Владимир Колычев - Я промазал, опер – нет
Я сам лично протащил свой рапорт по инстанциям – Бесчетова, Мережик, Гнутьев, отдел кадров ГУВД. Хворостов сам лично отнес мое прошение генералу на подпись.
– Он вам сам лично это сказал? – с подозрением посмотрела на меня Дарья Борисовна.
– Ну, не он. Но намекнули, – вспомнил я вчерашний разговор с начальником отдела кадров. – А зачем генералу нужен такой чэпэшник, как я. То киллера до смерти доведу, то женоубийцу застрелю и еще там всяких... Нет, от таких нужно избавляться, а то негуманно как-то преступников убивать. Смертная казнь у нас вроде бы отменена, смерть как бы не в почете. И пресса опять же волнуется, совсем милиция распоясалась...
– Ну, мне кажется, Иван Петрович, вы преувеличиваете?
– Вряд ли... Но вы знаете, я согласен с Хворостовым. Действительно, убийство – это ЧП. И для души больно, и вообще...
– А если преступник сам первый стрелять начинает?
– Это уже детали. Хворостова они не интересуют. Да и вообще, ему из кабинета видней.
– Что-то я вас не пойму, это злая ирония или вы правда так думаете, как говорите?
– Ну, ирония, конечно, есть. Но мне действительно все это осточертело. Вот избавятся кадры от меня, уеду я на участок в свою деревню, может, поблизости где, обзаведусь хозяйством... Прадед у меня плотником был, дед тоже плотничал, отец мой хоть и слесарь, но дом сам, своими руками поставил. И я ему помогал, знаю, что как... Сам хочу избу себе поставить. Может, кого-то найму, но сам. Чтобы бревно гладкотесаное, чтобы размер был приличный, планировка – комнат пять-шесть, и чтобы не в клетях, чтобы все теплые были... Пять-шесть комнат – это, конечно, для деревенского дома много, никакой печи не хватит, чтобы их все обогреть, но я трубы проведу, батареи поставлю, на котел все выведу. Газа у нас нет, но ничего, угольком топить буду. Набросал с утра угля в топку вместо зарядки, а потом на службу. Вернулся, снова набросал и в теплую постель...
Я мечтал вслух, потому что возникла вдруг такая потребность выговориться. Я говорил, говорил, и грусть-печаль улетучивалась, как черный дым из паровозной трубы бегущего в будущее поезда. И призраки убитых мною людей исчезали вместе с ним в прошлом.
Дарья Борисовна слушала меня, расслабленно уложив щеку на ладонь. В глазах – прямодушный интерес и затаенный восторг. Она зачарованно внимала каждому моему слову, и когда я замолчал, взяв паузу, с трогательной улыбкой спросила:
– А зачем же вам так много комнат?
– Семьей обзаведусь, – не долго думая, простодушно сказал я. – Жена короедов нарожает...
– Жена – деревенская?
– Само собой. Чтобы никаких претензий к сельской местности. Чтобы коровы не чуралась, чтобы молоко парное можно было пить... Огурчики будем выращивать, летом закатывать, зимой есть. Баньку поставлю, веничков наломаю, насушу. Березовый веник нервы хорошо успокаивает, березовый – от ревматизма помогает, крапивный хорош на похмелье, печень бодрит и почки, смородина и можжевельник от простуды незаменимая вещь...
– А квасок холодный будет? – заслушавшись, спросила Дарья Борисовна.
– Будет. И пивко домашнее. Жена пироги с рыбой будет печь, с капустой, с клюквой, черникой. Если не сможет, мать научит. Она у меня по хозяйству первый мастер. Фасолевый суп из баранины в горшочках, а мятая картошка со свининой – это же пальцы съесть можно. Про щи я и не говорю, пельмешки само собой... Да, еще солянка. Правильно говорить не солянка, а селянка, потому что это сельское блюдо...
– Хватит! – Бесчетова ярко улыбнулась и хлопнула по столу ладонью. – Нельзя так аппетитно рассказывать, у меня уже слюнки течь начинают...
– Так нет же еще ничего, – грустно, но с надеждой сказал я. – Все пока только в далеком будущем.
– Да, но кушать хочется уже сейчас.
– И обед уже... Если уж о деревне разговор пошел, то я знаю одно место, где подают жаркое в горшочках по-деревенски. Грибы там, правда, тепличные, но все равно вкусно. Я пробовал. Можете и вы оценить.
– И что, вы меня приглашаете? – с приятным удивлением повела бровью Дарья Борисовна.
– А почему нет?
– Да, да, все правильно, как говорили древние, врага нужно держать поближе к себе.
– Во-первых, я не древний, а во-вторых, какой же ты мне враг, – неожиданно для себя перешел я на «ты». – Одно дело делаем... А то, что подвинула меня, разве ж ты в этом виновата? Да мне уже все равно. Хватит, настрелялся...
– Ну, вот и договорились, – благодарно улыбнулась она. – А то как будто чужие...
– Да, кстати, за палки, которые Глыжин срубил, извиняться не стану.
– А я извинюсь. За то, что трусом тебя назвала.
– Не помню.
– Зато я помню... Далеко это кафе, ну что там у вас? – в смущении опустив глаза, спросила она.
– Кафе, кафе… Нет, не далеко. Но лучше на машине. На моей поедем.
– Вы меня тогда внизу подождите, я сейчас...
Я еще не успел уйти, а она уже достала из своей сумочки пудреницу. Все правильно, если женщина прихорашивается, значит, она хочет нравиться – как минимум самой себе.
Ждал я Дарью Борисовну недолго. Постукивая пальцами о руль своей «Нивы», в зеркало заднего вида я видел, как она спускается с крыльца. Мне почему-то казалось, что она хотя бы попытается изобразить легкую женственную походку, но Бесчетова шла, казалось, в атаку – в спешке, сосредоточенно, усиленно помогая себе локтями... Впрочем, отталкивающего впечатления она не производила. И мне даже стало приятно, когда ее взбудораженная женская сущность заполнила мою машину.
– Обед переносится! – Голос ее прозвучал в начальственном тоне, но взгляд был извиняющийся.
– Что-то случилось?
– На Первомайской труп.
– Вроде бы не осень, а трупы как грибы.
– И тем не менее.
Она уточнила адрес, и вскоре мы прибыли на место, в тенистый переулок, между тыльными фасадами двух длинных высотных домов. Бетонная выщербленная дорога, тротуар – смертный приговор для женских шпилек, поземка из тополиного пуха, деревья в одном ряду, неухоженные и загаженные собаками газоны. В луже вдоль тротуара, на животе, вытянув руки вперед, лежала женщина в красной кофте и светлых джинсах. Темно-русые локоны ее волос плавали в воде, шевелились на ветру. Рядом валялись закрытая кожаная сумка и полиэтиленовый пакет, из которого высыпались продукты – банка зеленого горошка, майонез, пачка сливочного масла, сырный полукруг под пленкой, творог в фабричной упаковке.
Сначала я увидел расплывающуюся по луже кровь, а затем и маленькую дырочку в затылке у женщины.
Неподалеку от трупа стояла молодая парочка – кучерявый паренек с прыщавым лицом и круглолицая девчушка с очень короткими ногами. Она прижимала к себе миниатюрную собачонку в клетчатой попонке, которая смотрела на меня испуганно и жалко дрожала.
Дарья Борисовна была в форме, поэтому молодежь обратилась к ней, не ожидая установочных вопросов.
– Мы видели, как в нее стреляли! Мы с Ниськой гуляли, а он подбежал и начал стрелять! – наперебой загалдели они.
– Кто подбежал? – обращаясь к парню, спросила Бесчетова.
И легонько прикоснулась пальцами к его руке. Она всего лишь успокаивала его, призывая сосредоточиться на деталях. Но мне почему-то совсем не понравился ее жест.
– Парень.
– К кому подбежал?
– Ну, к ней, – молодой человек показал на труп. – Она шла, спешила, а он сзади подбежал... Он в спортивном костюме был, мы думали, просто бегает, у нас здесь много таких. А он пистолет из-под куртки достал... прямо на бегу достал. Большой такой пистолет, с глушителем, как в кино. На секунду остановился и выстрелил ей прямо в голову, она даже понять ничего не успела... Звонко выстрелил, – немного подумав, добавил он.
– Как же звонко, если пистолет с глушителем был?
– Ну, был. А все равно звонко.
– Как он выглядел, этот парень?
– Ну, худощавый, – пожал плечами молодой человек.
– И высокий, – добавила его девушка.
– Что, и все?
– Ну, еще и куртка синяя, с капюшоном. Он под этим капюшоном лицо прятал, не разглядеть. И еще очки, кажется, были... Да, были...
– А ноги длинные? – в недобром предчувствии спросил я.
– Да, длинные, – кивнула девушка.
– И быстрые?
– Да, быстрые, он очень быстро побежал. А вы откуда знаете?
На этот вопрос я ответил, но ни ей, а Дарье Борисовне, которая с ожиданием смотрела на меня. Ей еще больше хотелось знать, откуда у меня информация про длинные и быстрые ноги.
– Меднянского такой ногастый застрелил. И куртка с капюшоном тоже была. Кстати, такая же синяя. И очки были, и парик...
– Он что, правда, киллер? – большими глазами посмотрела на меня девушка.
Она боялась, но любопытство, казалось, пересиливало страх.
– Все может быть, – уклончиво ответил я. – А вас он видел?
– Нет. Мы вон там стояли! – Паренек махнул в сторону сиреневого палисадника, примыкающего к высотному дому справа. – Стояли, на дорогу смотрели. Ну и все видели... А ему не до нас было. Он пистолет бросил и дальше побежал.
– Куда он его бросил? – спросил я.
