Александр Войнов - Бриллианты из подворотни
Став офицером ГРУ, Альберт в составе диверсионных групп забрасывался в страны, где готовилась смена режима, для похищения и уничтожения политических лидеров.
Он побывал в Ливии, Судане, Ираке и некоторых странах Латинской Америки. За какие-то грехи был объявлен «невыездным» и стал тренером «морских котиков» на базе ВМФ в Севастополе. После Приднестровья и Абхазии он оказался не у дел и стал зарабатывать тренерской работой.
Особое внимание Альберт Иванович уделял холодному оружию. Учитывая его бесшумность, он считал его одним из основных в арсенале диверсанта. В узком кругу он демонстрировал владение ножом. На расстоянии десяти метров он броском легко попадал в центр мишени. В особенности Шлихту запомнился прием, в котором Альберт Иванович стоял с поднятыми руками, в одной из них держа нож. По команде «Бросай оружие!» он отпускал нож и, когда тот, падая, почти касался земли, ударом ноги посылал его точно в цель. Из десяти попыток семь были удачными.
— Поражение противника,— говорил Альберт Иванович,— должно быть не только стопроцентным, но и бесшумным. Жертва должна умереть мгновенно и без звука. От этого зависит успех дальнейшей операции и жизнь ее участников.
Внешне Альберт мало чем напоминал диверсанта. Встретив на улице, его можно было принять за председателя колхоза или зоотехника. Одевался он просто и небрежно. Чаще всего его можно было видеть в костюме и в свитере. На тренировках не переодевался, объясняя это тем, что в экстремальной ситуации никто не даст возможность переодеться в спортивный костюм или кимоно. Во время занятий часто курил, был «навеселе» и все время улыбался. Приемы рукопашного боя, которым он учил, назывались «школой провокатора». Своим поведением нужно было усыпить бдительность противника, расслабить его, внушив уверенность в успехе, спровоцировать атаку и погасить ее, нейтрализовав противника.
Занятия Альберт вел небрежно и бессистемно, перескакивал с одного на другое. Информации было слишком много, и она не усваивалась. Неподготовленный человек вряд ли мог чему-то у него научиться.
В группе было ядро из трех человек. Они тренировались давно и были наиболее подготовленными.
Каждую неделю Альберт проводил показательный бой, в котором отражал атаки этой тройки. Они нападали на него одновременно с ножом, палкой и горлышком от бутылки, а он разоружал их и связывал отрезком парашютной стропы. Это было зрелищно и профессионально, но это была работа на публику и преследовала коммерческий интерес.
В разговоре со Шлихтом он как-то сказал:
— Самые вредные для государства люди — это писатели. Своей писаниной они вносят смуту и создают брожение умов в народе. А рядовой человек должен меньше думать и больше работать.
Себе и таким, как он, Альберт Иванович мыслительный процесс вменял в обязанность. При разработке объекта о нем собиралась исчерпывающая информация. Учитывалась даже такая деталь: был ли человек вскормлен молоком матери или в грудном возрасте его кормили искусственным питанием.
О советском разведчике В. Б. Резуне, который скрывался под псевдонимом Виктор Суворов, бежавшем в 1978 году в Великобританию и выпустившем ряд разоблачительных изданий, Альберт Иванович отзывался крайне негативно, называя его предателем, выскочкой и канцелярской крысой, которая почти не нюхала настоящей оперативной работы.
...Для начала Шлихт высыпал алмазы из мешка и на три четверти засыпал его углем. Оставшееся место заполнил отборными алмазами. Проехав по магазинам, он купил футбольный мяч, деревянный тремпель, катушку суровых ниток и несколько свечек разной длины.
На книжном базаре Шлихт приобрел учебник по анатомии человека и, сверяясь с рисунками, купил в магазине субпродуктов груду костей, внешне напоминающих фрагменты останков человека. Лучевые кости он подобрал по размеру своих рук и ног. Сложив это все в багажник, Шлихт позвонил Севе.
— Привет, дружище! — голос Севы был спокойный и доброжелательный.— Рад твоему возвращению! Слышал — в конце пути ты немного «подмочил» свою репутацию. Но это не в счет. Может, ты был и прав. Критерий истины — конечный результат. Давай встретимся и произведем полный расчет. Помнишь кафе, где мы встречались в прошлый раз. Ты не против?
— Против,— ответил Шлихт.— Встретимся сегодня в 22.00 на окружной возле поворота с указателем «Семеновка». Сделаем так: на первой машине приезжаешь ты один и забираешь камни. На второй через пятнадцать минут мне привозят деньги. Такая форма расчета — знак моего глубокого доверия тебе. В этой ситуации ты играешь без проигрыша. Только без фокусов. Все должно быть так, как я сказал.
— Я, как Герасим, на все согласен,— ответил Сева и положил трубку.
Без десяти десять Шлихт подъехал в условленное место. Шел мелкий холодный дождь. На трассе машин было мало. Они проносились мимо на большой скорости, освещая светом фар верхушки сосен.
Ровно в десять на джипе подъехал Сева. Кроме него, в машине никого не было. Шлихт взял мешок с алмазами и пошел к нему навстречу.
Не заглушив двигатель и не выключив фар, Сева выпрыгнул из кабины и, подняв воротник куртки, подошел к Шлихту.
— Ну, здорово, еще раз,— сказал Сева протягивая правую руку для рукопожатия, а левой перехватывая мешок с камнями.
Раскрыв мешок, Сева наугад достал один из алмазов, внимательно рассмотрел его при помощи лупы под светом фар и положил обратно. Так он осмотрел несколько камней.
Затем завязал мешок и взвесил его при помощи прибора, похожего на безмен.
— Все сходится,— сказал он довольно. — Ты честно заработал свой гонорар. Через пятнадцать минут на черном «Саабе» подъедут мои ассистенты и рассчитаются с тобой сполна. Ты получишь все, что заработал.
Сева сел в машину и, развернувшись на месте, поехал в сторону города.
В распоряжении Шлихта было минут десять. Он должен был успеть подготовиться к встрече с «ассистентами». Сев в машину, он ножом проделал два отверстия в обшивке потолка точно над серединой водительского сидения. Пропустив в них толстую нитку, к одному концу он привязал тремпель, примерно на уровне своих плеч. Сняв с себя куртку с капюшоном, одел ее на тремпель. Левый рукав привязал к рулю, а правый одел на рычаг переключения скоростей. Прорезав дырку в капюшоне, Шлихт продел в нее второй конец нитки и привязал к нему камеру футбольного мяча белого цвета, наполненную бензином. Шнурок на капюшоне туго затянул и завязал. В середину куртки сложил кости и две пластмассовые бутылки с бензином. На пол поставил три свечи, одев их на гвозди, прибитые изнутри в резиновом коврике. Свечи обложил ветошью и ватой на разном уровне. Все это заняло около восьми минут. Он глянул на трассу. Со стороны города приближались огни одинокого автомобиля.
Шлихт зажег все свечи и выскользнул на обочину. Дождь усилился. Через минуту на нем не было сухого места. Пробежав метров двести, он углубился в лес и выбрал удобную позицию для наблюдения.
Они опоздали на две минуты. Черный «Сааб» на одних подфарниках хищной акулой вынырнул из темноты. Из него, не торопясь, вышли два «ассистента» с автоматами Калашникова в руках и, целясь в водителя, выпустили по целому рожку. Раздался треск выбитых стекол, и машина вспыхнула, как спичечный коробок. Фигура водителя дернулась несколько раз и уткнулась деформированной головой в руль. Полюбовавшись делом своих рук, «ассистенты» исчезли в темноте, ставшей еще кромешней на фоне горящего автомобиля...
Сева погиб при неизвестных обстоятельствах. Теперь у Шлихта не было никаких ограничений. С этой страной его уже ничего не связывало. Из Киева он выехал в Будапешт. На границе таможенники досматривали поверхностно и выборочно. Шлихт был уверен, что все пройдет нормально. С ним был Высший Разум и он выполнял свое предназначение. В Будапештском Национальном банке Шлихт арендовал сейф и, оставив в нем алмазы, вылетел в Бельгию. Там он решил осесть навсегда.
Как поступить с алмазами, Шлихт ждал указаний Свыше.
Это ему должен будет подсказать Голос.
Пустота
(Вместо эпилога)
Когда-то, очень давно Шлихту нравилась весна. Сейчас, когда «шагреневая кожа» его жизни шла на убыль и иллюзии были утрачены, ему по душе стала осень. Осень соответствует периоду жизненной зрелости. Это то время, когда человек находится в полном расцвете своих сил. Именно в это время можно достичь очень многого. Почти полвека, использованные для создания фундамента внутри себя, дают возможность выстроить прочное здание, позволяющее не бояться приближающейся зимы.
Зима — это период ухода в себя и внутреннего самоанализа, время, когда человек оглядывается на прожитую жизнь и отказывается от намеченных ранее целей и принятых обязательств. Не потому, что они были неправильны, а из-за того, что все возможное уже выполнено. Как земля, застывшая под слоем снега, человек замирает, предаваясь внутреннему самосозерцанию. Он размышляет о том, как лучше распорядиться драгоценными крупицами оставшегося ему времени, и встретить конец своей жизни изящно, с достоинством и пониманием. И тогда смерть
