Мертвяк - Илья Владимирович Рясной
— Катал, молодой человек. Это цех. Это профессия. Была профессия. Какие люди были. Какие времена… А сейчас молодежь пришла на наше место. Зубастые, с «наганами», готовы в глотку вцепиться.
— Молодежь — дрянь. И стариков не уважают. Может, сыграешь, паренек? По-честному?
— Не умею… Я невесту ищу. Пропала. Где-то здесь.
— Козлов развелось — тьма-тьмущая. Опасно стало, не пройдешь по улице, — покачал головой «шляпа», небрежно бросая две карты.
— Вы ее не видели? — Глеб протянул фотографию.
«Шляпа» внимательно посмотрел на фотокарточку, в это время его напарник, ловко изогнувшись, заглянул в его карты л;
— Э, Спица, — кивнул он своему приятелю. — А это не та ли девчонка? Помнишь, позавчера болезному помогала?
— Точно. Она. У меня глаз — алмаз.
— Ага, сказанул.
— Чего сказанул? Все помню. Одному паралитику вон на той скамейке плохо стало. Как раз девочка эта идет. И тут же «скорая». Обычно часами не дождешься, а она за двадцать секунд появилась.
— А потом?
— А потом девчонка паралитика в «скорую» посадила.
— Ну?
— И «скорая» уехала.
— С девушкой?
— А кто ж помнит…
— С девушкой, сынок. Это не у него, а у меня глаз алмаз. С девушкой.
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀⠀ *⠀⠀ *
Кувалда так стиснул Настю в объятиях, что она не могла даже слегка пошевелиться. Изловчившись, она сумела-таки двинуть его еще ногой по голени — с таким же успехом она могла бы колошматить бетонную стену.
— Ах, ершистая, — прошипел он и, начиная посвистывать, как паровоз, стал делать какие-то судорожные движения и тереться о тело Насти. Его пальцы стиснули ее грудь так, что девушка закричала от боли. Она попыталась впиться зубами в его слюнявый подбородок, но он легонько ударил ее лбом по голове, и в глазах ее потемнело.
— Ох, хороша. Ершиста…
Он сипел все сильнее. Что его могло остановить на земле? Да ничего — ни пуля, ни землетрясение.
— Приятно будет, — застонав, просипел он, и начал сдирать с Насти платье, как очищают с банана кожуру.
Больше всего ей сейчас хотелось умереть. Но не получится. За что Бог карает ее? Она не знала. Но чашу страданий ей было суждено испить до дна.
— Егор, — послышался негромкий окрик. — Оставь ее.
Как мог этот спокойный голос остановить распалившееся, дошедшее до точки кипения чудовище? Ведь его остановит только бронебойный снаряд.
Но Кувалда замер. Глубоко вздохнул, будто набирая воздух в легкие после глубокого нырка. Приподнял без видимого усилия Настю и отставил ее в сторону, как переставляют статуэтку в серванте.
— А я что? — пожал он плечами и бросил на Настю полный сожаления взор, так ребенок смотрит на игрушку, которую у него отнимают, чтобы отдать другому. — А я ничего.
Менгель подошел к нему и встал напротив. Кувалда умудрялся смотреть на шефа, который был на голову ниже его, снизу вверх.
— Предупреждал?
— Да как-то… — промямлил Кувалда.
— Материал портишь. И какой материал. Как бы самому материалом не стать…
Менгель резко повернулся и вышел из помещения.
— Материал, — недовольно передразнил его Куалда. А как материалы — мальчонок из восьмого блока — портить… Материал…
Он сплюнул и щелкнул переключателем. Осталась гореть только слабая фиолетовая лампа, которая не гасла никогда.
— А ну спать, шлюшье племя! — По-старчески шаркая подошвами, он вышел вслед за шефом…
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀⠀ *⠀⠀ *
Сверхъестественная способность Глеба попадать в различные истории снова дала о себе знать. На этот раз в полукилометре от собственного дома. Автобусы в последнее время стали ходить все реже и реже, так что от метро он предпочитал добираться пешком, пустынными местами, прилегающими к железной дороге, точнее, к заброшенным путям. Там царили запустение и хаос. Валялись штабеля поросших мхом шпал. На отводном пути истлевал настоящий паровоз времен войны рядом с давно сгоревшим, обугленным купейным вагоном. Пустовали ангары, которым не нашлось применения. В некоторых уголках за повалившимися заборами теплилась какая-то жизнь — на костре жарили картошку бомжи, нюхали бензин малолетние шпанята, сновали, с опаской оглядываясь, путейские рабочие.
Места эти пользовались дурной славой. Здесь можно было и пропасть без следа. К тому же они весьма подходили для преступных разборок, которые в этих краях время от времени и случались. Нормальные люди сюда предпочитали без особой нужды не соваться. Глеба же к категории нормальных людей отнести было трудно, чему подтверждение — его беспокойная судьба.
— Тебе говорили? — услышал он крик, доносившийся из зияющего пустыми окнами двухэтажного покосившегося здания.
— Ну…
— Предупреждали?
— Угу…
Вопль боли, глухие звуки ударов.
— Замочить и под паровоз!
— Не надо!
— Надо, Муравьед.
— Бабки дам.
— Поздно…
Остановившись, Глеб, прислушался к разговору. Он понял, что кого-то действительно собираются «мочить и бросать под паровоз». Вновь послышались звуки ударов, и Глеб, проклиная все на свете, сменил курс. Даже если бы он и захотел поступить иначе, все равно не смог бы — теплилось в душе нечто такое, что не позволяло спокойно идти дальше, когда кого-то убивают.
Пригнувшись, он пролез сквозь наполовину обрушившийся забор, перемахнул через поваленное, перекрывшее половину дворика дерево и пробрался между разбросанных ржавых железяк, в которых можно было опознать списанные запчасти от тепловозов.
— Мужики, закурить не будет? — наобум вякнул он, надеясь, что при случайном прохожем (хотя кто сюда припрется случайно?!) убивать никого не будут.
Во дворике толкалось несколько человек. Тощий мужичок в белой футболке и голубых джинсах лежал на земле с разбитым в кровь лицом. Над ним стоял удивительных габаритов громила, в руке он держал нож, который уже успел пустить в ход — один удар он нанес тощему. Непонятно было, зачем ему нож. При такой комплекции можно спокойно убивать руками. Рядом с ним стоял коротко стриженный парень в кожаной куртке, высокий, крепкий — хотя, конечно, он ни в какое сравнение не шел со своим товарищем. В стороне на корточках сидел заморыш, похожий на гиббона из московского обезьянника.
Громила оторвался от своей жертвы и задумчиво посмотрел на Глеба.
— Ты кто? — крикнул он.
— Работаю здесь.
— Ах, работаешь…
По всему видно было, он прикидывает, как быть. Не доводить до беды и убраться подобру-поздорову, оставив в покое и жертву, и этого психа, который с готовностью камикадзе суется черту в пасть? Или разделаться с обоими? Где один труп, там и два.
Глеб почувствовал за спиной движение, скосил глаза и увидел, как из-за штабелей появился еще один — черноволосый, крепко сложенный джигит высокогорной народности. В руках он держал свинцовую трубу.
— Валим обоих, — решил громила-главарь. — Без стрельбы.
Остальные только и
