Аль Странс - Завещание
― Ну, вот самое время и согреться, подай-ка Генрих коньяк. Кому коньяку? – провозгласил инженер Озеров с бутылкой в руке.
― Мне налей.
― Анечка! Вот молодец! Никогда ведь не пила… вот, пожалуйста! Лучшее средство от тревоги, головных болей и прочей нечисти. Господа, у всех налито? Садитесь. У меня тост.
Гости заняли свои места вкруг стола. Григорий Павлович остался стоять один с рюмкой в руке.
― Собственно, мои дорогие друзья, мой тост всем ясен – я предлагаю выпить за здоровье и благополучие нашего именинника и долгих лет ему счастливой жизни! Ура!
― Ура!
― Ура! За тебя, Геня!
В этот момент раздался треск и звон разбитого стекла, в комнату влетел огромный грязный булыжник и чуть не угодил в Анну Львовну, сидевшую рядом с окном, если бы не новое двойное стекло и новые крепкие рамы окна. Окно, тем не менее, разбилось. Гости повскакали с мест. Юрий Иванович выбежал первым на двор.
38
Прошла неделя с прилета Артура к отцу. Ему необходимо было возвращаться домой. Время пролетело в постоянном общении с отцом, Шаем и Номи, необыкновенно интересной женщиной. На взгляд Артура в ней сочетались женственность и твердость, необыкновенная преданность семье и одновременно игривость, способная ввести в заблуждение иного не знакомого с ней кавалера. Самое же главное, чем Артур гордился, это его успехом у Шая, его наладившейся связью с нелюдимым бедным своим братом. Артур полюбил его с первой минуты встречи, может быть даже ещё до встречи, может быть сразу после откровения с отцом. С момента их взаимного возвращения один к другому.
― Шай, будь молодцом! Я тебя очень жду в гости, брат. Бери с собой папу и маму и приезжай в Америку! Я покажу тебе Большое Яблоко, так называют Нью-Йорк.
― А ты Артур, не забывай нас. Помни, у тебя здесь есть дом, – с открытой улыбкой крепко пожала ему руку Номи.
― Отличного полета, сын. Ты даже не представляешь, какой подарок ты нам сделал приездом. Да ещё на Пурим! Всем, всем и мне особенно…
Они обнялись. Артур снова прижал к себе крепко Шая и быстро вышел, скрывая волнение.
39
Автобус медленно продвигался по улицам Тель-Авива. Из окна туристам из России открывался вид совсем не похожий ни на один из Российских городов. Невысокие дома, с обшарпанными стенами, зеленые дворики, и рядом современные небоскребы из стекла и металла. По улицам шли разряженные в яркие и разные костюмы дети и взрослые.
― Ой, что это за маскарад, смотрите!
― Да, да, вон… Все переодеты, от мала до велика.
― Зоя, Зоя, что это у них такое происходит?!
Обратились заинтригованные туристы к гиду.
― Вы правы, господа, это маскарадное шествие. Сегодня в стране отмечается праздник Пурим в честь счастливого избавления евреев от рук злого Амана. Я вам расскажу, одну минуту. Водитель, поверните здесь, там скоро стоянка, вы сможете остановить автобус , а мы прогуляемся с праздничной толпой. Это весело и забавно, только не пугайтесь, если кто-нибудь ударит вас по голове надувным резиновым молотком или опрыскает вас белой мыльной пеной. Или вдруг затрещит трещоткой возле самого вашего уха. И так, дамы и господа, коротко о празднике. Все произошло, как гласит легенда, в Персии, нынешнем Иране. События Пурима описаны в одной из книг ТАНАХа – свитке Эстер («Мегилат Эстер» на иврите), многочисленных комментариях и мидрашах. Основная масса евреев жила тогда в Персии – продолжалось Вавилонское пленение. В 598 году до н.э. вавилонский царь Навуходонасор II вторгся в Иудею, после двухлетней осады взял Иерусалим, разграбил и разрушил Храм. Храмовую утварь забрал в качестве трофеев, а евреев пленниками увел в Вавилонию. Но не прошло и полвека, как оно стало фактически персидским. Новые завоеватели – персы – покорили Вавилон. Вавилонские пленники евреи оказались подданными Персидской империи — тогдашней сверхдержавы, простиравшейся с запада на восток от Греции до Индии и с севера на юг от Кавказа до Эфиопии. Надежда на избавление и возрождение появилась, когда персидский царь Кир, великий завоеватель Вавилона, разрешил евреям вернуться и отстроить свой Храм. Через два года после издания знаменитого указа Кир погиб в бою со скифами. Его преемник Дарий то запрещал, то вновь разрешал строительство Храма в Иерусалиме. Калитка то и дело запиралась, открываясь вновь через годы.
Так же было, и когда персидский трон занял Ахашверош. Это был типичный восточный деспот, сумасброд. В европейской истории он известен под именем Ксеркс и прославился своим анекдотичным приказом высечь море.
Тиран и самодур, Ахашверош любил застолье и на пиру вел себя как добрый, щедрый, предупредительный хозяин: никто из гостей ни в чем не получал отказа, никто ни в чем не должен был испытывать неудобств. Гостей развлекали искусные танцовщицы, не особо обремененные одеждой и стеснительностью. Однажды порядком поднабравшийся монарх заявил, что его жена Вашти, царских кровей и потому краше всех! Он тут же решил предъявить «товар лицом», не стесняясь и иных частей тела царицы. Он послал к Вашти евнухов с приказанием предстать перед гостями во всей своей красе – в одном лишь «царственном венце», то есть нагишом. Вашти велела передать своему венценосному мужу: «У моего отца ты едва годился, чтобы за лошадьми ходить, а теперь мне смеешь приказывать?». Обиделась. Проявила совершенно немыслимую для тех времен дерзость. Грубое нарушение восточной этики. Царь быстро избавился от неё. Начались поиски новой невесты. Не буду утомлять вас длинным рассказом о подробностях этого ритуала…
― А жаль, это, наверное, весьма пикантно…
― Владимир, что ты несешь! – возмутилась добропорядочная супруга мужчины, сделавшего попытку заглянуть за кулисы истории, своим вопросом.
Гид Зоя рассмеялась.
― Освободите своё воображение и представьте сами! – сказала она, – но давайте продолжим. Я сокращу эту захватывающую историю и скажу, что Ахашверош выбрал из тысячи кандидаток одну еврейскую девушку, племянницу Мордехая, в семье которого она росла. Она стала царицей. И когда злой премьер министр Аман, задумал уничтожить всех евреев государства…
― А за что?
― О, этому есть много объяснений и толкований, но главная причина, того почему он ненавидел евреев скрывается в его прошлом, вернее в его происхождении. Аман, потомок Амалека, внука Эсава, родного брата Якова, который украл у него первородство, и от которого пошел народ Израиля. Два брата антипода! От Эсава, между прочим, пошел народ эдомитян, которые по комментариям некоторых еврейских мудрецов и толкователей святых писаний, стали основателями Рима, который в Талмуде называется Эдомом. Яков, олицетворение служения Всевышнему и установления нравственных норм в мире, удел Эсава, – насилие и полное пренебрежение моралью. И вот Аман, внук Амалека, ненавидящего евреев, потомков Якова, то есть ещё с тех древних времен вражды между братьями, Эсавом и Яковом, задумал уничтожить всех евреев Персии. Он стал наговаривать на них царю. Царь посомневался, да хитрый Аман его убедил, что никто по ним плакать не будет, а он, Аман, ещё и внесет в царскую казну десять тысяч талантов серебра из своего кармана. Ахашверош согласился. Мордехай узнал. Срочно передал о страшной участи народа его племяннице. Та, несмотря на опасность, пошла к царю и вымолила прощение народу, а злому Аману наказание. Его казнили, а евреи с тех пор празднуют веселый праздник освобождения, пекут печенье под названием уши Амана и устраивают карнавалы!
― А остальные народности в Израиле тоже празднуют этот праздник?
― Нет, мусульмане и христиане не празднуют, – ответила гид, выходя из автобуса..
― А можно кому угодно присоединиться к празднующим?
― Конечно. Свободно. Никто паспорт не проверяет. Только для солидарности все же лучше переодеться в какой-нибудь костюм, – пояснила Зоя и повела группу прямо на улицу, где проходило карнавальное шествие.
― Замечательные традиции, – прошептала про себя Вера Васильевна.
40
Генрих Львович с сыном выбежали в сад следом за Юрием Ивановичем. Но, конечно же, никого поблизости не обнаружили.
― Что это было? – со страхом вопросила Мария Григорьевна, когда все вернулись в дом.
― Маша, это просто хулиганы, не переживай, – пытался успокоить её Григорий Павлович, хотя сам выглядел напуганным и нервным не меньше её.
― Нет, не хулиганы, чует моё сердце. Это провокация, нас преследуют…
― Маша! Я тебя прошу! – взмолился Генрих Львович, делая страшные глаза в попытке заставить жену замолчать.
― Испортили праздник, – уныло произнес Григорий Павлович, наливая себе рюмку коньяка.
― Всё, хватит, едем домой, – решительно встала из-за стола Анна Львовна, бледная и напряженная.
― Не стоит сейчас ехать, Аня, начинает темнеть! – озабоченно произнес хозяин дома, –
