Андрей Константинов - Тульский–Токарев. Том 2. Девяностые
— В Архангельской.
— А я в Кировской отбывал, Омутинский район, поселок Восточный… Короче, у «особиков» такой взгляд бывает, понял?
— Теперь понял.
Тимов дернул плечами:
— Не за что, короче. Я знаю, тебе меня опросить, туда-сюда… Короче, отпускай нас троих. Эти двое, что со мной — если и видели бы, то все равно: ни гу-гу. Но они не видели. Они в воров играют. Несудимые. Ну и не надо, чтобы они… Нам-то еще… Короче, я завтра утром — у тебя, и все повторю. Ксиву возьми, как залог.
Харламов кивнул:
— Да я верю…
Но Тимов покачал головой:
— Возьми, короче, для начальства… Мол, прижал блатного, ценный источник…
— Спасибо, Дима.
Тимов дернул подбородком:
— А кент его — вот он выходит, видать, допросили уже. Короче, я исчез. Не забудь выпустить моих. Пока.
И Тимов, засунув руки в карманы широких штанов, гуляющей походкой пошел прочь. Харламов же подошел ко входной двери бара — оттуда как раз вышли что-то громко обсуждавшие парень с девушкой и хорошо одетый, зажиточный с виду мужчина лет тридцати пяти.
— Товарищ! — быстро окликнул его Степа. У мужчины чуть обвисли плечи, он обернулся.
— Да, именно вы — подошел к нему вплотную Степа. — Вас кто отпустил?
— Сотрудник ваш… — нервно ответил мужчина. — А я что — задержанный был?
— Что вы? — обманчиво улыбнулся Харламов. — Не были… Вы сейчас задержаны!
— Н…не… понимаю… Вы кто? — залепетал мужчина.
Степа укоризненно вздохнул:
— Что-то никто сегодня вечером меня с первого раза не понимает… Руки! Да не вверх, а развернуться ко мне спиной и руки назад! Пофыркай еще!
На запястьях мужчины защелкнулись наручники. Харламов развернул его лицом к себе и рыкнул:
— Фамилия!
— У… Ужинский…
— Сам знаю! Так вот, подозреваемый Ужинский. Около получаса тому назад недалеко отсюда был задержан гражданин Янковские Павел Григорьевич, который уже в машине поведал мне, как он по предварительному сговору с вами, вернее — с тобой, перхоть ты подзолупная, — зарезал девку молодую. Сейчас он уже это пишет и, очевидно, про тебя не забывает…
Ужинский, слушавший Степу с ужасом, прислонился к водосточной трубе и вдруг осел. Звено мятой трубы выскочило из крепления, и Ужинский с жестяным грохотом опрокинулся на асфальт. Охранявший вход старший сержант Плотов подошел к ним поближе, глянул на упавшего мужчину и спросил спокойно Харламова:
— В поддых ты ему, что ли?
— Обижаешь! — хищно оскалился Степа. — По нервам, и в самое яблочко!
Ужинский заворочался на асфальте. Харламов наступил ему на грудь ботинком и сказал, закуривая. — Не теряйте самообладания, уважаемый! К стенке поставят Янковскиса, а тебе, гнида, прокурор на лбу только пятнашку и нарисует! А если мне сейчас явку накарябаешь — так тринадцать получишь! Ну как — по рукам, Ужинский?
Ужинский затравленно глянул на Плотова. Старший сержант сокрушенно кивнул:
— Дело говорит. Ты, милок, соглашайся, а то… Его из лагеря строгого режима поперли за то, что он явку с повинной о подготовке покушения на Горбачева выбил… у семерых.
Ужинский закрыл глаза. Его заколотило. Ссохшимися губами он вдруг замямлил:
— Неужели вы ему верите, что я знал, что он убьет?
— Верим! — заорал Харламов. — Ему — верим! Он ведь чистосердечное пишет, а ты, мразь, разлегся здесь! Подъем! В этапную камеру, сука!
Пока Степа поднимал на ноги враз обессилевшего мужика, из бара выбежал Токарев. После короткого обсуждения Ужинского, как драного кота, поволокли к машине.
Старший сержант Плотов, пока суть да дело, деликатно поинтересовался у Харламова:
— Слушай, а кто такой Янковский?
— Не Янковский, а Янковские, — поправил его Степа. — Это мой двоюродный брат из Риги.
— О, как! — хмыкнул старший сержант.
Началась суета. Даже Токарев на радостях цокал языком:
— Ай да Харламов, ай да сукин сын! На голом месте — развалил до седла!
Степа зарделся от удовольствия…
…Василий Павлович принял решение остаться в баре вместе с Ткачевским и другими вызванными силами, чтобы с прокуратурой доделать мелочи.
Токарев знал, что этот этап работы — самый неблагодарный и скучный, но самый важный для следствия и суда. «Дожимать» Ужинского он доверил «молодежи»:
— Пусть берут на себя ответственность… Харламов, Тульский… Боцман, наверное, уже пришел. Все будет правильно, так он объяснил свое решение Ткачевскому. Тот согласился с начальником, поскольку по-человечески все было понятно — все видели лицо Артура…
* * *…Когда Харламов притащил полубесчувственного Ужинского в 16-е отделение и объяснил все Тульскому, то… То Артур очень спокойно усадил «клиента» посреди комнаты и заварил чайку. Сдерживаясь, Тульский, начал играть в «доброго следователя»:
— Видел, как Свету убили?
— Да, но… Вы поймите!
— Спокойно, спокойно… чем убили?
— Как спицей…
— Куда воткнул?
Наручники у задержанного были сняты Тульским для чаепития, свободной от чашки рукой Ужинский, дрожа, показал на Артуре.
— На себе, ублюдок, показывай! — заорал Харламов так, что подозреваемый облился чаем.
Тульский «возмущенно» одернул его:
— Степа! Ну зачем ты?! Гражданин все рассказывает… раскаивается… правильно?
— Угу…гу… — глотал истерично чай Ужинский. Артур понимающе сочувственно покивал и спросил:
— А за что убили-то?
— Просто так, — всхлипнул Ужинский. — Но это — не я!
Тульский резко отшатнулся, ему было невмоготу больше притворяться добрым.
— Это тебе тоже «просто так»! — Харламов со всей дури вмазал ойкнувшему задержанному по спине — из рук у него вылетела чашка и, упав на пол, разбилась.
— Это на счастье, — сказал Степа. — Но, сука, не на твое. Тебе, падаль, счастья не видать, потому что ты меня рассердить не боишься…
Артур присел перед Ужинским на корточки:
— Слушай! Ты инвалидом хочешь стать!
— Нет!!! Но я же не…
— А веришь, что можешь?!
— Но послушайте, я же даже не…
Сзади подошел Харламов и резко ударил Ужинского ладонями по ушам — > тот завыл и упал со стула на колени.
— А сейчас — веришь?
— Да, да!
Артур встал на колени рядом с Ужинским и, практически касаясь щекой его подбородка, зашептал:
— Я тебя медленно-медленно мучить буду… А потом, когда ты падалью станешь — выкину на помойку, и тебя там крысы обглодают. Я одно такое укромное местечко знаю — за пару часов без остатка все сожрут…
Ужинский заплакал в голос — страшно, с подвывом. Он был на грани безумия. Харламов одобрительно закивал:
— Жа-алко себя… Пожалей, пожалей, тут тебя никто больше не пожалеет!
Артур, уже почти слетая с катушек, рявкнул:
— Фамилию, имя, телефон! Все конкретное о подельнике! Ну, сука!!!
Ужинский отчаянно завыл:
— Не зна-а-а-ю!!!
Тульский переглянулся с Харламовым, взял задержанного под мышки и начал усаживать обратно на стул. Последним усилием воли Артур заставил себя не сорваться и почти спокойно выдохнул:
— Сразу трудно сказать — понимаю! Успокойся… ну… все хорошо… Итак — как его звали?
Тульский почти перешел на шепот, и Ужинский таким же шепотом откликнулся:
— А… Артем.
— Правильно!.. А фамилия, фамилия какая?
— Токарев.
Артур со всего маху ударил Ужинского ногой по лицу. Тот откинулся навзничь и, не долетев до пола, успел еще поймать удар Харламова. Задержанный свернулся на полу и захрипел.
— Ы-ты, рыбина какая! — довольно проворчал Степа. — Крученая!
Опера мгновенно решили, что Ужинский выдал себя: раз говорит про Артема, значит знает их мир, и блатной мир знает, и названное имя — это вроде издевки.
Они уже начали стервенеть и потому не сообразили, что никак Ужинский на блатного не тянет.
В этот момент зазвонил телефон, Тульский схватил трубку — звонил Артем.
— А, — тяжело дыша сказал Артур. — На ловца и зверь… Тут один упырь говорит, что ты с ним Светку убил: как тебе?
— Какую Светку? — ошарашено спросил Токарев-младший.
Тульский сообразил, что Артем ведь еще ничего не знает, и ответил неопределенно:
— Ты подгребай… Когда будешь?
— Через пять минут…
Когда Токарев-младший влетел в кабинет, Ужинский лежал, забившись в угол. Волосы его были липкими и мокрыми, потому что Харламов облил его почти кипятком.
— Мужики, вы чего это…
— Здорово, Артем — откликнулся Артур, глаза у которого блестели нездоровой сумасшедшинкой. Он пнул Ужинского по голени и спросил:
— А вот и твой подельник, узнаешь?
Тульский наклонился и повернул Ужинского лицом к Артему. Правый глаз у задержанного уже заплыл и ничего не видел.
— Нет!!!