Павел Шестаков - Игра против всех
Сосновский обвел комнату взглядом:
— В шкафу вульгарно и неостроумно. Под половицами традиционно. Набить спинки кровати? Это можно, если отвинтить никелированные шишки… Но денег много, все не поместятся. Пойдем дальше. В бачкё в туалете?
— Учти, что Зайцев был парень остроумный. Он мог придумать что-нибудь и пооригинальнее.
— Есть! — воскликнул Боб. — Просто и гениально, в стиле чемпиона! Видишь этот шумоизвергатель? — Он показал на громоздкий приемник на столе. — Я бы сделал так: вытряхнул из него внутренности и загрузил валютой. Проверим эту блестящую идею.
Сосновский подошел к приемнику и повернул ручку:
— Прекрасно. Как я и думал, он не работает. А теперь закрой глаза и открой рот. Борис Сосновский показывает фокус. Раз… два… три!
Боб приподнял заднюю стенку приемника. Никаких денег там не было.
— Нет, я-таки подамся в управдомы! — сказал Борис, вытирая невидимые слезы.
Мазин был настроен серьезнее. Он внимательно осмотрел приемник:
— Между прочим, машина эта находилась в бухгалтерии. Я узнал про него случайно. Он стоял на столике, покрытом синей скатертью. Скатерть выгорела и стала серо-голубой, а на месте приемника осталось свежее пятно. Я заметил его, когда осматривал комнату. Но мне сказали, что Зайцев увез приемник через несколько дней после хищения, и я счел вопрос исчерпанным.
— Думаешь, тебя обманули?
— Приемник мог стоять с деньгами в комнате, когда сейф был уже пуст.
— Конгениально! Нет, мне, честно, жаль этого Зайцева. Башковитый парень!
— Слишком башковитый. Но пока это предположение. А в туалете посмотреть стоит. Денег-то мы не нашли.
Сосновский вышел, а Мазин задумался, припоминая подробности разговора в бухгалтерии. Что сказал тогда Зайцев? Кажется: «Решил спасать имущество. Раз уж тут начали…»
А Устинов?
Игорь вспомнил, как главбух, наклонившись над бумагами, крутил что-то в руках. «Что же он крутил? Да, я подумал, что Устинов не курит, а тот достал папиросу. И вставил ее в мундштук. Вот оно! Вставил в мундштук. В тот самый, прогоревший, искусанный, который лежит сейчас в сейфе у Деда. Или не в тот?».
— Санузел не в лучшем состоянии. — Появился Боб. — Но там не завалялось даже гривенника.
Неожиданно в дверь постучали.
— Кто здесь? — спросил Сосновский.
На пороге стояла пенсионного вида женщина:
— Вы из милиции, товарищи?
— Да. Что вам нужно?
— Я хотела бы сообщить важные сведения.
— Проходите, — пригласил Боб скептическим тоном. Женщина не внушала ему надежд.
— А это ваш товарищ? — спросила она, оглядев Мазина.
— Он со мной, — подмигнул Боб Игорю, но посетительница восприняла его слова абсолютно серьезно, и с этой минуты обращалась только к Борису, сочтя его за начальство.
— Я тут во дворе живу.
— Припоминаю. У вас чудесный пушистый котик.
Посетительница зарделась юным румянцем:
— Нет, пушистая — это кошечка, а котик — рыженький, тигрового оттенка, настоящий красавец…
Боб решил, что позволять ей распространяться не стоит:
— Понятно, понятно. Как вас зовут, кстати?
— Калерия Саввична… Ах, неужели это правда, что Вадик исчез?
— К сожалению, да. Иначе мы бы не были здесь.
— Бедный юноша. Я его помню с самого раннего детства. Мальчик — сирота, воспитывался без материнской ласки. Его некоторые не любили, он был вспыльчив, это правда. И резок иногда, но я убеждена: у него золотое сердце. И он не терпел хамства. А ведь эта Фатима, простите меня, это же настоящая хамка. Да что удивительного? Вы интеллигентный человек и поймете. Ее почтенный папаша был просто дворник. Обыкновенный дворник.
— Простите, но имеет ли это отношение к делу?
— Сейчас, а как же… Она, например, терпеть не может животных. Я, конечно, не об этом хотела сказать. Я хотела сказать, что, возможно, я оказалась невольной свидетельницей… Видите ли, Вадик исчез восьмого числа…
— Да, восьмого.
Калерия покосилась на соседскую стенку и понизила голос:
— Хотя я и не уверена, но сочла долгом сообщить, что именно я видела его последней.
— Интересно.
— Это было утром, рано утром. Видите ли, у меня больна сестра, очень больна. И хотя врачи уже не надеются, ей необходим уход. И я ночую у нее, когда могу. Муж у сестры тоже болезненный человек, и больше никого. Сын работает в Архангельске. Поэтому моя помощь необходима… Понимаете?
— Да, конечно.
— Когда я ночую у сестры, я возвращаюсь рано, потому что мои кисы, они рано поднимаются, и я им нужна… Вы знаете, животные требуют большого ухода.
— Это было часов в семь?
— Даже раньше. Наверно, в шесть. Я видела Вадима последний раз. Он встретился мне на улице.
— Возле дома?
— Немного выше. На следующем квартале.
— Не помните, Калерия Саввична, он нес какие-нибудь вещи?
— Нес, конечно, нес. Маленький чемоданчик. Я подумала, что Вадик собрался в командировку.
— Зайцев шел на автобус? — спросил Мазин.
— Нет! Он перешел улицу и сел в машину.
— Какого цвета была машина?
— Не помню. В то утро был туман.
— А вас не удивило, что Зайцев садится в машин? Ведь у него не было своей машины.
— Нет, я не удивилась, я решила, что тот человек хочет его подвезти.
— Какой человек?
— Да ведь Вадик был не один. Он был с человеком.
— Вы могли бы его описать?
Калерия заколебалась. Наверно, ей от души хотелось помочь, но в конце концов она покачала головой:
— К сожалению, нет. Я не рассмотрела его. Помню только, что он был в кепке.
— Ну, а внешне? Высокий? Худой? — спрашивал Борис. — Молодой? Старый? Может быть, хромой?
— Нет, не хромой. Хотя… Кажется, он прихрамывал. Возраст я не могу назвать, но старше Вадика. Такой солидный. Не толстый, но солидный, в темном пальто.
— Простите, — вмешался Мазин. — Калерия Саввична, Зайцев поздоровался с вами?
— Нет, не поздоровался. Он не видел меня. Они прошли стороной, впереди меня. Перешли дорогу и сели в машину оба, сначала мужчина, потом Вадик, и уехали. Больше я ничего не знаю.
— Спасибо.
— Это может пригодиться?
— Думаю, что да.
— Ах, я очень рада, очень. Так приятно быть полезной. Ведь нас, пенсионеров, многие совсем со счета списали. А мы хотим приносить пользу. Но не все это понимают. Вот эта хамка, Фатима, она просто покоя не дает моим животным. Они постоянно под угрозой! Скажите, пожалуйста, неужели нет никакого закона…
Сосновский обнял ее за плечи:
— Все есть, Калерия Саввична. Для хорошего человека и закон найдется. Только не сейчас. Сейчас мы с Игорем Николаевичем очень заняты, прямо перегружены. Так что о животных давайте в другой раз побеседуем, в более подходящей обстановке.
Борис подтолкнул соседку к двери.
— Ну и как? — спросил он у Игоря.
— Полагаю, денежки тут искать больше незачем.
— Слава богу. Мне надоела эта халупа. Но каков тип в кепочке?-
— Тебе он никого не напоминает?
Борис потер лоб:
— А тебе?
— Я подумал о владельце мундштука.
— Думаешь, это он забыл мундштук?
— Мог. Сунул мимо кармана впопыхах. Следовательно, у нас есть две приметы: мундштук и кепка. Мундштук — дело верное, а кепка ерунда. Мало ли людей в кепках!
— Есть еще одна примета: мужчина в кепке прихрамывал.
— Постой… Устинов?
Игорь кивнул.
— Ну, знаешь!..
— Мундштук его. Это факт. А дом на плане?
Полковник испытывал неловкость. Ему не хотелось говорить с Филиным.
— Вы, Игорь Николаевич, человек молодой и медициной не интересуетесь. Не взяли вас еще болячки за бока. А среди нашего брата Филин — светило. Попасть к нему в клинику — ой-е-ей как трудно. Правда, “поговаривают, что пациенты в долгу не остаются, но профессор не взяточник. Поставьте-ка себя на место излеченного человека! Разве не возникнет чувства благодарности? Отсюда и его образ жизни — квартира, дача, машина… Все это он заслужил, наверняка. А вот со стервой этой связался зря. Опозорила! И нам предстоит сообщить старику. Незавидная задача… Эх, седина в голову, а бес в ребро! Но, между нами, женщина завлекательная. И чего она нашла в том мозгляке!
— Все-таки он помоложе профессора.
— Да? В самом деле…
Они ехали в институт, где договорились побеседовать с Филиным. Приглашать профессора к себе Скворцов счел нетактичным, ехать домой было неудобно — не стоило встречаться с Дианой.
— Вы не допускаете, что она сообщница Зайцева?
— Нет! Чепуха. Баба ни в чем не нуждалась. И не могла быть сообщницей. Доступа-то к сейфу она не имела! Нет, это лишнее. Особенно теперь, когда начинает просматриваться Устинов…
Но об Устинове говорить не стали.
Секретарша профессора встретила их в приемной:
— Валентин Викентьевич ждет вас.
