Татьяна Светлова - Шантаж от Версаче
— Ну знаешь, — обиделась Ксюша, — в конце концов, не такая уж я дурочка!
— Я имела в виду, — мягко поправилась Саша, — что ты еще маленькая. А так ты, конечно, умница.
— Ты меня всегда упрекаешь в наивности! Это что, порок? Это глупость? Я должна стыдиться, да?
— Нет, боже упаси, нет! Наивность — это от доброты. Добрый человек полагает, что, относясь по-доброму к людям и миру, он пользуется их взаимностью. То есть что люди и мир будут относиться по-доброму к нему. Что есть ошибка… И наивность. Иногда это бывает от глупости. А иногда от недостатка опыта, как у тебя. Но это пройдет. Ты умная девочка, а жизнь научит…
— Чему научит жизнь? Что пройдет вместе с опытом? Доброе отношение к людям? А я, может, не хочу, чтобы оно проходило! Я, может, считаю, что это самое главное в жизни!
— Речь не об этом, Ксюшенька. Может быть, с годами тебе и удастся сохранить доброе отношение к миру, но ты перестанешь ждать от него взаимности… Впрочем, любить людей без взаимности крайне трудно. Почти невозможно. И ты с опытом это поймешь.
— «Опыт, опыт»! Ну нет его у меня, и что с того? Отсутствие опыта, между прочим, придает свежесть взгляду на вещи! И вообще — иногда стоит просто поделиться, выговориться…
— Мне не о чем выговариваться. — Голос Александры немедленно сделался сух.
Ксюша помолчала и сказала осторожно:
— Не хочешь — дело твое, только я ведь чувствую, что с тобой что-то не то. Ты последнее время… год, нет, больше! — ты какая-то замкнутая стала. И злая. Как будто тебя обидели. Сильно обидели. Раньше ты шутила, острила, и твои остроты хоть и кусачие были, а все же это юмор был! Теперь ты не шутишь, ты отзываешься о людях плохо — всерьез. И в твоих словах желчь, горечь. Как будто тебя постигло большое разочарование.
— Тоже мне психолог! Что за ерунду ты рассказываешь? Никаких у меня разочарований не было, просто…
Запнулась. Замолчала.
Ксюша спросила вкрадчиво:
— Просто — что?
— Просто жизнь — это такая штука, что отбивает охоту жить!
«Вот это да, — подумала Ксюша, — вот это уже серьезно!»
— Это случайно не тот депутат, — спросила она вслух, — с которым у тебя был роман два года назад, отбил у тебя охоту к жизни?
— Еще чего! — высокомерно пожала плечами Александра. — Это ничтожество?
— Ну, не такое уж ничтожество. Красивый мужик был, умный…
— Дерьмо. Взяточник, лгун и подлец.
— Тебя любил, между прочим.
— Мной пользовался, статьи у меня вымогал в своих интересах.
— Тогда кто?
— Что — кто?
— Кто у тебя отбил охоту…
— Ксения, давай прекратим этот разговор! Что ты заладила: кто да кто? Никто! Дед Пихто! Люди — ничтожные существа, и все. «О люди, жалкий род, достойный слез и смеха…» Чего тебе еще надо в качестве объяснения? Чем больше живешь, тем больше это понимаешь.
— Ты людей презираешь?
— Другого они не заслуживают.
— Но ты же сама раньше говорила, Саша, что любовь к людям — это и есть настоящее мужество! Я, между прочим, у тебя научилась…
— Говорила — сто лет назад! Я так думала — и так говорила. А теперь я думаю иначе.
— Почему?
— Отвяжись от меня! Все, закончили, меняй пластинку! Лучше скажи мне, ты со своим французом сегодня встречаешься?
— Да, в пять.
— Передавай привет.
— А… — Ксюше очень хотелось спросить, что думает Александра о Реми, но боялась очередной резкости со стороны сестры. И все же отважилась:
— А как он тебе?
— Нормально. Примерно то, что тебе нужно.
— Так туфли выбирают!
— Мужей тоже.
— Для меня главное…
— Знаю, знаю — любовь. Большая, красивая, возвышенная, светлая… Что там еще? На всю жизнь, до гроба.
— Почему ты над всеми издеваешься, Саша? Ты не веришь в любовь, совсем, ни капельки?
— Ну что ты, верю, конечно. И в инопланетян верю, и в загробную жизнь.
— Ты пошлая.
— Я умная. И старая. И знаю, что почем.
— «Что почем»! Вся жизнь и отношения между людьми — рынок?
— Ага, один такой большой базар. Спрос и предложение. Рыночные отношения. Каждый выбирает, что может, в соответствии со своим карманом.
— Не поняла!
— Проще пареной репы: всем хочется молодых, красивых, умных, добрых и богатых. Ну, не все вместе, конечно, такое вообще не существует, а хотя бы что-нибудь из набора. Но и они в дефиците, да и стоят дорого… Дорого! Причем платежным средством являются не только деньги — еще физическая красота, возраст и очень важное примечание: положение в обществе. Согласись, торговец с рынка, набитый деньгами, проиграет перед известным и не менее богатым актером, даже если этот актер — старый урод! В общем, наличные, которыми расплачиваются на этом базаре, состоят в основном из денег, физических данных и престижа — славы, положения в обществе и проч. Но цены высоки, а платежеспособны — единицы. И потому, пересчитав наличные, каждый идет на компромисс: это, конечно, не совсем то, что мне нужно, но ведь на лучшее мой кошелек не потянет… Так что обойдемся и этим. Ей за сорок, ей, может, нравятся двадцатилетние мальчики, но где же ей, с сеточкой мелких морщин на шее, завоевать малолетку? Разве только если есть кое-что в ее закромах, кроме дряхлеющего тела, что можно выложить к ногам юнца, — известность, например. И сопутствующие ей деньги. У какой-нибудь звезды есть чем прикормить голодного щенка, а у моей соседки — нет. Поэтому у моей толстой соседки, которой не больше лет, чем, скажем, какой-нибудь певице, муж — нищий алкоголик. Опять же, почему она его терпит, а не разводится к чертовой матери? Потому что ей неохота быть одной. А ее шансы сменить пьянчужку на что-нибудь приличное равны нулю: она не богата, у нее трое детей, невзрачное неухоженное лицо и заплывающие с каждым годом бока… Даже мужчина ее лет ей не по карману!.. Возможно, какому-нибудь мужичку под шестьдесят она бы и показалась достойной кандидатурой, но в данный исторический момент наши стареющие дельцы, утомленные советской властью, перестройкой и боями за жирный кусок на раздаче государства, отдыхают на молодых грудях стройных манекенщиц. И опять же вовсе не потому, что у всех у них поголовно проснулась страсть к юным женским телам — у многих уже даже в памяти стерлось, как выглядел их рабочий инструмент, когда функционировал, — но у них высокая покупательная способность на базаре, и они покупают на нем самый дорогостоящий товар: вопрос престижа! Ведь всем давно известно, что бляди стоят дороже, чем жены!.. Да поможет им виагра!
Ксюша с изумлением наблюдала, как кривились губы сестры в злой ухмылке. Она и сама начала злиться — ее возмутила эта циничная речь.
— Так что же, я, по-твоему, Реми по карману? Или он — мне?
— Именно так! Ты ему не просто по карману, ты тот самый случай, когда ему повезло, когда вдруг попал на сольд! По дешевке отдают хорошие вещи! Тебе ведь вскружить голову ничего не стоит! То, что во Франции стандарт, — умение себя вести, сдержанность, обходительность, — тебе представляется недоступным классом; то, что он не раздевает тебя глазами и не прикидывает пошло, сколько тебе предложить, — тебе кажется верхом благородства… Это не твоя вина, это у нас просто нынче время такое… Он нежен и заботлив — это приводит тебя в восторг. Опять же не твоя вина, просто не повезло: наши нежные не могут быть заботливыми, потому что не умеют зарабатывать деньги, а наши денежные — не умеют быть нежными: уж больно зачерствели в трудах не праведных по добыванию звонкой монеты… А тут нате вам на блюдечке: и нежный, и заботливый, и воспитанный, и чистоплотный… в отличие от некоторых… пахнет хорошо… И деньги умеет зарабатывать к тому же. Не бешеные бабки, конечно, но профессия есть, причем неплохая. Да и француз он — это же так романтично! La France! Paris! Mon Dieu, Champs Elysees! [4] А уж какая ты для него находка — и рассказать невозможно! Он небось и не чаял найти такой розанчик! Умненькая, хорошенькая, свеженькая, да ко всему прочему и в кошелек к мужику не заглядываешь, тебе душу подавай! Конечно, твой Реми просто свихнулся от такой удачи! Ему души не жалко, он ее готов на подносике поднести, как кофе в постель; он, как и вся эта братия якобы сильного пола, только и ищет, куда бы ее, душу свою, приткнуть, куда бы головушку преклонить! Да он ради этого и свой умеренный кошелек готов вытащить! В тебе ведь любви на двоих хватит! Ты же как бутылочка с соской: только присосись, и потечет в жилы твоя любовь, твое тепло, твоя чистая, добрая энергия…
Голос Александры дрогнул, и она отвернулась. Ксюша успела заметить ее блеснувшие влагой глаза, чем была потрясена не меньше, чем всем этим странным монологом сестры… Он оставил у нее тяжелый, душный осадок.
Ксюша встала, боясь, что Саша заговорит снова, — больше не было сил слушать эту горькую, пропитанную ядом речь. Она просто ушла на кухню и уже оттуда крикнула: «Не хочешь еще чаю?» — лишь бы что-нибудь сказать, лишь бы сменить тему.
Александра не ответила. Выглянув с кухни, Ксюша увидела, что сестра заперлась в ванной. Спустя десять минут она вышла оттуда с обновленным макияжем, наскоро попрощалась с Ксюшей и оставила ее одну.
