Владимир Колычев - Томится душенька на зоне

— Отомстить?.. А кто тебе сказал, что я мстить собираюсь? — изобразила удивление Евгения.

— А разве нет?

— Нет.

Вероника была обозлена на богатых подонков, скинувших ее в пропасть. Но при всем при том она была ненадежной. Кто знает, может, завтра приедет к ней тот же Леша или даже Адам, приласкает ее, она растает и поведает им, что Евгения собирается им отомстить… Они, конечно, и сами должны понимать, что мышка захочет вернуть котам свои слезки. Но одно дело предполагать, и совсем другое дело знать, что кто-то уже точит на тебя нож…

— Я в эти игры больше не играю, — покачала головой Евгения. — И сюда больше не хочу… Нет у меня денег, чтобы тягаться с этими ублюдками. Бог их накажет, а я в сторонку отойду… А ты мстить будешь, когда вернешься?

— Не знаю… Что я могу с ними сделать? — растерянно спросила Вероника.

— Если ты здесь, то ничего…

— А Бог их всех правда накажет…

— Вот на это и будем надеяться, — снисходительно усмехнулась Евгения.

Не боялась она Адама и его дружков. Плевать на их деньги и связи. Как только представится возможность восстановить порушенную ими справедливость, она обязательно пойдет на риск, чтобы сделать это…

Перед воротами контрольно-пропускного пункта было пустынно. Карликовый смерч поднял и закружил над землей обрывок газеты, подкрался к Евгении, чтобы поднять ей юбку, но как будто чего-то испугался, повернул назад, скользнул по капоту старой «Волги» и пропал. Девушка с улыбкой проводила его взглядом. Все, закончился ее срок, теперь она такая же вольная, как это воздушное завихрение.

Август месяц, полдень, солнце в зените, на небе ни облачка. Но Евгения ни на что не жалуется. На голове белая косынка, лучшая защита от солнца, а жакет, собственноручно пошитый из дешевого материала, хорошо бы, защитил ее от мужских взглядов. Но нет вокруг никого, кто мог бы позариться на нее. И ее ужасная мешковатая одежда никого не покоробит, пока она не прибудет на станцию, с которой можно будет уехать в Москву на пассажирском поезде. Идти до нее недолго, час-два, может, больше: после трех лет, проведенных в неволе, это не время и не расстояние, так, легкая прогулка…

Евгения прошла километра три, когда сзади послышался шум мотора, а затем и шорох шин по гравийной дороге. Она остановилась одновременно с подъехавшей к ней «Волгой».

Из машины вышел убеленный сединами мужчина лет семидесяти. Серая рубашка с коротким рукавом и на резинке, давно не глаженные черные брюки, на тощем запястье левой руки болтались старые часы с пожелтевшим от времени циферблатом. И сам он был, казалось, таким же, как его часы, — время вроде бы показывал, но глаз не радовал. Сухая морщинистая кожа, впалые щеки, дряблая шея. Глаза больные, уставшие. Но видно было, что галантность у него в крови. На ногах еле стоит, но из машины вышел, чтобы пригласить Евгению ехать с ним.

— Прошу!

Было бы смешно ответить отказом столь изысканно-вежливому старику. Да и зачем, если он мог отвезти ее на станцию. А если вдруг он окажется маньяком, то в кармане у Евгении лежит ложка с остро заточенным черенком. Вскроет старикашке горло и не поморщится… Нет уже той доброй наивной девочки, которой она была три года назад.

— А запросто!

Он открыл багажник, чтобы она положила туда свою сумку с нехитрыми пожитками, но Евгения бросила ее на заднее сиденье.

— Тут ехать-то, — пояснила она, удобно разместившись на переднем кресле.

— А куда именно ехать, милая девушка?

Голос у старика хриплый, свистящий, как будто в горле была дырка, через которую стравливался идущий от голосовых связок воздух.

— На станцию.

— А дальше?

— В Москву.

— А мне в Домодедово надо.

«К своей домобабове?» — хотела спросить Евгения, но промолчала, чтобы не обидеть старика.

— Это, считай, Москва, — добавил он.

— Не спорю.

— Двести сорок километров пути, и мы дома.

— Мы?

— Если, конечно, вы поедете со мной.

Евгений думала недолго.

— А почему нет?

Машина старая, но в салоне достаточно комфортно, даже прохладно, и двигатель уютно урчит — не хотелось выходить из салона на жару. Ехать бы и ехать до самого дома. Тем более что двести сорок километров — плевое дело. Уже к вечеру будут в Москве. И в душном общем вагоне париться не придется.

— Тогда едем, — весело, но с грустью в глубине глаз улыбнулся мужчина.

— Меня Женя зовут.

— Анатолий Данилович… А вы, я так понимаю, только что освободились.

— Смелый вы человек, Анатолий Данилович. В машину меня посадили. А вдруг я убийца?

— У вас же общий режим, какие здесь убийства?

— Да нет, есть и убийства. Неумышленные, бытовые…

— Это совсем другое дело. Да и не похожи вы на убийцу.

— Внешность бывает обманчивой.

— Вы светлая девушка.

— Ага, солнце за тучей…

— И тучу я вижу, но она маленькая…

— Вы, Анатолий Данилович, на дорогу лучше смотрите, а то будет нам туча на чебучу…

— Да-да, на дорогу, — кивнул он, крепче сжав на руле подрагивающие руки.

— А сами что у нас в краях делали?

— К внучке приезжал…

— Кто такая, может, знаю?

— Лучше бы вам не знать. Она в блоке для ВИЧ-инфицированных.

— Ой-ля-ля! Мне такое счастье не улыбнулось… Тфу-тфу-тфу!

Евгения не удержалась и три раза сплюнула через плечо.

— А Софье улыбнулось… Страшная улыбка, жуткая…

Анатолий Данилович учащенно задышал. Остановив машину, сунул руку в карман, достал оттуда склянку с таблетками, бросил под язык белый кружочек.

— Извините, это у меня от волнения…

— Нитроглицерин?

— Да.

— Сердце?

— Есть чуть-чуть…

— Как вы машину в таком состоянии ведете?

— Ничего, уже прошло. Поехали?

Евгения задумалась. Может, лучше ей на станции сойти? На поезде надежней будет, а то как бы не налетел дед на встречную машину… Но в то же время за ним присмотр нужен. Если вдруг что, она сможет выправить руль. Если повезет…

— Что вы молчите? — спросил он. — Не хотите ехать?

А машина уже катила по гравийному полотну, еще немного, и будет поселок с выездом на шоссейную дорогу.

— Да нет…

— Или боитесь?

— А я не из трусливых… Что с внучкой вашей случилось? — спросила она и тут же пожалела о том.

Вдруг у старика снова прижмет сердце.

— Что случилось?.. А муж непутевый попался. Сам с наркоманами связался и ее за собой потянул…

Но нет, все нормально с ним. Не хватается за сердце, не лезет в карман за таблетками.

— За наркоту взяли?

— Да нет… Мужа ножом ударила.

— А говорили, что у нас в зоне убийц нет.

— Так не насмерть же… Но два года получила. Могла бы и больше, но у меня знакомый есть… Ладно если бы два года. У нее СПИД нашли, вот что страшно. Все из-за наркотиков проклятых…

— Да, гадость еще та…

— Я ей лекарства возил. Дорогие очень, и не достанешь еще. Если бы еще и помогали…

— Ну, бывает же, что с этим до смерти живут…

— Если просто инфекция, а когда болезнь прогрессирует, то уже не спасешь… Никогда к наркотикам не прикасайся, слышишь, — затряс подбородком старик.

Евгения испуганно приподняла руки.

— Да нет, что вы! Никогда!

Анатолий Данилович успокоился. А ее потянуло за язык.

— Может, я сама за наркотики сидела?

— Нет, ты не наркоманка, — уверенно мотнул он головой.

— Вы что, ясновидящий?

— Нет, но тебя вижу… Что душа у тебя чистая, вижу. Черствая корка на ней, но это пройдет…

— Может, еще скажете, за что я сидела? — развеселилась Евгения.

— Не знаю… Но ты невиновна.

— Может, ваше второе имя Нострадамус?

— Нет. Просто я много в этой жизни повидал. И людей насквозь вижу…

— Не знаю, не знаю…

Евгения почти уверена была в том, что старик нарочно поет ей дифирамбы. Бывает же, что и в семьдесят лет мужчину активно интересуют женщины. Может, потому он и пытается размягчить ей мозги, что хочет ее совратить. Возможно, думает сейчас, что есть у него шансы. Молодая зэчка, соскучившаяся в заточении по мужской ласке… Евгения с неприязнью и угрожающе глянула на попутчика. Пусть только попробует рукам волю дать, так по своим непристойностям получит, что никакой нитроглицерин не поможет.

— Что-то не так? — настороженно спросил Анатолий Данилович.

Ему явно не понравился ее взгляд.

— Свистеть не надо… Душа у меня чистая, — хмыкнула она. — Еще скажите, что краше женщины не встречали.

— И скажу… Вы, Женя, богаты внутренней красотой.

— Только внутренней?

— Не хочу вас обидеть… Но внешне…

— Что внешне? — обеспокоенно глянула на него Евгения.

— Ну, я думаю, нам совсем не обязательно обсуждать вашу внешность, — еще больше смутился старик.

— А если обязательно?.. Неужели не нравлюсь?

— Нравитесь. Очень.

— Но вас привлекает только внутренняя красота. А внешняя?

— Ну, может, вы кому и понравитесь внешне… Вы не в моем вкусе, Женя… Да и какая вам разница, нравитесь вы мне или нет?