Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят - Виктор Алексеевич Пронин
— У Яшки перебит хребет.
— Бедный Яшка, — сказала Марина, и, кажется, за весь вечер это были единственные ее слова, в которых можно было уловить хоть какое–то чувство. — Значит, он не сразу подох.
— Он до сих пор подыхает. — Почему же ты не принес его домой?
— Нельзя нарушать картину убийства. Может на Яшке остались какие–нибудь следы, улики…
— Какой же ты, однако, рассудочный! — сказала Марина без гнева, без презрения, просто в ее голосе было изумление. Но обидеться Касьянин не успел, потому что тут же прозвучали слова Марины, которые заставили его похолодеть:
— Ну, хорошо, убили. Ухалова… А кого хотели убить?
— Не понял?
— Не лукавь, Илья… Ты все понял.
— Нет, не понял!
— Успокойся, Илья… Сейчас сюда придет милиция, ты будешь давать показания, каждое твое слово может быть истолковано против тебя… Как это постоянно говорится в импортных фильмах… Поэтому ты должен быть спокоен и уверен в себе.
— Я не убивал Ухалова.
— Этого никто не утверждает. Я спросила о другом…
— О чем же, господи! — простонал Касьянин.
— Я спросила о том, кого хотели убить. — Ты очень глупая баба.
— Я знаю. Но знаю и то, что некоторое время назад у тебя был револьвер. Он лежал вон в том ящике. Я же тебе как–то и давала его, когда ты отправлялся в опасную прогулку.
— Барабан крутила?
— Немного поигралась. Касьянин вдруг напрягся, вдруг что–то в нем забрезжило — не то понимание, не то опасение чего–то… Он взглянул на Марину, попытался собраться, понять, что коснулось его легким, почти неуловимым дыханием, какая истина, догадка.
— Вынимала патроны?
— Не бойся, я не взяла себе ни одного, — усмехнулась Марина. — Все снова вставила в гнезда.
Касьянин не нашел в себе силы произнести ни звука, лишь кивнул. Он все понял — Марина вынимала патроны, поигралась и снова вставила. Ухалов невиновен, он ничего не перепутал, он был надежным и аккуратным. Все устроила Марина, сволочная баба.
— О боже, — простонал Касьянин.
— Я еще не все сказала, — напомнила о себе Марина, пуская дым в потолок.
— Неужели еще что–то осталось?
— Через некоторое время револьвер исчез. Я подумала вначале, что ты переложил его в другое место. Обыскала всю квартиру…
— Представляю. Зачем?
— Когда на пустыре был убит тот бандитский авторитет, а тебя в это время не было дома… Я кинулась искать револьвер. Его нигде не было. Знаешь, какая мысль пришла мне в голову?
— Знаю… Ты очень умная баба.
— Надеюсь, ты хорошо его спрятал?
— Да.
— Я могу не бояться обыска?
— Можешь.
— И на том спасибо. — Марина резко, по–мужски загасила сигарету в блюдце и вышла на балкон. Кась–янин подумал, что ей захотелось подышать свежим воздухом, но ошибся. Марина, как оказалось, была куда четче и спокойнее. Вернувшись через минуту, она снова села перед Касьяниным на табуретку. — Приехали, — сказала она, прикуривая следующую сигарету.
— Кто?
— Милиция… На пустыре уже три машины и куча народу.
— Что же они там делают?
— Слушай! — рассмеялась Марина. — Кто автор криминальной хроники? Ты или я? Что делают смотрят, фотографируют, ищут следы, щупают твоего Ухалова…
— А чего его щупать?
— Чтобы узнать, как давно наступила смерть.
— Вообще–то да, ты права… Тут тебе не откажешь…
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Иди открывай, — сказала Марина. — Это к тебе. Пойду выключу телевизор.
Неудобно все–таки милиции голых баб показывать. Может быть, у них другие вкусы… Или, как сейчас говорят, другая сексуальная ориентация.
— Наверняка.
Ночь оказалась кошмарной. Гораздо хуже, чем мог себе представить Касьянин.
Когда он открыл дверь, на пороге действительно стояли два милиционера.
Убедившись, что попали по адресу, оба тут же принялись подробно расспрашивать Касьянина обо всем, что с ним произошло в этот вечер, об Ухалове, их взаимоотношениях, потом предложили ему пойти вместе с ними. И он снова, уже на пустыре, с содроганием рассказывал, как нашел Ухалова, как подошел к нему, как обнаружил Яшку, который к этому времени уже околел.
Мелькали вспышки фотоаппаратов, суетились какие–то люди, Касьянин снова вынужден был опознавать Ухалова, поскольку лицо его было изуродовано выходным отверстием от пули.
Касьянину пришлось присутствовать и когда грузили бедного Ухалова на носилки, когда запихивали носилки в машину. Без конца подходили какие–то люди и задавали одни и те же вопросы то ли потому, что следствие началось так бестолково, то ли действительно его в чем–то подозревали и пытались сбить с толку, заставить произнести слова, которые бы его в чем–то уличали, в чем–то разоблачали.
Вокруг собралась уже чуть ли не сотня жителей из соседних домов, вылезли из своих пещер бомжи и пропойцы, а Касьянин, щурясь от ярких прожекторов, машин, окруживших пятачок, продолжал то ли оправдываться, то ли признаваться. И когда уже готов был рухнуть, ему сказали, что он может идти домой, может забрать с собой Яшкин труп. Подхватив Яшку, Касьянин направился к своему дому.
И только тогда увидел, что уже светает, что небо над лесом посерело, а в домах зажглись огни — рабочий люд собирался к автобусам, к проходным, к станкам.
Шагая по пустырю к освещенной трассе, Касьянин вдруг ясно вспомнил одну маленькую подробность — несмотря на полубессознательное состояние, несмотря на тошноту и, казалось бы, полное безволие после нескольких часов толчеи на пустыре, он все–таки ни слова не сказал, что есть свидетель происшедшего, что в одной из бетонных громад живет девушка Наташа, которая видела убийц, была рядом с ними, более того, могла описать машину, простоявшую вон на том повороте несколько часов в ожидании жертвы.
Он рассказал о машине, о двух убегающих убийцах, но не о Наташе. Касьянин даже самому себе не смог бы объяснить эту странность своего поведения. Но был твердо уверен, что поступает правильно. Незачем ее впутывать, да и не дала она ему такого права. Более того, Наташа сама умыкнулась от всего происходящего.
Может быть, с документами у нее не все в порядке или в жизни не все благообразно и законопослушно.
Касьянин не считал, что распрощался с девушкой навсегда, допускал, что все может перемениться, что следствие может завести усердных своих исполнителей в какую угодно сторону, и тогда у него останется пусть маленький, совсем незначительный шанс, который спасет его и избавит от каких–то там невзгод.
Где–то в глубине сознания зрела то ли уверенность, то ли
