Комбинация Бруно - Александр Юрьевич Прокудин
И вот сейчас этот чудовищный, мерзкий обман (огромное спасибо тебе, старая дура Анна!) будет изобличен.
Тем более, что именно такую подделку раскрыть будет нетрудно.
Лукасу это пришло в голову сразу. Лет восемь назад левая рука Гильермо побывала в переделке – когда ее хозяина выкинули из одной забегаловки на мостовую. Прямо через стекло витрины. Лукас лично отвозил пострадавшего друга к хирургу, который при нем наложил Гильермо на запястье и предплечье более десятка швов. И все они, так же как и другие приметы, такие как, например, родинки, сейчас были у Лукаса в кармане. В буквальном смысле – на фотографии, взятой из семейного архива, увеличенной и распечатанной на домашнем цветном принтере. Для удобства сличения, на фото Лукас все родинки и шрамы компаньона аккуратно обвел фломастером. У обманщика и вора Гильермо не осталось ни единого шанса!
И сразу же, как только Лукас убедится в своей неоспоримой правоте, он тут же отправится прямиком к Линаресу. Начальнику полиции придется поручить искать тупоголового туриста кому-то другому, а самому заняться объявлением в розыск этого подонка.
Грубо откромсав кулинарными ножницами левые рукава рубашки и погребального костюма Гильермо, Окампо содрал их с руки трупа и отбросил в сторону. Туда же полетели и ножницы. Лукас взял фонарь в левую руку, в правой он уже держал фотографию, и начал тщательное сравнение. Он переводил взгляд с распечатанного снимка на руку мертвого тела и обратно, сравнивая отмеченные на фото шрамы и родимые пятна с теми, что были на руке покойника.
Но увидел Лукас Окампо совсем не то, что ожидал.
– Этого не может быть… Не может быть… – он не верил своим глазам.
Судя по тому, что они видели, рука действительно принадлежала Гильермо.
Можно инсценировать аварию на серпантине, можно скопировать татуировку с Еленой, но… подделать все до одной родинки и шрамы? Они были на месте, и они были настоящими. Никаких сомнений не оставалось. Это было тело Гильермо.
Лукас выронил фотографию и ее тут же унес ветер. Но Окампо этого не заметил, как не замечал и того, что по его телу яростно хлещут струи вновь усилившегося ливня.
Вновь сверкнула молния, и громыхнул грозовой раскат. Лукас стоял с фонарем в руке, электрический луч освещал лежащий у раскопанной могилы труп Гильермо Гонсалеса.
«Что именно ты видишь, Лукас?» – снова голосом Анны Моредо прозвучали в его голове все те же слова.
– Что именно я вижу? – повторил их Лукас сам для себя.
Еще не понимая, что он делает, Лукас отбросил фонарь в сторону, и, встав над выкопанным телом сверху, взялся за кисть его левой руки. Лукас сжал ее крепко, обеими пятернями, и, вместе с очередным раскатом грома, издав громкий отчаянный вопль, что было силы, рванул руку мертвеца вверх.
И полетел вместе с ней в могилу, из которой только что достал весь труп.
Не замечая боли от удара об уже наполовину заполненный водой гроб, Лукас издал победный вопль:
– Да-а! Да-а! Да-а, сукин ты сын!!!
Ликуюший Окампо в очередной раз выкарабкался из могилы, вместе с оторванной рукой, и под струями дождя на карачках пополз к трупу, чтобы под светом фонаря рассмотреть, что же произошло с телом.
Рука, в том месте, где она отделилась от тела, была когда-то пришита к нему толстыми черными нитками. Что ранее было невозможно увидеть – из-за обожженных лохмотьев кожи и мышц, маскировавших шов до полной незаметности. Плечо же руки с татуировкой, и кость, и мышцы, было хирургически аккуратно отпилено в районе бицепса.
Теперь все стало на свои места. В могиле не было самого Гильермо. Насколько бы дико это не звучало: там была всего лишь его рука.
Лукас совершенно точно знал, куда он отправится в следующее мгновение.
Теперь, правда, это был отнюдь не полицейский участок Эстебана Линареса.
* * *
Даже если ты патологоанатом с 15-тилетним стажем, быть готовым абсолютно ко всему все равно невозможно.
Например, к тому, что тебя будут хлестать по голове и ребрам оторванной от трупа рукой.
Макс Рибальта пытался защититься от ударов, но высокий, мощный Лукас наносил их с такой силой, что щуплому врачу-патологоанатому все равно приходилось несладко. Руку Гильермо Лукас держал за запястье, а ее «толстой стороной», где была татуировка, со всей силы лупил по Рибальте.
– Лукас, перестань! Я не понимаю, чего ты хочешь! – кричал, защищающий голову скрещенными над ней руками Макс. – Прекрати! Не бей меня, пожалуйста!
– Прекратить? Не бить? – Лукас, с ног до головы перепачканный кладбищенской землей, с темными кругами под глазами, порожденными последними бессонными ночами, свирепо щерился во всю ширину своей челюсти и выглядел по макушку полным самого настоящего безумия. – Я могу прекратить. Но не раньше, чем ты мне все расскажешь!
– Что? Что рассказать? Я ничего не знаю! – Макс почти плакал.
Лукас огрел его окоченевшей рукой Гильермо Гонсалеса еще несколько раз.
– Не строй из себя идиота! Ты дружил с Гильермо. Только с твоей помощью он мог это провернуть. Ты, такой же, как и он, неудачник, недоучка-хирург, отхватил Гильермо руку и приладил ее к чьему-то телу, чтобы все поверили в эту смерть. А потом он сбежал с моими деньгами! Сколько из них он предложил тебе, Макс? Говори!
– Ты сошел с ума, Лукас! – сказал Макс, но едва успел договорить эту фразу, поскольку на него тут же обрушился очередной град ударов.
– Пусть! Пусть! Пусть я сошел с ума! – кричал Лукас, попадая словами в такт ударов. – Но, клянусь, я забью тебя насмерть рукой этого сукиного сына, прямо тут в этом подвале. А потом я разрежу тебя на куски каким-нибудь из твоих вонючих медицинских инструментов и свалю тебя в ту же яму, откуда взял эту руку, и где сейчас валяется в одиночестве труп неизвестного мне безголового кретина! Затем я помочусь туда с края могилы, плюну на всех вас не меньше десяти тысяч раз и после этого спокойно поеду в психушку. Меня это устраивает. Я готов на это пойти! Я готов! А ты? Ты готов к этому, Макс?
– Миллион! Миллион! Миллион! – прокричал Макс.
– Что? Повтори! – Лукас остановился.
– Миллион! Гильермо предложил мне миллион! –
