Алла Полянская - Прогулки по чужим ночам
Свет фар отдаляется. Неужели выгорело?
— Эй, не сжимай меня так, мне больно.
— Думаешь, они вернутся?
— Не скоро.
Белая машина с красными буквами «Аргос-такси» вынырнула из тумана.
— Сделай вид, что ты пьян.
Ему для этого не нужны дополнительные усилия. Он молчит, и я тащу его в салон.
— Девушка, а ваш муж не будет блевать?
— Нет. Уже выблевал все, что мог.
Таксист с пониманием кивает и двигается вперед. За окном мелькает ночь — фонари, витрины, реклама, чьи-то освещенные окна, за которыми чужая жизнь.
— Вот, Дом одежды.
— Пожалуйста, немного дальше, в сторону кегельбана.
— Как скажете.
Я расплачиваюсь с таксистом и тащу парня из машины. Тяжелый, черт! Он помогает мне как может, а потому мы все-таки продвигаемся вперед, к темному переулку, где притаились одноэтажные дореволюционные домики. В одном из них есть комната, в которой я живу. Правда, теперь это две комнаты, три дня как две. А третья... Собственно, если выйдет так, как я задумала, то скоро я перееду в более приличное место. Годика так через два.
Об этом сейчас не стоит думать, ибо единственное, что в этот момент имеет значение, — как-то дотащить своего найденыша домой, не нарвавшись на соседей.
— Где мы?
— Скоро будем на месте, молчи.
— Я вам так благодарен, вы...
— Я сказала тебе — молчи! Соседи услышат! Тут как в деревне, полно старых любопытных сук, везде сующих свой нос.
Я достаю ключи и открываю общую дверь. Запах пыли и лука не улучшает мне настроение. Терпеть не могу общий коридор, но ничего не поделаешь, коммуналка есть коммуналка, а потому я быстренько открываю дверь в свою квартиру и впихиваю парня в темноту, полную храпа и вони. Значит, Сашка уже дома и дрыхнет пьяный. Это хорошо.
— Кто здесь?
— Сашка, мой сосед. Хронический алкаш, но он уже нализался до свинячьего визга и спит. Давай сюда.
Я открываю железную дверь в свою комнату и укладываю отяжелевшее тело на пол. Пусть полежит, в доме тепло. Я включаю свет, закрываю жалюзи, для верности задергиваю шторы и обессиленно падаю в кресло. Ноги и руки дрожат, хочется пить, а на полу лежит незнакомый грязный мужик без лица и смотрит на меня сквозь щелочки распухших век, как собака на хозяина. Ну ладно, отдохну потом.
Я снимаю плащ и туфли, наклоняюсь к гостю. Здорово ему досталось — гематомы, ожоги, кровь...
— Потерпи немного, я вызову доктора.
— Не надо, это...
— Молчи, не то получишь еще. Недоставало только, чтоб ты тут доской накрылся. Что я буду делать с трупом? Собак я не держу...
— А при чем тут собаки?
— Если бы держала собак, проблема утилизации трупа не стояла бы столь остро. Я просто сэкономила бы на собачьих кормах.
— Я не...
— Молчи, — я набираю номер. — Вадик, ты дома? Немедленно езжай ко мне. Захвати йод и бинты.
Я кладу трубку и наклоняюсь к раненому. Надо его как-то раздеть, но можно ли его кантовать? Хотя я тянула его, он даже шел, но это мог быть просто шок... Ладно.
— Что вы делаете?!
— Собираюсь тебя изнасиловать.
Я снимаю с него пиджак и расстегиваю брюки, он пытается как-то пресечь мои действия, но силы неравные — по крайней мере в данный момент.
— Боже, какое целомудрие! Не бойся, больно не будет. Расслабься, — ухмыляюсь я.
— Вы издеваетесь?
— Именно. Издеваюсь. Потому что это ты лежишь на моем полу, а не я на твоем. Закон джунглей — право на территорию, слыхал о таком?
Он молчит, и я стягиваю с него брюки. От рубашки остались одни лохмотья, а потому я с чистой совестью просто срезаю ее, отрывая прикипевшие к ранам куски ткани. Начинает течь кровь. Кто-то очень постарался, потом его одели и запихнули в машину.
— Тебя надо вымыть. Помоги мне, я сама не дотащу тебя до ванной.
Но его силы, похоже, иссякли, а потому я развожу в ведре раствор марганцовки и мою его. Он молодой, крепкого телосложения. Я осторожно смываю кровь с многочисленных порезов и ожогов, покрывающих его тело, на запястьях кровоточат следы от наручников. Холодная злоба поднимается во мне. Чтобы такое сотворить, надо быть последним ублюдком. Правда, их с каждым годом становится все больше.
Я смываю кровь с распухшего лица. Что ж, дружок, все это, к сожалению, не пошло на пользу твоей внешности. Не знаю, каким ты был, но теперь, наверное, станешь хуже.
В прихожей слышен звонок. Это Рыжий, очень вовремя.
— Ты меня напугала до икоты. Не называй меня по имени, тогда я начинаю думать, что ты при смерти. Летел низко над землей, нарушая все правила дорожного движения. — Рыжий осуждающе смотрит на меня. — А ты похожа на Лиззи Борден1, которая пару часов подряд орудовала топором. Только погляди на себя: вся в крови, вспотела, запыхалась... А это еще что?! — он кивнул на тело на полу.
— Не знаю, — я плотно прикрываю дверь. — Но ты осмотри его, что с ним произошло?
— Ну, что с ним, видно даже невооруженным глазом. За что ты его так?
— Очень смешно.
— А то. — Рыжий улыбается. — Давай перенесем его на диван. Хорошо, что ты этого типа помыла, теперь прибери, а то похоже на пыточную.
— Ты прав.
Я тщательно смываю следы крови, снимаю свою одежду и вместе с тряпьем раненого бросаю все на пол ванной около стиральной машинки. Рыжий тем временем уже закончил осмотр.
— Ну что?
— Предварительный осмотр не выявил никаких серьезных повреждений. Сломаны два ребра, неглубокие резаные раны по всему телу, сотрясение мозга, незначительные ожоги и обширные гематомы. Сломан нос, и еще небольшой шок. Ничего такого, с чем бы мы не справились. Правда, неплохо бы сделать рентген, но это завтра, я буду дежурить в отделении и все устрою. Где ты его нашла?
— Да нигде. Он просто упал мне под ноги.
— О, несравненная! Мужики падают тебе под ноги, как кегли, и укладываются штабелями. Только почему из этих штабелей ты выбрала избитого?
— Рыжий, я тебе сейчас...
— Ничего не выйдет. Если ты меня побьешь, кто тогда будет лечить твой трофей? Крупный экземпляр, тебе всегда такие нравились.
— Клоун.
— Я знаю. Просто не в твоих правилах тащить домой все, что валяется на дороге.
— Так случилось.
— Прикрой мужика одеялом, его сейчас будет знобить, а я в аптеку за лекарствами. Может, он придет в себя — тогда дашь ему попить.
Он выходит, за окном мелькнула его фигура. Я устала и хочу спать, а завтра еще на работу.
Я смотрю на часы. Черт бы побрал эту осень с ее ранними сумерками — только семь часов, а мне казалось, что уже почти ночь.
— Пить...
Я осторожно поднимаю его голову. Волосы мне удалось отмыть от крови, они влажные, но уже видно, что цвет их темно-каштановый и они немного вьются.
Он пьет небольшими глотками, долго. Мне от вида его лица немного не по себе. Нет, я и раньше видела избитых людей, но чтоб так — только когда-то давно, и теперь всякий раз для меня это стресс.
— Здесь кто-то был или мне показалось? — спрашивает он.
— Не бойся, все в порядке. Тут был мой друг, он врач. Сейчас он вернется, пошел в аптеку.
— Что со мной?
— Он тебе все объяснит. Ничего страшного, скоро будешь как новый. А пока полежи, тебе нельзя вставать.
— А где...
— Одежду я бросила в стирку, ей хана.
— Но я...
— Мне приходилось видеть голых мужчин. У тебя нет ничего, несвойственного человеческой анатомии, а потому не стоит так переживать.
— Вы не представляете, как я вам благодарен.
— А вот и Рыжий вернулся.
Терпеть не могу всякие там «спасибо», «извините», «люблю» и прочие сопли, пустые разговоры, не стоящие того, чтобы тратить на них свое время. Потом оказывается, что слова вообще ничего не значат. Мы с Рыжим иной раз говорим друг другу ужасные вещи и тем не менее много лет дружим.
А бывает, люди клянутся в любви, а потом бьют ножом в спину. Слова ничего не стоят.
— Ага, ты пришел в себя. — Рыжий раскладывает принесенное, моет руки. — Малыш, неси сюда лампу, мне нужно больше света. — Это он мне. — У тебя есть аллергия на какие-либо препараты? — спрашивает он у избитого.
— Нет. А как вы...
— Потом спросишь. Следи за моим пальцем.
Я оставляю их развлекаться и иду в другой конец своего жилья. Огромная сорокаметровая комната когда-то была бальным залом в доме купца. Пять узких окон. Лепнина на потолке и старый потемневший паркет. Я отциклевала его, разделила комнату на несколько отсеков, и теперь у меня есть собственный санузел и ванная, а также крохотная кухонька. У меня есть спальня, хоть и небольшая, но сколько мне одной нужно? Самое главное, что мне не приходится пользоваться общими «удобствами», как это было сначала. А теперь, когда соседняя комната стала тоже моей, я сделаю себе отдельный вход с улицы и перестану заходить в вонючий коридор. Эту большую комнату я когда-то получила от государства как сирота. Был когда-то такой порядок — обеспечивать жильем интернатских сирот, и я успела воспользоваться им, как и Рыжий. Говорят, сейчас тоже есть такой порядок, но я не уверена, что он работает. Впрочем, возможно, я просто недоверчива и на самом деле все прекрасно.