Павел Шестаков - Игра против всех
Сосновский присмотрелся:
— По-моему, с негатива. Петр Данилович, были на нем отпечатки пальцев?
— Да. Живых и неизвестные. Гадать не будем. Выясним. Так кто же мог сделать такое фото?
— Стенгазету видел весь институт.
— Но негатив должен быть у Коломийцева.
— Мы же не знаем, кто фотографировал! Негатив могли попросить у фотографа, украсть. Он мог его выбросить, наконец!
— Так или иначе, начинать следует с Коломийцева.
— Тем более, что Живых бывал в подъезде, где находится квартира Коломийцева. И дом выделен на плане.
Скворцов поднял руки.
— Утихомирьтесь! — и, дождавшись тишины, сказал — Любую версию, ребята, особенно в запутанном деле, можно довести до правдоподобия, но наша-то задача — открыть истину. А для этого потеть нужно, а не митинговать! Вот, берите пример с капитана!
Он указал на Пустовойтова, как обычно, сидевшего в углу и страдавшего от невозможности закурить.
Пустовойтов улыбнулся виновато.
— А ты не улыбайся, как у тещи на именинах! Я ему, между прочим, поручил заняться этим Коломийцевым. И он кое-что разузнал. Скажи-ка, Илья Васильевич!
Пустовойтов пожал плечами:
— Да ведь ничего особенного, Петр Данилович. Коломийцев не мог похитить денег, потому что находился в это время в санатории.
Мазин подумал, что Пустовойтов не только установил факт, но наверняка имеет кучу подтверждающих документов о том, где был и чем занимался Коломийцев в день, когда опустошили сейф, хотя в целом это еще не бог весть что за открытие! Обыкновенная добросовестная работа.
— Так и Филин считает. Коломийцев у них на хорошем счету.
— Мнение профессора — это одно, а установленное алиби — совсем другое.
Полковник любил Пустовойтова.
— Кроме того, капитан выяснил, что снимок делал сам Коломийцев, но пленку, негатив, мог использовать и другой человек. Редактор давал пленку Устинову.
— Устинову? С какой целью?
Ответил Пустовойтов:
— Бухгалтер попросил пленку, чтобы отпечатать свой снимок. Его тоже фотографировали для этого номера.
— Правдоподобно. Вы и с ним говорили?
Ответил Скворцов:
— Я просил Илью Васильевича не говорить пока с Устиновым. И так путаницы с избытком. Вы вот Зайцева разоблачили! Впились в него клещами и забыли все на свете. А дело, может быть, проще пареной репы. Надоела парню баба и сбежал он не от нас, а от нее.
— А деньги?
— И деньги не он!
— И Живых не он?
— Куда ему! Культурный паренек, а вы его за сверхзлодея держите. Украл, убил, сбежал! Ну далеко ли можно убежать на ворованной машине, если объявлен розыск?
— Нужно, по крайней мере, осмотреть его квартиру, — предложил Сосновский.
— На каком основании? Жилище граждан неприкосновенно. У него на неделю бюллетень. На том основании, что бюллетень подстроен, мы не имеем права срывать замки. Представляю, как вы будете выглядеть, если он завтра вернется! Впрочем, на всякий случай я попросил капитана понаблюдать за домом. Ничего не заметили, Илья Васильевич?
— Пока нет.
— А с машиной ничего нового? — спросил Сосновский. — Не иголка же это, черт побери!
— Ее могли перекрасить или, еще хуже, разобрать на части где-нибудь в частном гараже.
— Но тогда машину угнал наверняка не Зайцев, — сказал Боб обескураженно.
— В том-то и дело. Много думать предстоит. Между прочим, Гаджиевых мы упустили. А это ценный источник сведений о Живых. Нужно заняться его ипподромным времяпровождением. Вот так, ребятки. И, разумеется, узнать, вернулся ли Зайцев.
Зайцев не вернулся…
Было еще темно, когда Мазина разбудил телефонный звонок в коридоре. «Наверно, мне», — подумал он и не ошибся.
— Вы, Игорь Николаевич?
— Я, — ответил Мазин, узнав голос полковника и недоумевая, что заставило начальство лично поднять его до рассвета.
— Хорошо, что сразу на вас напал. Одевайтесь и спускайтесь вниз. Я заеду за вами. Одевайтесь попроще. Придется пачкаться.
Игорю очень хотелось узнать, зачем он понадобился, но по тону Деда понял, что спрашивать не следует, и ответил:
— Есть.
Ждать внизу, у подъезда, пришлось минут пять, и Игорь пожалел уже, что не побрился, когда увидел в конце улицы свет фар.
— Садитесь сзади! — предложил полковник, хотя место рядом с ним было свободно.
Сзади сидел Сосновский в потрепанном плаще. Мазин подумал, что тот в курсе, и глянул вопросительно, но Боб только пожал плечами.
— Чтобы не повторяться, объясню все на месте, — сказал Скворцов.
Машина пересекла бульвар и остановилась у знакомого дома научных работников.
— Посидите, пока я схожу за профессором.
— Чудит Дед, — ворчал Боб, — штуки-трюки. Мы ж не в цирке работаем.
— Может, так нужно… — ответил Мазин неопределенно.
— Может, в этом и есть великая сермяжная правда? — скопировал его тон Сосновский.
Они замолчали и ждали довольно долго. Видимо, полковник не предупреждал профессора. Наконец из подъезда вышли двое, и Дед сам открыл дверцу, усаживая Филина на переднем сиденье.
— Приветствую вас, молодые люди. Куда вы меня повезете?
— Повезу я, Валентин Викентьевич, — отозвался полковник. — Мне не хотелось говорить при ваших домашних… Вы позже поймете почему. Вам придется глянуть на свою машину.
— Она нашлась?
Филин уже знал о пропаже.
— В основном. Потребуется ремонт… и, как видно, основательный.
— Неприятно. То есть, в общем-то приятно, раз нашлась. А что, преступник задержан?
— Пока нет. Вы знаете Щегловский карьер?
— Слышал, разумеется, и проезжать приходилось, однако что именно вы имеете в виду?
— Там нашли вашу машину. Это заброшенная выработка. Камень не добывают года три. Дорога над карьером делает крутой поворот, по склону. Дней десять назад, во время ливней, на повороте смыло столбики ограждения. Нужно было поправить сразу, конечно, но знаете, как у нас любят копаться… Затянули, и за работу взялись только вчера. А прямо под склоном глубокая яма. Летом она сухая, но во время дождя переполнилась. Один рабочий швырнул в яму от нечего делать камень. Камень не ушел в глубину, а ударился обо что-то недалеко от поверхности. Он бросил еще… А потом они спустились и обнаружили в воде машину. Сейчас мы едем туда.
Холеное лицо Филина, которое Мазин видел сзади в полупрофиль, искривилось гримасой.
— Полагаю, машина безнадежно испорчена.
— Да, она свалилась с дороги, но пока машину не достали, трудно сказать, в каком она состоянии. Все зависит от того, скатилась машина в яму или летела кувырком.
Они ехали окраиной, среди одноэтажных домиков под шифером. Начало светать, но видно было плохо. Ход замедлился. «Волга» пошла на подъем, взбираясь на невысокий кряж, окружавший город с северо-востока. Потянулись белые бетонные столбики. От них вниз отходило ответвление дороги — размытая дождем полоса. В самом низу, на краю наполненной водой ямы, стояли милицейский газик и гусеничный трактор.
— Прибыли, — сказал Скворцов и заглушил мотор.
Они вышли из машины. Было очень прохладно.
Края ямы подернулись желтоватым, цвета глинистой воды, ледком. Мутная вода скрывала машину, но за ночь ее поубавилось, и синяя металлическая крыша выступила на поверхность. На ней видна была вмятина, очевидно, от камня, брошенного рабочим.
Мазин зябко поднял воротник плаща. Профессор надел очки и грустно смотрел на вмятину. Боб подошел к самой яме, трогая ледок носком ботинка. От задней части машины к трактору тянулся стальной трос. Он был закреплен, и трактор пыхтел выжидательно.
Полковник осмотрел крепления, спросил:
— Все готово? Тяните!
Парень в кабине дал газ, мотор взревел, и трактор, выпустив горячую голубую струю, задрожал крупно и дернулся, натянув трос.
— Осторожно, если можно, — попросил Филин.
Трактор напрягся, перевалившись с гусеницы на гусеницу, забуксовал слегка и чуть сдвинулся с места. Вода в яме заколыхалась. Видимо, в этом направлении склон был пологим, потому что машина пошла гладко, вот появился из воды багажник, побежали струйки по бортам и стеклам. Когда стекла очистились, почти все вскрикнули. За рулем по плечи в воде сидел человек.
— Тащите, тащите осторожно! Все подальше держитесь, — командовал полковник, отстраняя рукой людей, кинувшихся к машине.
Трактор вытащил наконец «Волгу» на ровное место. Внешне машина была почти в полном порядке.
— Теперь повернись и дай сюда свет, — закричал полковник трактористу.
Тот начал разворачивать свой «ХТЗ», бросая любопытные взгляды на «Волгу». Свет сразу выхватил ее из полумрака.
Вода проникла в машину через опущенное стекло. Через него же половина воды вылилась, когда «Волгу» вытаскивали, и труп, плававший в ней, опустился на сиденье. Сосновский с трудом отворил дверцу и выпустил оставшуюся воду. Мертвец привалился к спинке сиденья. И хотя распухшее, обезображенное лицо его не попадало в лучи фар, Мазин уже знал, кого нашли в машине.
