Лев Корнешов - Пуля для бизнес-леди
Названный гость написал на листке бумаги: «Ваш кабинет прослушивается. Говорите аккуратно».
— Нет, — ответила Настя.
Михаил Иванович молча указал на приставной столик с телефонными аппаратами.
Настя быстро сообразила, что надо сделать.
— Вы, Михаил Иванович, пришли, извините, некстати, сейчас у меня время обеда. Но так и быть, попробуем совместить приятное с необходимым. На площади перед редакцией есть маленькое кафе…
— Я вас приглашаю…
Пока они шли к кафе, Настя сделала вывод, что её непрошеный гость прав. Когда её перевели в секретариат, выделили новый, весьма приличный, кабинет. В нем поспешно сделали ремонт, сменили старые телефонные аппараты на современные, поставили удобный в работе компьютер. И черт знает, чем ещё «начинили».
Кто вышагивает рядом с нею, Настя начала догадываться. Михаил Иванович неуловимо, мелкими деталями, манерой разговора и уверенностью в том, что его слушают, даже если и не хотят этого, походил на Олега.
Они зашли в кафе. Михаил Иванович подвинул Насте листочек меню — выбирайте. Настя выбрала безумно дорогое мороженое и кофе. Он безропотно заказал, себе же — только кофе.
— Ну что же, — без интонаций произнесла Настя. — Кто я, вы знаете. А кто вы?
— Я же сказал: сотрудник Олега Петровича.
— Какое у вас звание? — нагло спросила Настя.
— Девушки обычно спрашивают, женат ли я, — попробовал уклониться от ответа Михаил Иванович.
— Не виляйте, — потребовала Настя. — Иначе разговора не получится.
— Ладно. Майор.
— И что же вы хотите от меня, товарищ майор?
Михаил Иванович подвинул к ней папку с бумагами.
— В этой папке — бомба. Конечно, не в буквальном смысле. Здесь собраны документы, уличающие одного высокопоставленного деятеля в мздоимстве и казнокрадстве. Фамилию его вы прочтете в материалах. Поверьте, тип действительно грязный: ворует, лицемерит, развратничает и рвется к большой власти.
— Про разврат мне неинтересно, — сказала Настя.
— Смотрите сами, может быть и действительно к тому, что есть, подробности о девочках будут уже лишними…
— Что вы хотите от меня?
— Чтобы вы написали об этом типе. Его надо остановить.
Настя долго молчала. Ее втягивали в большую игру, и ей приказывали выступать за непонятную ей «команду». Ибо тип, о котором шла речь, сегодня был в списке очень влиятельных персон. И, наверное, кому-то перебежал дорожку.
— Я не занимаюсь политикой, — Настя старалась, чтобы её голос звучал твердо.
— Теперь будете заниматься, — с нажимом сказал майор. — И поверьте, это не самое скучное занятие.
— Вы говорите со мной так, словно я у вас на службе.
— Стоит ли напоминать, как вас принимали в университет, помогали с работой, с жильем? Кстати, записи ваших задушевных бесед с инспектором отдела кадров университета собраны в аккуратной папке.
— Вы шантажист! — задохнулась от негодования Настя.
— Уж какой есть, — обаятельно улыбнулся Михаил Иванович. — И почему бы вам не посмотреть на все это с иной, профессиональной «кочки» зрения? Есть деятель высокого ранга, который злоупотребляет властью и доверием людей. Разве не долг журналиста взять его за ушко да вытащить на солнышко, на всеобщее обозрение?
«Ну, вот и допрыгалась, птичка, — подумала с тоской Настя, — поймали тебя в силки и не отцепятся теперь, сволочи».
В кафе на них обращали внимание — очень заметная пара. Настя здесь бывала довольно часто и её знали. А на её спутника посматривали с интересом.
— Давайте вашу папку, — сказала Настя. — Я займусь этим, но только во имя давней дружбы с Олегом Петровичем. И не думайте, что вы меня испугали, я вас не боюсь.
— А нам и не надо, чтобы вы нас боялись. Скажу честно, мы эту папку могли дать другим журналистам, они бы только спасибо сказали. Но нам требуется журналист с честным именем и безупречной профессиональной репутацией.
— Я вам кажусь именно такой? — не без любопытства поинтересовалась Настя.
— О вас говорят хорошо.
— Спасибо.
— Да улыбнитесь же вы, черт возьми! — очень тихо сказал Михаил Иванович. — На нас уже обращают внимание. С таким мрачным видом, как у нас, обсуждают условия развода, а не наоборот.
Настя улыбнулась, шутка показалась ей вполне уместной. Этот парень, майор, не очень зашоренный, это уже неплохо.
— Между тем, мы ещё даже не сошлись, — с улыбочкой сказала она. — Кстати, если в вашей папке действительно динамит, наш главный редактор ни за что не решится напечатать материал.
— Нажмите на него. Не мне вас учить — вы умеете это. Но не допустите преждевременной утечки информации. И ни в коем случае в вашей статье не должны торчать чужие, то бишь наши, ушки.
— В ваших документах есть «липа»? — деловито спросила Настя. Она уже смирилась с мыслью, что статью ей придется писать.
— Наши «бумаги» прошли бы самую строгую экспертизу. Не беспокойтесь, в данном случае мы играем чистыми картами. И последнее. Ценю вашу сдержанность и потому отвечу на невысказанный ваш вопрос. Олег Петрович сейчас за рубежом и вы сможете с ним встретиться через месяц-два.
Настя постаралась напустить на себя безразличный вид, а сердечко тревожно забилось…
— Не могу сказать, что сохну от тоски. У меня много забот…
— Ишь какая самостоятельная, — улыбнулся Михаил Иванович. И чуть ли не интимно предложил:
— Посмотрите на меня… Я вам нравлюсь?
— Нет, — строптиво ответила Настя. — Вы не в моем вкусе. Расхожий американизированный тип со славянскими скулами. Таких сейчас развелось множество.
— Очень хорошо! — развеселился Михаил Иванович. — Таким я и хочу смотреться. — И сразу же перешел на серьезный тон: — Настя, нам теперь придется встречаться довольно часто.
— Еще чего!
— Ради Бога, не думайте, что это моя прихоть — так надо. И я хочу, чтобы в вашей редакции считали, что я ваш… гм… поклонник.
— Мне не надо это! — повысила голос Настя. — Что я вам — кукла-марионетка?
— Тише вы… Не думайте, что мне это очень приятно — набиваться к вам в милые друзья. Но это вас ни к чему не обязывает… Так, просто посидим в вашем редакционном кафе, познакомите меня с коллегами, сходим на тусовки, где ваши редакционные бывают…
— И я вас представлю своим знакомым: прошу любить и жаловать, майор Кушкин из КГБ.
— Нет, — ухмыльнулся Михаил Иванович. — Вы скажете что-нибудь вроде этого: это мой давний друг Миша Кушкин, он автогонщик, был даже чемпионом России.
— Правда?
— Ага, чистая правда.
— Ну тогда ещё куда ни шло… Миша.
Кто не рискует — тот растворяется в тишине
Рукопись статьи она отнесла прямо главному редактору. Тот удивился, но согласился прочитать. Настя ждала три дня — Главный молчал. На четвертый она пошла к нему, улучив момент после редакционной планерки.
— Я по поводу своей статьи…
— Прочитал… Но печатать её не будем.
— Почему?
— Вы понимаете, на кого замахнулись?
— Если бы не понимала — не писала бы.
Настя знала, что статья у неё получилась. Когда прочитала все документы, неизвестно как добытые Кушкиным и его «коллегами», её захлестнули злость и ненависть. Злость к типу, портреты которого она видела во всяких «присутственных» местах и ненависть к тем, кто закрывал заплывшие от всевластия глазки на его делишки.
— Статью вы напечатаете, — в необычно резком для неё тоне сказала она.
Главный с изумлением уставился на нее.
— Не забывайтесь, Анастасия Игнатьевна!
— Вы опубликуете статью, потому что под каждую её строку я могу подложить документ, подтверждающий её.
Главный славился осторожностью. Он даже свой кабинет приказал укоротить, чтобы он по размерам не превосходил кабинеты секретарей ЦК.
Он на глазах у Насти разорвал статью и выбросил бумажные лоскуты в корзину, стоявшую у стола.
Настя, все ещё сдерживаясь, сообщила:
— У меня есть второй экземпляр. И третий тоже имеется… Так что это вы напрасно… Второй экземпляр я направлю Горбачеву, это ведь он провозгласил крестовый поход против коррупции и взяточничества? А третий сама отнесу Виктору Григорьевичу Афанасьеву, в «Правду». Но уже с послесловием, что вы отказались эту статью публиковать.
Настя увидела, как на глазах осунулось лицо Главного, он сник, словно из него выпустили воздух. Она повернулась и пошла по бордовой ковровой дорожке к двери. Ей не было жаль Главного.
— Подождите, Соболева.
Несколько минут Главный молча мерил кабинет старческими шажками. Наконец сказал:
— Не предпринимайте ничего хотя бы в течение сегодняшнего дня. Только не думайте, что испугали меня — я пережил тридцать седьмой…
Часа через два Насте позвонил ответственный секретарь:
