Владимир Колычев - Воровской ход

Тихо в палате, спокойно, постель относительно чистая, кормежка после голодной пайки кажется недурственной. Лечения никакого, но Егору и без этого неплохо. Главное, отлежаться, тогда сотрясенные мозги сами встанут на место. Впрочем, он уже сейчас чувствовал себя неплохо. Скоро выпишут. А дальше что?

Майор Лесницкий крутить хотел абстрактную братву, ту, которая где-то далеко и неопасно. Но позавчера он своими глазами увидел реальных пацанов – на крутых тачках, в бойцовском прикиде. И с автоматами… С кем-то из этих бандитов он запросто мог встретиться на узкой дорожке. А оно ему нужно?

Но шок мог и пройти. Лесницкий мог обругать себя за малодушие, набраться смелости, уверовать в свою силу и снова обрушиться на Егора…

Дверь открылась, и в палату тяжелой походкой вошел Бивак. Егору едва хватило выдержки, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица. И на месте он себя удержал.

Бивак был не один, с ним в палату зашли еще два «быка». Егор мог вскочить с койки, но дадут ли ему забиться в угол, откуда можно будет отражать возможные атаки? Пока он станет подниматься, его собьют с ног, а там втопчут в пол…

– Как здоровье, пацан?

Судя по тону, в котором прозвучал вопрос, Бивак не собирался нападать на Егора. Похоже, он пришел с миром.

– И на тебя хватит, и на твоих орлов.

Егор все-таки поднялся с койки, но сделал это неторопливо, с чувством собственного достоинства.

– Ну, зачем же так? – осуждающе покачал головой Бивак. – Мы чисто поговорить пришли.

– А тебе страшно со мной чисто поговорить?

– Почему страшно?

– А потому что «быков» своих притащил.

– Ну…

Бивак подал знак, и его свита исчезла за дверью. И больные из палаты потянулись, не стали ждать, когда их погонят.

– Тут это, ошибка вышла… – Он пытался смотреть Егору в глаза, но не смог удержать взгляд. – Не так тебя поняли… И «малява» от воров реально была…

– И от бандитов послание, да?

– Ну, подъезжали тут…

– Чего ты хочешь, Бивак?

– Ну, извиниться хотел…

– Тебе на волю скоро, да? – ехидно спросил Егор.

– Ну, дело не в этом…

– Кто ты по жизни, Бивак? Домой вернешься, что делать будешь?

– Ну, в дальнобоях я, сегодня здесь, завтра там…

– Нормальное дело. Только непонятно, зачем ты против меня впрягся? – едко усмехнулся Егор.

Это здесь Бивак смог поставить себя во главе лагерной банды. Здесь за ним какая-никакая сила, а на воле он – никто. Зато у воров, которые выдвинули Егора, имеется реальная власть, как по ту сторону колючки, так и по эту. А если эта власть усилена еще и бандитскими бригадами… Осознает Бивак свою уязвимость, и от этого страшно ему до дрожи в коленках. Ошибка вышла, но, может, еще не поздно ее исправить.

– Извини! – опустив голову, вздохнул вожак бакланьей стаи.

– А смысл? Завтра тебе «кум» отмашку даст, и ты нож мне в спину всадишь.

– Дело не в «куме»… Он отмашку Лазарю дал. Лазарь со своими должен был тебя сделать. А у меня должок перед ним…

– Значит, меня козлам сдали, а не бакланам?

– Ну да, козлам… А мы не бакланы, – нахмурился Бивак.

– Бакланы! Потому что с козлами в одну дуду дуете…

– Ну, не в одну…

– И на «промке» запрягаетесь… Потому что бакланы…

Егор не имел ничего против трудовой повинности, но раз уж он назвался груздем, то должен жить в отрицании лагерных порядков. Вор не должен работать, и точка!.. А остальные пусть вкалывают, он не против…

– Пока воровской ход не примете, так и останетесь бакланами.

– Ну, мы, в общем-то, по понятиям живем…

– В общем-то… – передразнил Егор. – По закону всегда жить надо. Всегда и во всем… Воры меня на положение поставили. А ты поможешь мне утвердиться. И деньги на «общак» поможешь принять.

– Деньги? – В глазах у Бивака вспыхнули алчные огоньки.

– Бандитские деньги, – кивнул Егор. – На воровской «общак».

– Ну, дело святое… Помогу… И на положение встанешь… Все будет!

Егор почему-то в том не сомневался. Он и сам смог выдержать удар, и братва его крепко поддержала. Опять же, Леон зашлет «грев» на зону. А «общак» – это такой же символ воровской власти, как скипетр в руках короля…

Глава 13

Не все, далеко не все возвращается на круги своя, но чудеса все-таки случаются. Леон снова вернулся в ее постель. Не часто к ней заглядывает, но иногда бывает.

– Хорошо с тобой, – глядя в потолок, сказал Леон.

– Я стараюсь, – нежно улыбнулась Ника.

– Стараешься, – кивнул он. – Поэтому и хорошо… Но неуютно.

– Если ты думаешь, что я тут с кем-то…

– Думаю. И ты тут с кем-то… Со мной… За Егора обидно. Он на положение в зоне стал, «смотрящий» теперь, от воров. Ты хоть понимаешь, что это значит?

– Что? – повела бровью Ника.

– А то, что на свободу он может выйти законным вором. В его-то годы…

– Круто!

Вор в законе – это действительно высокий уровень. А Егор такой, он все может, несмотря на свою молодость…

– Ты тоже можешь.

– Законным вором стать?!.. Ну, это вряд ли… Хотя, в принципе, я за воровские законы… И деньги на «общак» загнали. И Егор теперь при деньгах, и ко мне никаких претензий… Каучука тоже не обижаем… – Леон хотел сказать что-то еще, но махнул рукой, отсекая досужие измышления.

Он мог мечтать о воровской короне, но зачем Нике об этом знать. А может, его беспокоил путь к этой самой короне. Статус-кво в городе вроде бы не изменился, Леон по-прежнему держит все, за исключением Советского района. Куприян вроде бы и объявил ему войну, но в городе все тихо, никто не стреляет. Но и перед бурей бывает затишье, когда листик на дереве даже не вздрогнет. Может, его терзает какое-то недоброе предчувствие? Не жалуется он, но, нет-нет, да и подернется тоской его взгляд.

Леон поднялся, стал молча одеваться и также молча, даже не глянув на Нику, открыл дверь, стремительно переступил через порог и был таков.

А вечером того же дня Ника узнала страшную новость. После визита к ней Леон отправился в Новорудный, там, возле спортзала, его жизнь и оборвалась. Снайперская пуля попала ему точно в голову.

Но и это было еще не все. К спортзалу, к месту гибели своего босса, съехались леоновские бригадиры. Там их всех одним махом и положили. Уцелел только Беляк, но не факт, что он выживет с двумя пулями в животе…

Душно в подвале, жарко, но вместе с тем и холодно. Снаружи жарко, а изнутри холодно. Третья неделя на исходе, как Валек здесь. Мирон уже окочурился от голода, его позавчера подняли и вынесли в лес. Там и похоронили. Валька тоже хотели взять с собой, чтобы он яму для друга вырыл, но решили не трогать. Какой от него толк, если он лопату в руках не удержит. Предложили закопать его в одной с Мироном яме, но решили не брать грех на душу. Пусть сначала сдохнет, а потом уже…

Это Леон приговорил их к голодной смерти. Пусть помучаются, сказал, перед смертью… Падла!

Мучиться осталось совсем чуть-чуть. Смерть уже совсем рядом. Если вдруг пойдет дождь, и в подвал из расщелины в кладке побежит вода, Валек даже не сможет напиться.

И сбежать он тоже не сможет. А шансы есть. Со вчерашнего утра в доме тишина. В подвал никто не заглядывает. Ушли все, никого нет. И если поднять крышку люка… Но не поднимет он, и думать нечего.

Во дворе дома послышались чьи-то голоса, и вскоре загрохотало над головой. Крышка люка открылась, в подвал спустился Хомут.

– Валек? Ты, что ли? – выпучился он на него.

Валентин вяло пожал плечами. Он и хотел бы ответить, а толку? Ясно же, что Хомут – его предсмертное видение…

Он закрыл глаза, проваливаясь в обморок. И на самом дне этой пучины увидел Костлявую в балахоне и с косой. Это Смерть пришла за ним. Но почему под черным капюшоном лицо Леона? И почему во лбу у него дырка, из которой на щеку стекает струйка крови?..

Очнулся Валек в больничной палате. Он лежал на койке под капельницей. Вялый, изможденный, но живой. И под врачебным присмотром. Диагноз у него простой – сильнейшее физическое истощение. Но шансы на выздоровление были. Хорошие шансы.

А на следующий день к нему пожаловал Хомут. Оказывается, тогда в подвале он ему не привиделся. Это он распорядился отправить Валька в больницу.

– Как здоровье? – сурово спросил Хомут.

– Да ничего, жить буду… – стараясь держаться бодрячком, пробормотал Валентин.

– А нужно? Говорят, ты нас Леону сдал!

Валек обреченно закрыл глаза. Леоновские били его, пытали, а он держался и слова им не сказал. Так и сдох бы под пытками, если бы не раскололся Мирон.

Это Мирон рассказал и про лесной лагерь, и про пацанов, которые в нем обучались. Валек же и слова не проронил. Но все-таки главная вина лежала на нем. Это его раскусила мадам, а не Мирона. Он сболтнул ей, что их готовят к войне с леоновскими… Кажется, сболтнул… Он тогда был слишком пьян, чтобы помнить сейчас все в деталях… Но Леон говорил про синяк от приклада и про мозоль от спускового крючка, которые обнаружила мадам…

В общем, он сам во всем виноват, и не надо перекладывать вину на Мирона.