Владимир Гриньков - Так умирают короли

Рядом с ней я согревался душой. Она, кажется, имела шанс излечить мою душу и тело после того, как меня коварно, без предупреждения, бросила на произвол судьбы другая женщина. Я был заранее благодарен Марине.

Я избавлял ее от одежд с торопливостью каторжанина, только что выпущенного на свободу. У нее было упругое молодое тело. Я поцеловал ее обнаженную грудь, вздымаемую прерывистым дыханием. И тут зазвонил телефон. Марина замерла, а я выругался.

Это был Загорский.

– Женя, здравствуй. Я тебя не разбудил?

– Нет, – ответил я и демонстративно зевнул в трубку.

– Извини, брат. Но дело неотложное. Мы могли бы встретиться?

– Когда?

– Сегодня утром.

Сегодня у группы был выходной, и я не собирался никуда идти.

– Приезжайте ко мне, – предложил я и продиктовал адрес.

– Кто это? – спросила Марина, когда я положил трубку.

Она лежала на диване совершенно нагая и смотрела на меня с бесстыдством истинной дочери матушки-природы.

– Один мой знакомый граф, – пояснил я.

– Настоящий?

– Ну конечно! Я тебя с ним познакомлю. Но до того мы еще что-нибудь сумеем сотворить.

Глупо было бы сейчас подняться и одеться. Марина обвила мою шею руками и привлекла к себе. Она была нежна и ласкова.

– Ты лечишь меня.

Она не поняла. А я не стал ничего объяснять.

И снова нам помешали. Телефон затрезвонит очень некстати. Я замер, не желая поднимать трубку. Но это за меня сделала Марина. Прижала трубку к своему уху, я не слышал, что ей сказали, но она вдруг изменилась в лице и отдала трубку мне.

– Алло!

– Ты не слышал меня?

Светлана. Я покосился на Марину. Она демонстративно внимательно разглядывала потолок.

– Я говорю, что напрасно вчера тебя оставила скучать в постели одного.

Если это же самое слышала Марина, я пропал.

– М-да, – пробормотал я.

– Здесь все нормально. Самсонов жив-здоров.

– М-да, – поддержал я разговор.

Ночь прошла, ничего не случилось, с восходом солнца Светкины страхи улетучились, и теперь она, наверное, кляла себя за то, что сорвалась очертя голову к Самсонову. Так я понял.

– Ты же не сердишься на меня?

– За что?

– За то, что я уехала.

– Нет.

Я сказал совершенно искренне. Я уже ее простил за внезапный отъезд. А вот за этот дурацкий звонок я с удовольствием припечатал бы ее. Хотя в глубине души понимал, что она ни в чем не виновата. Надо было самому снимать трубку.

– Приезжай ко мне, – попросила Светлана.

– Сегодня не могу.

Пауза.

– Ты обиделся?

– Нисколько. Я жду Загорского.

Черта с два я ждал Загорского. Просто при выборе между Мариной и Светланой я почему-то всегда склонялся в пользу первой.

– А-а, понятно.

Ничего тебе не понятно, милая!

– Я тебе позвоню.

– Ну конечно, – подбодрил я ее.

И положил трубку.

– Кто она? – спросила Марина.

Она все так же внимательно рассматривала потолок. Сказать ей правду – означало ее потерять.

– Моя жена, – ответил я.

Вот теперь Марина повернулась ко мне.

– Не гуди! – недоверчиво сказала она. – Ты не женат.

– Увы, но это так. Я соврал тебе сегодня, когда сказал, что бегал в магазин. Просто я провел ночь в ее квартире. Один. Она пригласила меня, сказала, что это очень важно. А когда я пришел, мы повздорили, и она меня оставила.

– А где же она ночевала?

– У своего хахаля.

– Вот стерва, – безо всякого чувства в голосе сказала Марина и придвинулась ко мне.

Почему женщины не терпят любовниц, но прощают нам то, что мы женаты? Загадка.

– Возьми меня замуж, – сказала Марина. – Мне с тобой хорошо.

– Ни за что!

– Почему? – спросила она, но было видно, что нисколько не удивилась.

– Есть женщины – жены, а есть женщины – любовницы. Это смешивать нельзя.

Она засмеялась:

– Негодный! Это же я говорила!

– Ты говорила это применительно к мужчинам. А я творчески развил твою мысль.

Я видел, что прощен. И немало был этому рад. Наверное, потому у нас все так славно и получалось. Нам слишком долго мешали, и теперь поглощаемый нами плод был особенно сладок. Я даже забыл о Загорском. Но он напомнил о себе требовательным звонком в дверь.

– Вот черт! – сказал я.

– Кто это?

– Наверное, граф.

– Будешь открывать? – всполошилась Марина.

– Я поговорю с ним на кухне. Жди меня здесь.

Я запахнулся простыней и вышел в коридор.

Глазка в двери не было, и поэтому все случившееся позже оказалось для меня полным сюрпризом. За дверью я увидел Константина Евгеньевича. Он был в изумительном костюме с отливом и держал в руке инкрустированную трость.

– А где Загорский? – осведомился я.

Это было единственное, до чего я додумался, пребывая в совершеннейшей растерянности.

– Его нет. Я один, – ответил Константин Евгеньевич и тонко мне улыбнулся. – Я могу войти?

– Конечно!

Я распахнул дверь, мой неожиданный гость вошел и проследовал по коридору. Именно так – проследовал, другого слова не подобрать. Я слишком поздно спохватился и что-то вякнул, сделав беспомощный жест в сторону кухни, но Константин Евгеньевич уже переступил порог комнаты, и я услышал, как взвизгнула Марина.

– Прошу прощения у мисс, – мягко сказал Константин Евгеньевич.

Он не развернулся и не ретировался, рассыпая многочисленные извинения, а сел на шаткий стул, оперевшись на свою трость. Я чувствовал себя совершеннейшим идиотом в своем нелепом наряде, состоящем из одной простыни. Марина лежала на диване, натянув на себя старое покрывало, и смотрела на неизвестного гостя с выражением растерянности и нескрываемой неприязни.

– Я не отвлеку вас надолго, – сказал Константин Евгеньевич, благосклонно глядя на меня.

Появление этого человека в моей обшарпанной квартире можно было сравнить разве что с внезапным прилетом марсиан.

– Загорский звонил по моей просьбе, – раскрыл карты Константин Евгеньевич. – Дело в том, что у нас возникли проблемы, и только вы, Женя, можете нам помочь.

Я не знал, чем могу помочь такому всемогущему в моих глазах человеку, но на всякий случай согласно КИВНУЛ:

– Мне нужно срочно доставить в Германию одну вещицу, – сказал гость. – Я очень рассчитывал на Загорского, но он не может, поскольку ваш шеф чинит ему препятствия. А к вам Самсонов, насколько я знаю, относится благосклонно?

Я пожал плечами:

– Он и к Загорскому неплохо относится.

– С Загорским у них трения, – печально поведал Константин Евгеньевич.

Пол был прохладный. Я переступил с ноги на ногу, но не решился пройти к дивану.

– Поэтому я прошу Вас отправиться в Германию.

– У меня нет загранпаспорта, – доложил я. – И еще нужна виза.

– У вас будет и то и другое, – сказал мой гость голосом человека, для которого не существует неразрешимых проблем. – Я думаю, мы договорились. Вы выручите меня, а я помогу вам. – И снова тонко улыбнулся.

– Я не могу.

– Почему?

– У меня работа.

– Поездка займет день, от силы – два Вы прилетите в Германию, передадите адресату бандероль – и обратно.

– А что за бандероль? – насторожился я, вспомнив, что держал этого человека за крупного мафиози.

– Две старинные книги.

Хотя Константин Евгеньевич произнес эти слова ровным и безучастным голосом, у меня перехватило дыхание. Заурядная контрабанда, я – курьер. В случае чего – лет десять отсидки, не меньше.

– Разрешение Министерства культуры на вывоз имеется, – все таким же ровным голосом сказал Константин Евгеньевич, будто даже не заметив моего состояния. – Так что все законно. Но дело в том, что я не могу доверить эти раритеты почте. К тому же меня поджимают сроки. Я потеряю деньги, если в назначенный день адресат не получит эти книги.

– Нет! – замотал я головой, показывая, что мое решение окончательно. – Извините, но – не могу.

Гость посмотрел на меня внимательно и строго. И я понял, что он не будет меня упрашивать. Такие люди не просят. Они делают предложение, и только один раз. В его взгляде не было недоброжелательности. Одна только строгость.

– Что ж, – сказал он и поднялся, опершись на трость. – В таком случае прошу извинить меня за беспокойство.

Он, склонив голову, попрощался с глядящей на него во все глаза Мариной и вышел в коридор. Я поспешил следом.

– Извините, – сказал я, чувствуя себя не очень уверенно.

Он неожиданно засмеялся – совсем негромко – и, протянув руку, потрепал меня по щеке. Это был необидный жест. Так треплет по щеке своего необтесанного жизнью сына многое повидавший отец. Его ладонь пахла чем-то сладким. Не запах, а всего лишь намек. Он вышел за дверь и стал спускаться по лестнице, не дожидаясь лифта. Я запер дверь и вернулся в комнату. Марина так и лежала, укрывшись покрывалом до самого подбородка.

– Это и есть твой граф? – спросила она.

Я покачал головой.

– Не граф, – поправил я ее. – Это крупный, мафиози.

У нее округлились глаза.

– Ничего особенного, – небрежно сказал я. – Когда-нибудь я тебя с ним познакомлю.