Якудза, или Когда и крабы плачут - Юрий Гайдук
— На случай возможной блокировки московского гостя?
— Судя по всему, к этому дело идет.
Сейчас бы самое время поинтересоваться, с чьей помощью предполагается блокировать действия следователя по особо важным делам Следственного комитета, но это вызвало бы подозрения, и единственное, что мог в данной ситуации сделать Седой, так это пробормотать сочувственно:
— Ситуация серьезная, так что можешь располагать мной полностью, но и ты меня должен понять. После той встряски, которую мне устроил твой Сиська, так просто в Корею не мотанешься. Надо хоть какое-то время, чтобы привести себя в порядок. К тому же я едва ли успею войти в курс дела, а вести переговоры, не зная всей проблемы…
— Я уже все обмозговал, — успокоил его Камышев. — В Корею ты отправишься на траулере, причем не с пустым трюмом, а с морским гребешком, который возьмете у берегов Приморья, и пока будете идти до Пусана, кэп введет тебя в суть проблемы.
— Что, он тоже при делах?
— Да. К тому же это толковый рыбак, который уже лет двадцать уводит краба и морского ежа из-под носа погранцов и всю глубину вопроса знает не понаслышке.
— Ну, ежели так, тогда этот вопрос отпадает. Кстати, в Пусане меня встретят?
— Само собой.
— А ксива?
— Об этом можешь не волноваться. Все документы будут самые настоящие.
о. ХОККАЙДО, САППОРО
Еще днем с моря задул северо-западный ветер, накрывший порт брюхатыми черными тучами, а ближе к вечеру стал накрапывать холодный дождь, и когда Танака, глава подразделения семьи Ямомото в Отару, садился в машину, настроение у него было под стать погоде. И причина тому имелась серьезная. В кассу семьи, главный офис которой находился в Саппоро, надо было сдавать выручку за прошедший месяц, а сдавать практически нечего. Три тоненькие пачки иен — и всё. Всё, что удалось собрать.
Это его настроение, видимо, прочувствовал и сидевший за рулем Ито, шеф боевиков, на котором лежала ответственность за пополнение кассы семьи Танаки. Хмуро вглядываясь в ветровое стекло, он за всю дорогу не проронил ни слова, и только подъезжая к загородной вилле Ямомото, прохрипел простуженным голосом:
— Не расстраивайтесь, хозяин. Всё восстановится. Да и господин председатель должен понять ситуацию.
Покосившись на него, Танака лишь вздохнул обреченно. «Понять ситуацию…» Хорошо так говорить им, молодым и сильным, тем, кто влился в якудзу уже в нынешние времена, когда рушатся те устои, на которых триста лет держалась и крепла организация, и они, представители нового поколения, ни в грош не ставят традиции семей, наступая на пятки таким старикам, как он. А как быть ему, члену многотысячной армии, стаж которого уже перевалил за четверть века? Отойти на задний план, уступив свое место тому же Ито, или все-таки доказать Ямомото, своему названому отцу, что он еще в состоянии овладеть ситуацией, а нынешний облом с деньгами — это всего лишь временная неудача, которую можно будет выправить с подобающим якудзе достоинством?
Впрочем, все эти размышления были всего лишь хандрой, недостойной настоящего якудзы, и те, кто хорошо знал Танаку, даже представить себе не смогли бы, что он когда-нибудь опустит руки.
Поставив машину на парковочной площадке, Ито предупредительно открыл дверцу и согнулся в поклоне. В это же время распахнулись высокие, из кованого железа ворота и охранники Ямомото также склонились в учтивом поклоне, пропуская посетителей в ухоженный сад, в глубине которого просматривалась выстроенная на старинный японский манер одноэтажная вилла главы семьи. Подразделение, которое возглавлял Танака, было одним из ведущих в многочисленной семье Ямомото, и само собой, что глава клана требовал к себе положенного уважения и почтения.
Мысленно настраиваясь на предстоящий разговор, Танака даже не обратил внимания на усилившийся дождь, и только когда поднялся на крыльцо, сделал знак своему шефу боевиков, чтобы тот следовал за ним. В дверном проеме его встретил с учтивым поклоном один из тех юных представителей якудзы, которые обслуживали этот великолепный дом, и глава семьи прошел в просторный зал, на дальней стене которого светилась эмблема семьи Ямомото, а под ней его ждал в кресле и сам пятидесятилетний якудза, переживший все падения и междоусобные войны его клана, оттого, видимо, наполовину облысевший, но все еще сохранивший гордую посадку головы и пронзительный взор черных глаз.
Согнувшись в учтивом поклоне, Танака приблизился к председателю и лишь после этого позволил себе поздороваться сначала с ним, а потом уже и с его помощником, который стоял по правую сторону от кресла. Попросив принять от них деньги в кассу семьи, он сделал знак рукой, и Ито протянул советнику три пачки иен. Приближался самый неприятный момент, и Танака, от которого не ускользнул недоуменно-вопросительный взгляд Ямомото, брошенный им на купюры, тут же решил опередить вопрос, который следовало ожидать:
— Простите, господин председатель, за столь маленький вклад, но это все деньги, которые удалось собрать за прошедший месяц. — И он, как бы в знак своей собственной вины за подобное безобразие, склонился в еще большем поклоне.
Глазами, полными искреннего недоумения, тот смотрел на Танаку, но посчитав, что его не украсит выяснение отношений с ним в глазах слуги, который застыл в немом ожидании приказа хозяина, кивнул помощнику, чтобы тот принял от Ито деньги.
— Проверь, — негромко приказал он, и когда тот, пересчитав иены, положил их в объемистый, стоявший в углу сейф, так же негромко приказал ему и слуге удалиться. Следом за ними покинул комнату и Ито. Наступал момент развязки, предчувствие которой уже второй день не давало Танаке покоя. Председатель долго молчал, изредка посматривая на визитера, наконец, произнес вроде бы и спокойно, но в то же время грозно:
— Что случилось?
— Простите, господин председатель, но весь прошедший месяц не было отчислений с доходов основных партнеров.
На той территории в Отару, которой владела семья Танаки, основным источником дохода был рыбный порт, который некогда крышевал сам Ямомото, выросший впоследствии до главы клана якудзы в Саппоро, так что ему не надо было объяснять про основных партнеров.
— Оптовики? — спросил, словно прокаркал, он.
— Да.
— Почему? — на этот, казалось бы, вполне естественный вопрос ответ знал каждый японец на Хоккайдо, ежедневное меню которого не обходилось без розового мяса камчатского или сахалинского краба, сайры, выловленной в российской зоне, без тунца или лосося, а более состоятельные люди могли порадовать свое брюхо и такими
