Андрей Константинов - Тульский–Токарев. Том 2. Девяностые
…Обменявшись с братвой несколькими ничего не значащими фразами, Суворов перешел к сути «визита»:
— Братцы-кролики, отдайте невесту! Вам другой калибр нужен.
В этот момент Леха ощутил толчок в плечо — словно того «влюбленного» вдруг как-то повело на него — с нервов, что ли… Толчок передался Мамочке, а тот как раз подносил к губам чашечку с кофе. Кофе, естественно, выплеснулось на подбородок и на брюки — а они, такие нарядные, были у «Мамочки» одни. Кто-то засмеялся. Пока Суворов удивленно поворачивался к «влюбленному», Мамочка аккуратно поставил чашечку на блюдечко, а потом резко двинул задом и скинул Леху с диванчика. Суворов этого не ожидал — он смотрел в другую сторону, а потому плюхнулся на пол. Перекатился на живот, начал не спеша подниматься, и в это время дружок Мамочки (из Читы, по прозвищу Хунхуз) выплеснул ему в лицо кофе из своей чашки:
— На! Подотрись!
Кряхтя, Леха встал, смахнул рукой теплые липкие брызги с лица и рубашки, ткнул левой ладонью Мамочку в нос, а потом правым боковым, положил его голову на стол в кофейную лужицу — вообще-то ему было неудобно бить сидячего, но тут все получилось, как в методичке Института физической культуры имени Петра Францевича Лесгафта. Остальные братаны вскочили и пошли в атаку. Девушка завизжала, перекрывая музыку, а из-за соседнего столика тоже начали вставать стриженые парни: оказывается, в компании было больше, чем четверо — просто сидели они двумя кучками. Нападавшие не были боксерами, но в драках толк понимали.
— Эх, прощай моя душа! — ухмыльнулся Леха и левой положил на пол Хунхуза. Началась свалка. Суворов умело закрывался, но братанов было слишком много. Леха оглянулся на выход — не подтянулся ли Артем — и боковым зрением успел заметить, как «влюбленный» подает одному из нападавших блестящее ведерко со льдом — в такие обычно помещают бутылки вина или шампанского. Суворов вздрогнул. Ведерко… ведро… У него в голове родилась какая-то мутная, тревожная ассоциация, и он пропустил удар в ухо. В голове зазвенело, он повернулся, нанес удар, отбил летящую в живот ногу, начал оборачиваться назад, и в этот момент металлическое ведерко тяжело ударило его по надбровью. Леша осел на колени и почувствовал, как свис со лба пришитый много лет назад клок кожи с бровью. Суворов попытался было приложить его назад, но чья-то нога в кроссовке ударила его по затылку. Алексей сморщился и начал заваливаться на грудь. Кровь заливала ему глаза, но он вдруг выловил из хоровода лиц взгляд «влюбленного», стоящего уже у ступенек на выходе. Молодой человек смотрел на него не моргая, застывши на месте. Время остановилось и даже пошло назад. Что-то щелкнуло в голове у Лехи, и он его узнал. Суворов не видел лица того, кто покалечил его много лет назад в парадной — но он его узнал. Так бывает. Объяснить это невозможно.
Суворов зарычал и вскочил на ноги. Нападавшие полукольцом старались отсечь его от выхода, куда он рванулся.
— Боли нет! — выдохнул сам себе Леха и пошел вперед, работая руками почти вслепую — кровь заливала ему глаза, и он видел лишь стылый, мертвый взгляд человека у входа…
Он почти прорвался, но сзади его ударили тяжелым табуретом. Шатаясь, Суворов снова встал — уже весь в крови.
— Боли нет!!! — закусив губу Леха успел положить еще двоих, отчаянно надеясь, что вот сейчас подоспеет Артем… До «влюбленного» оставалось всего несколько шагов, и Суворов увидел, как в его неподвижных глазах вдруг дрогнуло что-то похожее на страх…
Леха пропустил удар в затылок, потом кто-то бросился ему в ноги. Суворов упал, снова попытался подняться, но чья-то нога ударила его в горло, а потом некто очень тяжелый с мясницким «хеканьем» прыгнул ногами ему на спину. В шуме драки хруста позвоночника никто не услышал, но Алексей почувствовал, что это — все…
— Боли нет… — прошептал он окровавленными губами и попытался еще отжаться руками от пола, но тут его тело сверху до низу будто молния пробила, и Суворов ткнулся лицом в осколки разбитой посуды… Он уже не видел, как начали выскакивать на улицу братаны, как, еле поднявшись с пола, заковыляли к выходу, Мамочка со своим дольщиком, подгоняемые третьим сотоварищем, и как появился на ступеньках Артем…
…Токареву хватило пары секунд, чтобы увидеть лежащего Леху и оценить ситуацию. Двойной серией: левой-низ, правой-верх, правой-низ, левой-верх он положил не успевших выскочить из бара «подранков». Третий растерялся и сник. Артем рявкнул:
— Ну!!!! — и засадил ему между ног со всей дури… Третий согнулся, упал и начал импульсивно елозить по полу, словно садовый шланг, когда в нем бьется вода.
Токарев рванулся к Лехе и перевернул его — переворачивая, почувствовал нехорошую ватность и рыхлость тела.
Суворов открыл глаза.
— Артем…
— Да… да, Леш, сейчас я…
— Тема, я его видел… узнал…
— Кого, Леша?!
— Он… влюбленным прикинулся… ведро… я… Тема…
Алексей дернулся, глаза его начали подергиваться дымкой. Артем закричал что-то, рванулся к телефону за стойкой…
…Тульский с ПМГ приехал чуть раньше «скорой». Токарев передал ему трех «победителей жизни» и помог уложить Суворова на носилки и погрузить в старенький красно-белый «Рафик». Довезти Лешку до больницы не успели — он умер без мучений, так больше и не придя в себя…
Из больницы Артем отзвонился Тульскому:
— У тебя родимые?
— У меня.
— Я скоро. Лешка умер.
…Минут через сорок Токарев-младший ворвался в кабинет к Артуру с полиэтиленовым пакетом в руках. В кабинете на стуле затравленно сидел Мамочка. Не говоря ни слова, Артем уселся ему на колени, набросил пакет на голову, прижался всем телом. Мамочка завздыхал, потом чаще, чаще, потом в нем забулькала такая жажда жизни, что он скинул с себя Артема и сорвал с головы пакет.
Токарев все также молча встал с пола, ударил Мамочку в лицо, завернул ему руки, нацепил взятые со стола наручники и снова напялил полиэтиленовый колпак. На этот раз конвульсии задержанного закончились обмороком.
Тульский молча смотрел на действия приятеля — мотивы он понимал, но сам-то Суворова почти не знал… В этот момент дверь в кабинет приоткрылась и из коридора осторожно заглянул Варшава с шоколадным тортом в руках — он впервые решил зайти к Артуру на работу. Тульский много раз приглашал его, и вот вор, наконец-то, решился. Варшава молча зашел в кабинет и поставил торт на стол.
Мамочка, начав приходить в себя, заворочался на полу. Тульский взял со стола карандаш и стал нервно крутить его в пальцах.
Артем, забыв даже поздороваться с Варшавой, зло сказал:
— Артур; я не могу больше, давай его закопаем! Леха сказал, что узнал его — может, они его и в первый раз комиссовали! Про ведерко он помянул!
Тульский вздохнул и аккуратно засунул карандаш в ноздрю Мамочке, подняв его сначала на ноги, а потом заставив встать на цыпочки.
— Ощущаешь, урод? Два сантиметра вверх — и мозг!
У Варшавы слегка округлились глаза. Он кашлянул:
— А что этот голубок натворил?
Сбивчиво, почти одним только матом, Артем рассказал, как мог. Артур дополнил неутешительными результатами предварительного дознания.
Вор вздохнул, жестом велел убрать карандаш и подсел к Мамочке, которому уже было все равно.
— Давай-ка я расскажу тебе притчу…
Варшава начал поглаживать рукой волосы совершенно никакого Мамочки:
— Так вот: сидит вольнонаемная девчонка в канцелярии управления лагерей и думает, что скоро на очередной пьянке у нее каблук во второй раз отломится… и карябает в отношении: «СеввостЛаг МВД СССР, бухта Ванино, Дальневосточная железная дорога…» Заметь, — в списке и твоя фамилия. Приходишь ты долгим этапом в Ванино. Первое, что видишь — шпалу висящую. В нее бить воров заставляют. А законы там — шаляпинские. Знаешь, что такое шаляпинские?
— Н..н. нет, — шмыгнул носом Мамочка.
— А это когда прав тот, у кого громче голос… Мораль: кто вам сказал спортсмена забить?
Уроженец Альметьевска, убаюканный было колыбельной интонацией, вскинулся, замотал головой:
— Да я его в первый раз… Он первый меня толкнул, я кофе пролил… Потом подрались…
— Вот запросто так взял и толкнул, от лютости душевной?
— Ну, с нами девчонка сидела, он из-за нее… Ну не заказывал его никто… Да я… Да чтоб отьебли меня! — поклялся Мамочка, на что вор укоризненно повел подбородком:
— А ты не торопись так… успеется…
Тульский и Токарев, глядя на этот «сеанс гипноза», не сговариваясь, уселись на пыльную батарею перед окном и так и просидели на ней молча весь «допрос». Мамочка упорно стоял на своем — никто не заказывал спортсмена, видел его впервые, драка завязалась спонтанно…
Вскоре Варшава засобирался уходить. Он кивком вызвал Артура с Артемом в коридор и тихо сказал:
