Владимир Колычев - Воровской ход
Казалось, мадам очень боялась разочароваться в нем. Три сотни рублей – это курам на смех. Она ведь выгонит его в шею, еще и плюнет вслед, если он вдруг обманет ее ожидания. Но Валентин ее не разочарует. Если, конечно, трехсот долларов хватит за ночь с такой красоткой. Или хотя бы за час… Слишком роскошно выглядела мадам, чтобы стоить дешево.
– Ну да, долларов… И еще дома есть…
– И еще, наверное, будет! – Она смотрела на него, как на героя своего романа.
А ее герой – мужчина крутой, богатый и успешный.
– Ну, есть работа… Там не одна тысяча…
Валентин пока только догадывался, какая работа предстояла им в ближайшее время. Но знал, что заплатят за нее по высшему разряду. Тысяча долларов – это всего лишь аванс, и еще отстегнут две как минимум…
Намечается большой разбор с леоновской братвой. Куприян запрягал долго, но если он разгонится – остановить его будет невозможно. Возможно, уже в ближайшее время с леоновской братвой будет покончено. Тогда этот бордель отойдет под крышу Куприяна. И тогда Валентин будет входить сюда на хозяйских правах. Тогда эта мадам будет стелиться перед ним за бесплатно… А может, она будет стелиться только под него. Действительно, зачем он будет делить эту красоту с другими?..
– Ты знаешь, я почему-то в этом не сомневаюсь. Ты такой крутой парень… – блондинка ловко сняла с него футболку, провела пальцами по длинному свежему шраму над левым соском. – Что это у тебя такое? Нож?
– Ну, в общем, да…
Точно такой же шрам был у него и под пупком. Леваш и стрелять их учил, и на ножах фехтовать. Валентину еще повезло, а Макею живот ножом вспороли, кишки наружу вылезли, в больницу пришлось везти зашивать… Хотелось бы обо всем этом рассказать мадам, но нельзя… Хотя что здесь такого?
– Я же говорю, крутой парень… А это что? – Она провела пальцами по его синяку на правой ключице.
– Да так…
– Блин, ты меня так заводишь… А триста долларов хватит… И за выпивку, и за все… Может, еще и скидку сделаю… Ты же красавчик, я таких люблю.
Она подала ему бокал.
Он выпил, поставил бокал на стол и в ожидании посмотрел на молодую мадам. Интересно, что будет дальше?.. Самому начинать было как-то боязно.
– Ну, и чего стоишь, как истукан? – усмехнулась она. – Я же твоя женщина… Или нет?
Валентин кивнул, взялся пальцами за низ ее платья и нерешительно потянул его вверх. Мадам улыбнулась, повела бедрами, и платье соскользнуло с нее, как золотое кольцо с намыленного пальца, и он уложил ее на кровать…
Леон чувствовал себя хозяином везде, и он имел на это право. Двери перед ним распахивались сами собой. А если вдруг случалась задержка, он мог открыть дверь ногой.
Ника сладко спала, когда он появился. Дверь была закрыта, и он громко постучал.
Ника на ходу набросила халат, запахнула его, открыла дверь. Увидев Леона, облегченно вздохнула:
– Напугал! Думала, менты!
– А что, ментов боишься? – Он прошел в номер, взял Нику за плечи и сказал:
– Собирай свой бордель на выезд. В зону поедешь, на сеанс одновременной игры.
– Шутишь?
– Ну, пока да… А если Егор вдруг попросит… Если разрешат…
– А попросит?
– А вдруг? – В этой короткой фразе заключалась вся логика Леона.
Вся логика, которая не позволяла ему забраться к ней под одеяло. Хорошо, хоть с борделем не прокатил. Сам все организовал, все устроил, Ника, считай, на готовое пришла. Ну, нескольких девочек привела…
Она не подвела его, сдала-таки куприяновского бандита, который всерьез собирался кого-то убить. Лично обработала – охмурила, напоила, развязала язык…
– Что там с Вальком? – Ей все же было немного жаль паренька.
– Да вот, спасибо тебе хотел сказать, – нахмурился Леон.
Ника настороженно глянула на него. Вместо спасибо и в челюсть получить можно, если вдруг она сделала что-то не так.
– А чего так невесело?
– А то, что Куприян серьезно к делу подошел… Там какой-то лагерь у него в лесу, стрельбище. И подготовка, судя по всему, серьезная… Возможно, твоему красавчику меня собирались заказать…
– Что вы с ним сделали?
– Да ты не бойся, заспиртуем и тебе в банке привезем, – усмехнулся Леон. – Пользуйся, нам не жалко!
– Я серьезно, – покачала головой Ника.
– И я серьезно… И у Куприяна все серьезно, и у нас…
Глава 12
Назвался груздем – полезай в кузов. Назвался вором – отправляйся в кондей. По такому принципу и работала «кумовская» служба.
А именно вором Егор и назвался. По-другому никак было нельзя. Он же не просто так на зону пришел, у него серьезная цель. Вор – это, значит, «отрицала», значит, на работу выходить нельзя. А это злостное нарушение режима со всем отсюда вытекающим.
Для начала Егор получил десять суток. Если не одумается, получит новый срок. А в штрафном изоляторе условия жесткие: пайка голодная, днем – или на корточках сидеть, или пешком стоять. А день – это с пяти утра до одиннадцати ночи. Уж лучше на «промке» вкалывать, чем так. Там хоть время идет, а здесь, в карцере, оно стоит и как будто даже не колышется. День – как целая вечность. Тоска, ноги болят, жрать охота… Вот тебе и заехал в зону с полномочиями от уважаемых воров. Впрочем, он на легкую жизнь и не надеялся.
Менты из уголовного розыска давили на него, адвокаты – на них. В суд завезли «на лапу»… В общем, Леон изо всех сил пытался помочь ему, но избежать наказания так и не удалось. На целую пятилетку отправили его в зону, на общий режим, где, как утверждал Каучук, балом правят черти, козлы и прочие бакланы. Серьезных людей командируют как минимум на строгий режим, а на общий уходит всякая мелочовка. А там, где бакланам некому подрезать крылья, благодатная почва для беспредела. В каждом отряде свои расклады – где-то секция профилактики правонарушений «мазу» держит, где-то сильнее бакланья стая, но, в целом, и те на коне, и другие. Что там конкретно, Егор не знал. Он и на карантин не успел заехать, как оказался в штрафном изоляторе. Десятые сутки на исходе, сегодня его должны выпустить и отправить в общежитие. Или на карантин. Где-нибудь переночует, а завтра снова сюда. Если, конечно, не откажется от своих претензий на воровское звание.
Дверь открылась, надзиратель велел выходить. Под конвоем Егора доставили в административное здание, в кабинет начальника оперативной части.
Майор Лесницкий стоял у окна и поливал цветы. Леечка пластмассовая в руке, и держал он ее с таким прилежанием, будто не было в его жизни ничего важнее, чем эти фиалки и фикусы в горшочках. И если вдруг их вовремя не полить, настанет конец света.
«Кум» глянул на Егора, как на какое-то исчадие ада, которое своим дыханием погубит драгоценные растения, и остановил его движением руки у самого порога. Он полил цветы, полюбовался видом из окна, которое, судя по всему, выходило на площадь перед воротами контрольно-пропускного пункта, и сел за свой стол.
– Ну, что скажешь, Егорычев? За голову взялся?
– Ничего не изменилось, гражданин начальник. Я – вор и работать не буду, – едва разжимая челюсти, сказал Егор.
– На кого-то надеешься?
– А на кого я надеюсь?
– Да послание с воли пришло… – Майор брезгливо взял какую-то бумажку, лежавшую у него на столе, и с тем же выражением лица разжал пальцы, возвращая «маляву» на место. – Требуют считать тебя вором и ставят тебя на положение.
– И что?
– Они не могут требовать. И ставить не могут. Поставить тебя могу только я, и тогда все – ты уже никто. Ты должен понимать, что это не угроза. Это суровая реальность, и ты в этой реальности по самые уши… Не веришь?
– Верю.
– Очень хорошо. Мой тебе совет, брось свои глупости и становись в строй. Я смотрел твое дело, ты по специальности токарь-фрезеровщик. Нам такие специалисты нужны. Два года ударной работы, и мы переведем тебя на поселение, год на «химии», а потом домой – через условно-досрочное освобождение. А вор от звонка до звонка должен мотать. А мы еще и добавим, найдем, за что…
– Все это хорошо, гражданин начальник, только я уважаемым людям слово дал.
– Какое слово, Егорычев? Ты же не вор, ты бандит. Или думаешь, я ничего не знаю? Звонили мне насчет тебя… – Лесницкий выразительно вкрутил палец в потолок. – Думаешь, я впечатлен? Нет. И никаких поблажек тебе не будет. Более того, я настроен очень решительно, в случае твоего отказа…
– Нет! – отрезал Егор.
– Ну, смотри, ты сделал свой выбор.
Егор опустил голову. «Кум» обладал реальной властью, и если всерьез решил его наказать за упрямство, спасения не будет. Но и пощады просить Егор не будет…
Два мускулистых парня стояли друг к другу лицом, на их скрещенных руках качалась Ника. Легкие прозрачные одежды на ней, волосы распущены, в глазах яркий огонь. Она хохотала, обнажая белоснежные зубы, тянула к нему руки, но парни бочком-бочком пятились от Егора. И они все дальше, и Ника исчезает из виду. И руки она к нему больше не тянет. Еще чуть-чуть, и она исчезнет совсем…