Картер Браун - Бичеватель
— А потом фотограф запросил слишком дорого? — предположил я.
— Мы так и не дошли до обсуждения цены, мистер Холман. — Голос Линдермана словно сломался при одной мысли об этом. — Он послал мне отпечатки с первым письмом. Я посмотрел на них, и тошнота подступила к горлу. Там было запечатлено все до последней детали: слепая ненависть, исказившая мое лицо, когда я отталкивал Флер; ее полный ужаса взгляд, когда она теряла равновесие и падала с обрыва; и самый ужасный кадр — голый, бессмысленный страх на моем лице! И я решил, что никто из смертных не имеет права видеть лицо человека, попавшего в экстремальную ситуацию. Но этот ничтожный мелкий слизняк шантажист не только видел, но и запечатлел все своей камерой!
— И вы договорились встретиться в его квартире, чтобы обсудить цену выкупа? — спросил я. И, не дождавшись ответа, опять задал вопрос: — Чем вы убили Вуда?
— Фотоаппаратом. Первое, что подвернулось под руку. Позже, по дороге домой, я Доставил его в автомобиле на одну из свалок. Негативы и фотографии, конечно, немедленно сжег.
— Что вы собираетесь делать теперь, мистер Линдерман?
— Вы, мистер Холман, уже дали полиции объяснение, и, очевидно, оно вполне удовлетворило их. Может, теперь оставим все как есть?
— Нет. Это невозможно.
— Но поймите, даже если вы скажете правду, вряд ли вам поверят. Где доказательства?
— Монахан даст показания, — сказал я устало. — Он знает, что сфабрикованную ленту давали прослушать и вам, и Олтмену. Когда Флер придет в себя, она непременно вспомнит, с кем встречалась на скале. Если будет нужно больше, у Олтмена железное алиби на ту ночь: он был на приеме.
Линдерман, по-прежнему сохраняя невозмутимый вид, спросил:
— Вас интересуют деньги, мистер Холман? Любое количество денег. Пожалуйста, не стесняйтесь! Подумайте о сумме, которая вас устроит, и добавьте еще два ноля!
— На сей раз деньги меня не интересуют, — сказал я.
— Тогда остается только одно. — Он тихо вздохнул. — Думаю, это называется возмездием…
— Что-то вроде этого, — согласился я.
— Сколько у меня в запасе времени?
— Немного, — ответил я. — Совсем немного, если задуматься, мистер Линдерман.
— До утра?
— Не дольше, — подтвердил я.
— Сейчас это для меня целая вечность. — Он засмеялся. — Когда вы мне не позвонили, я понял: что-то идет не так. — Линдерман поднял правую руку, и я заметил, как тускло блеснул пистолетный ствол. — Даже подумывал убить вас, предчувствуя, что вы раскрыли мою тайну. Но потом понял, что это привело бы только к дальнейшим осложнениям. — Он поднял сигару, выпустил долгий клуб дыма, лениво поднявшийся вверх, и аккуратно положил окурок в пепельницу. — До свидания, мистер Холман. Пожалуй, не буду провожать вас к лифту, не возражаете?
— Нет, — сказал я. — До свидания, мистер Линдерман. Когда в следующий раз увидите мистера Строберга, передайте ему мои наилучшие пожелания.
Лифт уже ждал. Я вошел в кабину, дверь плавно закрылась. Когда мой указательный палец коснулся кнопки вестибюля, из просторного офиса в лифт проник глухой звук выстрела.
Я воспользовался одним из телефонов-автоматов в вестибюле, чтобы позвонить в дом на скале. Трубку долго не снимали, наконец кто-то ответил, но голос определенно не принадлежал очаровательной блондинке.
— Это Рик Холман, — представился я.
— Здравствуйте, мистер Холман. Это мисс Коллинз.
— Могу я поговорить с мисс Доннер?
— Нет, мистер Холман. — В голосе сиделки звучало сочувствие. — Приходил доктор Калпеппер и сказал, что мисс Фалез сегодня стало лучше. Настолько, что он сразу же перевез ее в частную больницу. Доктор думает, что в ближайшие дни мисс Фалез будет в состоянии провести психоанализ. Мисс Доннер ее сопровождает и пробудет в лечебнице по крайней мере всю первую неделю.
— Ясно, — хмуро сказал я. — Рад слышать, что мисс Фалез пошла на поправку. Спасибо, мисс Коллинз.
Пришлось ехать домой в Беверли-Хиллз, где я наконец-то мог вдоволь повеселиться, преследуемый мыслью о том, как выглядел труп Майкла Линдермана на полу моей гостиной. Или для смены декораций представил себе тело его отца, осевшее набок в кожаном кресле с аккуратным отверстием в голове, и пистолет, так и оставшийся в его скрюченных пальцах.
Первое, что я сделал по возвращении, — налил полный стакан бурбона. Со временем я могу превратиться в настоящего алкоголика, решил я; но, по крайней мере, это лучше, чем просто стоять здесь, ощущая, как стареешь. Кровь Майкла Линдермана не закапала ковер, отметил я и поздравил себя с практичным — если не черствым — и совершенно бессмысленным наблюдением. Раздался звонок в дверь, но я не поверил своим ушам. Однако звонки не прекращались, и мне пришлось поверить. Уродливой альтернативой всему случившемуся была потеря рассудка. Я нерешительно открыл входную дверь, потому что в Беверли-Хиллз темнеет около десяти вечера и, возможно, посетитель прилетел прямо с кладбища и выбрал мой дом как возможность получить хлеб и кров. Я, конечно, защитил бы свою яремную вену, однако не знал, где она располагается.
Мимо, словно не замечая меня, проплыла Полина в неизменных темных очках. Я закрыл дверь и последовал за ней в гостиную.
— Не выходит? — спросил я понимающе. — Насчет… фортепьяно?
На меня недобрым взглядом уставились огромные темные очки.
— Есть шанс, — желчно бросила она, — что, если возьмусь по-настоящему, то верну свой мило невинный восемнадцатилетний образ, но между нами всегда будет стоять чертов рояль. Джордж обвинил меня, что в свободное время я трахалась с концертирующим пианистом.
— В ре миноре?
— При чем тут это?!
— Я только спросил, — беспомощно ответил я.
— В общем, Джордж выставил меня со всем моим барахлом и всем прочим. Чего он не выносит, так это концертных пианистов.
— Тебе надо подкрепиться, — торопливо подсказал я.
— Так же, как и тебе, и в стакане того же размера.
Спустя несколько секунд я с вежливой улыбкой подал ей бурбон.
— Чем теперь займешься, Полина?
Понизив уровень жидкости в стакане на добрый дюйм, она неохотно отняла его от губ и спокойно сказала:
— Вступлю в партнерство с тобой. Я не жадная. Пятьдесят на пятьдесят будет прекрасно. Мой вклад — мозги.
— Предложение уже отозвано! — воскликнул я.
— Обманщик! — презрительно бросила Полина. — Только не отвертишься! Мне двадцать один, юридически я имею право на все: это по твоей вине Джордж меня бросил!
Вряд ли эти аргументы могли фигурировать в суде, но я не собирался вдаваться в подробности сейчас.
— Ладно, — сказал я, — обсудим.
Она кивнула.
— С утра.
— Собираешься провести ночь здесь, у меня?
— Где же еще?
— Располагайся в спальне, а я переберусь в комнату для гостей, — буркнул я.
На мгновение она просто застыла на месте от удивления. Затем сняла темные очки, и на меня недоуменно уставился здоровый глаз без синяка под ним. Я вежливо взглянул в ответ и увидел в нем лукавый огонек, который тут же сменило недоумение. Полина на мгновение отвернулась и положила очки на крышку бара. Когда я снова увидел ее лицо, оно выражало твердую решимость.
— Ты симпатяга, Рик, — сказала она. — Но дурак!
— А? — еле слышно отозвался я.
— Кажется, мне следует привести доказательства, — огрызнулась Полина. — Бери свое виски и садись на кушетку!
Я послушался и терпеливо ждал, пока уровень бурбона в ее стакане опустится еще на дюйм. Затем она подошла ближе и встала передо мной.
— Смотри внимательно!
Полина сняла пиджак и позволила ему упасть на пол. Под ним оказалась прозрачная блузка, сквозь которую открывался вид бело-розовых прелестей и которая доходила до верхней части бедер. Ниже, на месте трусиков, проглядывало неясное белокурое пятно. Она расстегнула пуговицы и сбросила блузку. У меня перехватило дыхание, в чреслах началась давно знакомая боль.
У Полины оказалось упругое и гибкое тело. Соски стояли торчком, под пушком дельты нежно розовела щелка. Она повернулась спиной, и я едва удержался от искушения сжать в ладонях мучительно желанные полушария ягодиц.
— Ну вот, Рик, — весело сказала она. — Хочешь спать один в гостевой комнате, твое право. Но раз мы партнеры, по-моему, будет справедливо напомнить, что пятьдесят процентов меня — твои.
— Какие именно?
— Ну? — Она быстро пожала плечами, и ее крепкие высокие груди сочувственно дрогнули. — Наверное, те, которыми заинтересуешься в данный момент.
— Чем хороша комната для гостей — в нее можно поселить гостя в любое время, когда он появится, — поспешно сказал я. — А нас, партнеров, не потревожат в спальне.
В спальне Полина опустилась на колени рядом с кроватью, где я лежал, взяла мой увеличившийся кол в руку, поцеловала кончик и прижала его к щеке.
