфир, когда в самый последний момент выясняется, что не хватает одного микрофона–петлички, когда прямо над головами сидящих взрывается киловаттная лампа в софите. Все нервничают, кричат друг на друга, но стоит зазвучать в студии голосу режиссера, усиленного динамиками, с напоминанием о том, что через минуту — после рекламного ролика — начинается выход в эфир, как тут же лишние люди исчезают, микрофон мгновенно находится, в киловаттном софите исчезает надобность, хотя еще минуту тому назад оператор уверял, что передача без него немыслима.
Тамара Солодкина с завистью смотрела на тех, кто абсолютно не волновался. Сама же она никак не могла унять дрожь в руках и крепко сжимала ладонь Дорогина. Варвара Белкина, сидя на подиуме в мягком кресле, покосилась на монитор и, видя, что там только начинается заставка ее передачи, негромко сказала:
—-Чего такие мрачные сидите? Улыбайтесь, — и высунула язык.
— Не прячь, тебе так идет, — сказала вторая ведущая.
— Я его и не собираюсь прятать.
— Студия, внимание! — прозвучало в динамиках.
И тут Тамара увидела, как на мониторе сквозь последние кадры заставки проступила студия, тот самый подиум, улыбающаяся Варвара Белкина, и почувствовала, как страх покинул ее. Ничего ужасного не произошло, мир остался прежним.
Когда она заметила саму себя на дальнем плане, ей захотелось помахать ладошкой. Раньше эту передачу ни Тамаре, ни Дорогину никогда смотреть не приходилось. Они вообще мало смотрели телевизор, отдавая предпочтение беседам, хотя, казалось бы, живя за городом, только через телевидение и можно ощутить причастность к остальному миру.
Замысел передачи был прост и в то же время привлекателен для зрителей. Кроме зрителей, пассивных участников, Белкина и ведущая пригласили нескольких героев журналистских репортажей Варвары — тех самых, имена которых в газете так и не были раскрыты. Их усаживали в отдельно стоящие кресла, отгороженные от яркого студийного света ширмочками, и в полумраке практически невозможно было разобрать их лиц. Начинался откровенный разговор о довольно‑таки страшных вещах, о взятых в долг и невозвращенных вовремя огромных деньгах, о торговле наркотиками и проституции, об убийствах. Но самое странное, это Тамара отметила для себя, о каких бы ужасах ни говорила Белкина, слушать ее было забавно и смешно. Она могла со смехом рассказывать о полуразложившемся трупе, при этом журналистка оставалась такой же милой и абсолютно не казалась циничной.
Минут через пятнадцать Солодкина и думать забыла о том, что передача идет в прямом эфире. Ей казалось, что она просто очутилась в гостях у Белкиной, куда пришли ее друзья, интересные, образованные люди. Иногда взглядами она выхватывала из сидевших в студии знакомые ей лица и каждый раз поражалась: это же надо, какие у Белкиной знаменитые друзья! Не отказались же, пришли, чтобы просто позировать в массовке!
Она и представить себе не могла, какие усилия, порой шантаж, пришлось использовать Варваре, чтобы заполучить такую завидную для других массовку.
В эфир пошла реклама. Белкина, улучив момент, крикнула Дорогину:
— Сергей, может, и ты хочешь сесть в кресло, пооткровенничать?
— Нет уж, Варвара, так мы не договаривались. Тамара не сразу поняла, что это всего лишь шутка, ведь передача распланирована наперед и время появления каждого из героев в кадре строго ограничено. Она всерьез испугалась за Сергея, схватила его за руку.
— Ты никуда не пойдешь!
— Ну конечно же, —- он мягко обнял женщину, ради нее он мог оказать даже Варваре, — я не заставлю тебя волноваться.
— Как хочешь. Мое дело предложить.
Эфир подошел к концу почти незаметно. На экранах мониторов пошли финальные титры. Микрофоны в студии отключили, публика поднималась, возле Варвары образовалось кольцо из людей.
— Пойдем, — сказала Тамара, заметив, что никто ими не интересуется. — Ты уверен, что мы найдем отсюда выход сами?
— Как получится.
— Разве ты не знаешь расположения студийных коридоров?
— Я тут бывал довольно редко, — взяв Тамару под руку, Дорогин повел ее к выходу.
Белкина догнала их возле огромной, массивной, звуконепроницаемой двери студии.
— Ребята, вы куда направляетесь? Наш праздник еще не закончился.
— Все, спасибо тебе, Варвара, мы прекрасно провели время.
— Не дурите! В нашем распоряжении всего лишь двадцать минут и три ящика шампанского.
— Ты знаешь, чем можно соблазнить Тому.
— Шампанским можно соблазнить любую женщину.
На ярко освещенном студийными софитами подиуме уже устанавливали подносы с бокалами, которые были составлены замысловатым образом. На плотно сомкнутые нижние ряды ставили второй слой, на них третий, четвертый и так, пока вся пирамида не завершалась одним бокалом. Шампанское лили в верхний, и шипучее вино, как по террасам в фонтане, пенясь, стекало в нижние бокалы.
— Красиво жить не запретишь, — комментировала Белкина.
Пробки вылетали одна за другой, шампанское пенилось, текло по рукам, капало на покрытие подиума. Никто не обращал на это внимания, всем было весело.
Наконец две пирамиды уже искрились шампанским соломенного цвета. Поблескивали капельки и пузырьки в ярких электрических лучах.
— Подходим и разбираем, — с придыханием произнесла Белкина и облизнула ярко накрашенные губы. — Только одна просьба: не берите нижние бокалы сразу.
Под смех все стали разбирать бокалы, до краев наполненные шампанским. На удивление, хватило всем, и еще пять штук остались сиротливо стоять на подносах, отражаясь в тонком слое разлитого вина.
Режиссер посмотрела на часы, глубоко вдохнула и произнесла:
— Варя, мы с тобой делаем уже десятую передачу, и, надеюсь, она не станет последней. Ты продемонстрировала нам людей из твоего золотого фонда. Мы уже повстречались с наемным убийцей, с торговцем крадеными детьми, с изготовителем наркотиков, с тремя сутенерами, с десятью проститутками, двумя депутатами Государственной думы, — женщина загибала пальцы.
— Добавь сюда организатора финансовой пирамиды, который умудрился инсценировать собственное убийство, — добавила Белкина, — и моего любимого непрофессионального фотографа, который умудрился снять сцену убийства в доме напротив. Я бы с удовольствием вращалась среди другой публики, — призналась Белкина, — но читатель, к сожалению, не любит общения с приятными людьми, ему куда ближе душевные и моральные уроды. Я лишь вовремя ощущаю веяние времени и поставляю газете нужную информацию. Благо, Москва в этом смысле — настоящий кладезь. Здесь что ни типчик, то урод.
Режиссер повыше подняла бокал, повертела его в пальцах за длинную ножку.
— Варя, ты как‑то обещала мне, что в одной из следующих передач появится твой главный герой, легендарный Муму, и расскажет зрителям всю правду о том, как…
— Тише! — оборвала ее Белкина. — Я слово свое сдержала.
Режиссер удивленно подняла брови.
— Варя, предупреждать надо.
— Да–да, в сегодняшней передаче Муму, которого я тебе обещала, появился собственной персоной.
Режиссер растерянно обвела взглядом тех, кто стоял на подиуме. Половину публики она знала, других видела впервые.
— Честно, я не обманываю.
Белкина, улучив момент, подмигнула Дорогину и перепуганной Тамаре. Солодкиной показалось, что буквально все собравшиеся в этот момент посмотрели на них двоих, но затем сообразила, что Белкина подмигнула еще десятку людей, и режиссер окончательно растерялась.
— Варя, я не думала, что ты меня так подставишь. Не могла ты хотя бы в эфире сказать, что Муму присутствует в студии инкогнито?
— Тогда бы все смотрели не на наемного убийцу, а на зрителей в зале, — отпарировала Белкина.
— Это он? — резко спросила режиссер, указав рукой на стоявшего неподалеку от нее мужчину в темном пиджаке и светлых брюках, чье лицо показалось женщине наиболее мужественным.
Мужчина засмеялся.
— Я бы сам хотел знать, кто такой Муму, но, по–моему, Белкина его просто придумала.
— Нет, он существует на самом деле, — хитро улыбалась Варвара.
— А вы‑то сами где работаете? — поинтересовалась режиссер.
— О некоторых вещах спрашивать так же неприлично, как и интересоваться возрастом женщины.
— В ФСБ он работает, и никакой это не секрет, — устало проговорила Белкина. — Так что думай, ищи, анализируй. Я тебе задачку подкинула, обещание свое выполнила и теперь могу жить до следующей передачи со спокойной совестью.
— Это он? — взглядом режиссер указала на Сергея Дорогина.
Тот добродушно улыбнулся и пожал плечами.
— Может, и я. Но тот Муму, о котором писала Белкина, был, если я не ошибаюсь, глухонемым.
— Нет, у вас слишком доброе лицо для человека, который мог спокойно сварить в ванне банкира. Вы на такую жестокость не способны.
