Элмор Леонард - Будь крутым
— В Беверли-Хиллс?
— В Лос-Анджелесе.
— Индекс?
— Девять — два нуля — сорок восемь. В двух кварталах от Чейзен.
— Значит, пригород Лос-Анджелеса, но район хороший. Практически это Беверли-Хиллс. Я о чем толкую… Об имидже. Бывало, я и костюм носил, и галстук. — Томми сделал паузу. — Мы ведь в одной упряжке, верно? Строго говоря, в одной индустрии развлечений. Так?
Насчет Томми Чили был не слишком уверен, но кивнул.
— Стало быть, это касается нас обоих. Я знаю, что костюм и галстук надевают лишь на похороны или где это строго необходимо… И я запрятал их куда подальше. Даже на официальных приемах сейчас обходятся без черных галстуков.
— И надевают рубашки, как облачение у священника, — сказал Чили.
Томми словно бы согласился с ним.
— Возможно. Ну а если уж я в обществе коллег хочу выглядеть официально, я надеваю фрак или смокинг, а на ноги — джинсы и ковбойские сапожки. Впрочем, и твои бутсы со стальными носами тоже сойдут. Приходится, старик, подлаживаться под здешний стиль. Да если я выряжусь в костюм и заявлюсь в нем, скажем, на рекорд-студию… Да они решат, что я приехал из Форт-Уэйн, Индиана, или другого такого же захолустья. Ну а если я, придя к ним с идеей, по делу, скажем, предложить записи, им не приглянусь, братец мой, они и слушать меня не станут — продюсер, инженер, музыканты и их фанаты, те, что ошиваются возле группы, — все одеты как придется и как им хочется. И тут вдруг вылезаю я в костюме и галстуке? В лучшем случае меня примут за чьего-нибудь агента, а разве агентов слушают?
Он говорил серьезно.
Чили кивнул, чтобы показать Томми, что и он воспринимает его слова всерьез.
— Так кто же мне поможет с одеждой? Армия Спасения? — осведомился он.
— Знаешь, — сказал Томми, — главная проблема для тебя — это отношение к людям, гонор. Самое лучшее оглянуться вокруг на тех, кто находится здесь, в кафе, как они одеты. Но нет, тебе надо выпендриться.
— Я здесь впервые.
— Музыканты и те, кто хочет ими стать, приходят сюда провести время, помаячить. Прислушайся к их разговорам — о записях и альбомах, кого надо перезаписывать, кто подсел на героин и кто бросил, кто в какую рок-группу перешел. Услышишь о том, как их дурят на студиях, как трудно добиться прослушивания и фирменного знака той или иной приличной фирмы. А по их виду успешных не отличишь от тех, кто только еще мечтает выдвинуться.
— Мы тоже здесь для того, чтобы помаячить? — спросил Чили.
Тони отодвинул тарелку и, опершись о стол, приблизился к Чили.
— Я позвал тебя потому, что у меня есть замысел картины.
Чили очень хотелось в уборную, но он медлил. Может быть, пояснение не займет много времени.
— О чем картина? Можешь обойтись полсотней слов или еще короче?
— Я и одним словом могу обойтись, — ответил Томми. — Обо мне.
— История твоей жизни?
— Не совсем. Приходится быть осторожным, когда с тебя еще не полностью сняты ограничения. Понимаешь, Чили, я решил, что именно ты сможешь это сделать, потому что у нас в биографии, так сказать, много общего. Ты поймешь меня с полуслова. Но мне надо быть уверенным, что положение твое на крупной студии прочное и что ты не хамишь людям, оставил это свое пренебрежительное к ним отношение.
— Ты имеешь в виду мой стиль в одежде?
— Я имею в виду то, как ты противопоставляешь себя окружающим, тем, в чьих руках бабки. Думаю, что, подписывая чеки, они получают право иметь то, чего пожелают.
— Чиновник на студии читает сценарий, — сказал Чили, доставая из внутреннего нагрудного кармана коробочку сигар, — он кладет его на стол, звонит агенту, приславшему этот сценарий, и говорит: «Знаешь, старик, читается замечательно, но это не то, что нам надо в настоящий момент».
Томми ждал продолжения.
— Ну и?…
Он подождал, пока Чили срезал специальным ножом кончик сигары и закурил от кухонной спички, которой чиркнул о ноготь большого пальца. Потом Чили продолжил:
— Этот чиновник на студии и сам не имеет ни малейшего представления о том, что им надо. А если бы имел, уж кто-нибудь написал бы для него то, что надо.
Томми наставил палец на Чили.
— Вот что в тебе хорошо, Чил, так это твоя уверенность. Более уверенного парня я не встречал. Ты рассуждаешь с таким видом, словно знаешь, о чем говоришь.
— Так, значит, я профи что надо?
— В числе лучших. Потому я и решил, несмотря на это твое отношение к людям, что с тобой картина выйдет.
— Картина о том, как ты стал работать в звукозаписи? Как выдвинулся в этом продажном бизнесе?
— О том, как я работал не покладая рук, чтобы стать одним из самых высокооплачиваемых промоутеров. Как достиг того, чем сейчас являюсь. Как получил свой фирменный знак: «БНБ продакшн, инк». Что же касается продажности, здесь теперь все переменилось. Помнишь парня по прозвищу Картатерра?
— Никки Кар, Ники Кадиллак, — сказал Чили. — Круглый дурак.
— Он теперь крупный промоутер. Получил лицензию и свой фирменный знак: «Кар-У-Сель-увеселение» и выжимает из этого все, что можно: атакует директоров каналов, журналистов и авторов радиопрограмм. Катает их в Вегас на конкурсы и на финал кубка. Теперь он зовется мистер Ник Кар, и попробуй назвать его «Ники», кто-нибудь из его ребят все стекла в твоей машине повышибает. Нравы здесь крутые, смею тебя уверить.
— Что за сокращение такое «БНБ»?
— «Была-не-была продакшн». И Эди, моя жена, тоже вошла в долю. Ты, наверное, видел ее на рок-фестивалях и наших тусовках. Рыжая такая.
Эди Афен. Ну да, конечно. Помнится, в «Форуме» Чили сидел с ней рядом. Почувствовав ее руку у себя на бедре, поднял глаза и встретился с ней взглядом — она глядела на него, давая понять, что, если он хочет, она не против.
— Я сказал ей, что встречаюсь с тобой сегодня, — продолжал Томми. — Эди была в восторге. Совершеннейшем восторге. «Чили все сделает как надо», — сказала она. Так или иначе, у меня своя студия и контора в Силвер-Лейк. В моем распоряжении парочка звезд и перспективных новичков панк-рока. Я только что подписал контракт и собираюсь раскручивать Дерека Стоунза с «Кошачьим концертом». Раньше они играли попсу, а сейчас занялись постметаллом. Ты хоть понимаешь, о чем я толкую?
— Я присутствовал, когда готовили саундтреки для обеих моих картин, Томми, и теперь кое-что в этом смыслю.
— Ну тогда ты должен был слышать и мою хип-хоп группу «Фанаты Роупа». Они играют блатную дребедень и здорово идут на рынке. Но им все мало. Трудно иметь дело с рэперами. Я сидел у себя в конторе, отрываю глаза от бумаг, гляжу — передо мной пять дюжих афроамериканцев, мой стол обступили. Руки скрещены на груди. А посередине их главный, Синклер Рассел. Не Рйссел, ни в коем случае! Рассел! Здороваюсь с ним как обычно: «Привет, Син, старина. В чем дело, дружище?» А Син глядит на меня так, словно сейчас взовьется над моим столом: «Я звонил тебе два часа назад, а ты, гад ползучий, так мне и не отзвонил!» — Томми поднял руку в клятвенном жесте. — Богом клянусь, если не ответить на их звонок, можешь жизни лишиться! Эти «Фанаты Роупа» меня взяли в оборот. Покажи да покажи им мои бухгалтерские книги — желают узнать, правильно ли я им выплачиваю гонорары. А этот осел — неянки — еще вдобавок пожелал всучить мне противопожарную страховку. Представляешь? Это мне-то, который сам учебники может писать про то, как такие вещи делаются! Я вышвырнул его вон.
Чили стал подниматься из-за стола.
— Ты уходишь?
— В уборную. Пока дожидался тебя, я выпил два чая со льдом, потом — еще два.
— Ну, как тебе мой замысел? Звучит?
— Замысла пока что нет, — сказал Чили. — Есть лишь антураж для рождения замысла, декорации, в которых станет развиваться сюжет.
И совсем уже в дверях он обернулся:
— Тебе там не хватает девушки.
— Их у меня полно. Какую брать?
— Певицу, мечтающую о том, как ее откроет продюсер.
— На бульваре разбитых мечтаний — это все было, и не раз. Ну а как насчет девушки с индейской прической? Я про свою секретаршу Тиффани говорю. Она вся в татуировках, и прическа чудная, но в остальном — все, что полагается, у нее в порядке. Подумай о том, кто мог бы сыграть меня! — сказал Томми вслед уходившему Чили.
Он пробирался между столиками в направлении уборной, чувствуя на себе взгляды посетителей кафе, и мысли его вертелись вокруг девушки по имени Линда Мун. Несвязные мысли, бродившие в его сознании, начали упорядочиваться, сплетаться воедино. Прояснялся замысел картины о парне с рекорд-студии. И о девушке из службы знакомств.
Звали девушку Линда Мун.
Он так и слышал ее голос в телефонной трубке. Она начала рассказывать ему, с места в карьер начала, едва бросив попытки заполучить его в качестве клиента, о том, что истинное призвание ее — музыка и что еще год назад у нее был свой ансамбль. А теперь все, что ей удается делать, — это от случая к случаю записываться на рекорд-студии, когда какой-нибудь их звезде требуется бэк-вокал. Вот и получается тогда, что на самых хитовых пластинках в мелодию вплетается голос девушки из службы знакомств.
