Ольга Лаврова - Побег
— Ведут, — угрюмо буркнул тот и направился к дежурному. — Ведут ее ненаглядного.
— Да она не в курсе, — вполголоса пояснил дежурный.
— И зря! Докатился ваш Багров, — обернулся Иван Егорыч, — на человека руку поднял.
Майя Петровна совсем побелела.
— Загорский?..
— Загорский жив-здоров. А вот майор…
— Погиб?!
— На грани, — отрезал Иван Егорыч и тяжело сел подле дежурного.
— О нем Москва справлялась, — вспомнил тот.
— Надо сообщить. Родных вызвать…
Катя со сна ошалело уставилась на отца, переступившего порог дежурки. Движения его были заторможены, вялы, лицо безучастно. Вот шатнуло, и Гусев подпер его плечом. Но даже Катя поняла, что шатало не спьяну. Сказывалось телесное и душевное изнеможение.
Багров медленно поворачивал голову, осматриваясь. На Кате задержался, но довольно равнодушно. Наконец увидел жену. К щекам, ко лбу прилила кровь, жилы на висках вздулись неестественно, в мизинец толщиной. Он разлепил спекшиеся губы:
— Майя, прости…
Это было все, что у него сейчас было. Два слова. Единственная просьба к судьбе.
Дежурка забыла дышать, переживая драматичность момента.
Майя Петровна без звука подняла ладонь, обращенную к мужу, и широко повела ею в воздухе, будто ограждаясь невидимой стеной.
Отреклась.
Хуже любого приговора, потому что пожизненно.
Накинула пальто, платок и вышла, как из пустой комнаты.
Катя нагнала ее возле милицейской «Волги». Майя Петровна о чем-то расспрашивала шофера.
— Мамочка! — вцепилась в нее Катя. — Прости его! Это я виновата! Он такой несчастный!.. Как мертвый!..
Майя Петровна легонько оттолкнула дочь и второй раз за вечер посмотрела на нее в крайнем изумлении. Но теперь в глазах появились проталинки.
— Вернись и накорми его, — приказала она. — В сумке все есть.
— А ты?!
— Я в больницу. Не жди.
25
Пал Палычу не спалось. Тоскливая штука — бессонница. Не так давно и улегся, а уже мочи нет. С боку на бок, с боку на бок…
Телефонный звонок выдернул его из постели и в три прыжка донес до прихожей.
— Прошу прощения, что разбудил, — сказала трубка голосом дежурного по городу. — Но тут из Еловска поступили новости, и я подумал…
— Не тяните, Григорий Иваныч!
Тот зачитал телефонограмму, добавил что-то сочувственное.
Знаменский деревянно поблагодарил. И остался стоять в прихожей, слепо уставясь на свои босые ноги, без определенных мыслей и чувств, зная только, что в его жизни стряслась огромная беда.
