Валерий Ефремов - А этот пусть живет...
— А тот, кто сдал кассира, не мог попросту забрать его деньги и свалить с ними куда подальше?
— Финк — не такой человек, чтобы держать капитал под матрасом. Конечно, он искал возможность выгодно его вложить. И вот вложил на свою задницу.
— Так что мы теперь делать будем?
— Можно, конечно, позвонить Прохору и обо всем ему рассказать. — Губы Окуня тронула легкая усмешка.
— Брось, Советник, — мы слишком далеко зашли, — поморщился бригадир.
— Я рад, что ты это наконец понял. Вопрос: что мы все-таки ищем? Финка или его капитал?
— Конечно, бабки, — живо отозвался Гангут. — Без разницы в наличке они или в товаре. Но лучше все же живые баксы.
— Это уж как карта ляжет, — пожал плечами Окунь. — На украденные балаковские деньги можно, казалось бы, выйти через Финка, но почему-то у хураловцев это не получается. Так что более нет смысла искать похищенного из твоей «ракушки» кассира. Нам он уже не нужен, даже если Канат предложит обменять его на Пионера.
— А что все-таки с Пионером? — встрепенулся бригадир.
— На этот вопрос ответа пока нет, — покачал головой Окунь и вырулил на Минку. — Но сдается мне, что-то с Пионером у хураловцев не сложилось…
Тут снова зачирикал сотовик Гангута. Советник опять-таки тормознул и вместе с бригадиром приложился ухом к трубке.
— Гангут?
— Ну…
— Говорит Канат. — Теперь голос хураловского бригадира звучал очень решительно и даже угрожающе. — Этот твой Пионер не ответил нам на некоторые дополнительные вопросы. Пришлось с ним расстаться. Его останки можешь подобрать на дороге, что идет от Минки к Арканово. Не советую тебе вести себя нами так же, как твой братан. Итак, кто сдал Финка?
Советник выхватил у ошеломленного Гангута трубку и сурово, но вместе с тем спокойно произнес:
— За Пионера ты ответишь, Канат. А тот, кто сдал Финка, уже отправился вслед за Пионером. Товар теперь у нас. — Он разъединился и успокоительно похлопал бригадира по плечу: — Не волнуйся, они больше не позвонят.
— Слушай, Советник, — с трудом разжал губы бригадир, — а ведь тело Пионера должно лежать где-то на шоссе, которое мы только что проехали…
— Вот именно. Мы все равно его уже проехали, — равнодушно вымолвил Окунь и надавил педаль газа. Он подозревал, что мужик, сбитый им на дороге, мог вполне оказаться Пионером, каким-то чудом вырвавшимся из цепких лап хураловцев, но не стал делиться этой своей догадкой с бригадиром.
Помрачневший Гангут долго молчал и наконец произнес:
— Я тебе уже раньше говорил, что лишний ствол нам не помешает. Теперь он, думается, нужен еще больше. Давай я позвоню Куцему, вызову его к нам.
— Дело в том, Гангут, — с расстановкой сказал Советник, — что Куцый — единственный оставшийся в живых человек, который точно знал, где находился в прошедшую ночь Финк… Не считая, конечно, тебя самого…
15. Митин и Курский
Курский вернулся в комнату, где проходила работа по составлению композиционных портретов.
Их конструктор между тем полагал: его миссия закончена, а потому всем присутствующим следовало освободить помещение, тем более что личные — амурные! — обстоятельства вынуждали его пораньше свалить сегодня со службы. Понукать он Митина не решался, но бросал в его сторону нетерпеливые взгляды.
Старший лейтенант по укоризненной мимике дизайнера в принципе понимал, что тот от него хочет, но уходить не торопился, поскольку не знал, как дальше поступить с задержанным. Потому-то при появлении Курского Костя не смог сдержать вздох облегчения: он в затруднительных случаях охотно перекладывал свои служебные функции на его плечи, а лейтенант столь же охотно брал их на себя.
Вот и сейчас Сергей, быстро разобравшись в ситуации, приоткрыл дверь комнаты и скомандовал находившемуся в коридоре охраннику:
— Прапорщик! Отведите задержанного в камеру!
При этих словах Павел Семенович спал с лица. Испытав шок при обнаружении гаишником трупа в его автомобиле, он на данный момент уже совершенно расслабился, поскольку чувствовал лояльное к себе отношение начальника РУВД.
И вот приходит какой-то сопляк и вдруг отправляет его в камеру!
Вообще-то его предупреждал Коля Сбитнев, что придется посидеть некоторое время в ихнем изоляторе. Но сказал он те слова совсем с другой интонацией, нежели этот мальчишка! Лейтенант Курский, как он представился в недавнем разговоре с Павлом Семеновичем, и смотрел-то на несчастного пенсионера совсем по-другому. Во взгляде Коли Сбитнева читалось сочувствие к жертве, а в глазах лейтенанта — холодное презрение к преступнику. Так, по крайней мере, показалось Павлу Козлову.
Вслед за задержанным и Митин с Курским покинули наконец вотчину компьютерного дизайнера, и тот подумал об инициативном лейтенанте, что даже любимчик старого пердуна Сбитнева способен в некоторых случаях вызывать симпатию.
Оба офицера вернулись в свою комнату и погрузились в молчание. Курский обдумывал план дальнейших действий, а Митин ожидал, каков будет результат умственных усилий его младшего коллеги. Костя относился к превосходству лейтенанта в оперативном отношении без всякой зависти, как к совершенно естественному положению вещей.
Курский же размышлял в основном о том, стоит ли ему выполнять распоряжение начальника РУВД и ехать вместе с Митиным к «актрисе». Он не видел в этом мероприятии особого толку, но желание познакомиться со столичной театральной звездой — таков был, по уверению полковника, статус Александры Ликиной — постепенно стало перевешивать.
Между тем Константин не выдержал затянувшейся паузы:
— Серега, что, по твоему мнению, думает Сбитнев обо всем этом деле? Я что-то не совсем понял: есть у него какая-то версия?
— Версия у полковника такая: неизвестный мужик накануне с кем-то подрался, получив при этом как следует по башке. Опасаясь, что ему добавят еще, он спрятался от преследователей в плохо закрытый багажник козловских «Жигулей» и там вскоре помер.
Все это Курский изложил на полном серьезе, без тени улыбки.
— Выглядит логично, но как-то малоубедительно, — осторожно возразил Митин, пытаясь понять, не разыгрывает ли его лейтенант.
— Тем не менее так оно и получается, если очистить слова Николая Ильича от шелухи. Он не только не верит в причастность Козлова к убийству, но полагает, что его и подставить не могли. Ведь подставпяют в большинстве своем криминальных субъектов, а таковым бывший командир добровольной народной дружины не может быть по определению!
— Так что же мы с тобой теперь делать-то будем? — жалобно вопросил Костя, умоляюще заглядывая в глаза лейтенанта, который тот, наоборот, всячески отводил в сторону: он чувствовал себя виноватым, поскольку из-за особого задания Сбитнева вынужден был некоторым образом пудрить приятелю мозги.
— Для начала проведаем козловских пассажиров, — с натужным энтузиазмом объявил лейтенант.
— Не понимаю, на фига это надо, — чистосердечно признался Костя.
«Только для того, чтобы отстранить тебя от реального расследования», — хотелось ответить Сергею, но позволить себе такую роскошь — говорить то, что думаешь, он не мог. Поэтому пояснил так:
— Следует проверять, что делал подозреваемый перед событием преступления как минимум последние двадцать четыре часа. Так учат нас инструкции министерства, пособия по криминалистике и сам Николай Ильич Сбитнев. В принципе возразить нечего.
— Тогда для чего же ты этого Козлова в изолятор отослал? — растерянно спросил Митин. — Как же мы без него найдем его пассажиров?
— Через паспортный стол. Примерное местожительство и изображения фигурантов у нас имеются, а больше ничего и не надо. Если же нам не повезет и фигуранты по месту высадки из козловской «шестерки» или посадки в оную не зарегистрированы, придется поработать с участковыми.
— А если и это ничего не даст и нам не удастся найти пассажиров гражданина Козлова?
— Да плюнем мы тогда на них — вот и все! — в сердцах хлопнул Сергей ладонью по столу и поднялся с места. — Впрочем, одного-то, некоего хулигана Куравлева, я уже разыскал, а Александру Ликину, как говорят, знает все Малинино.
К счастью, всех фигурантов они нашли в паспортном столе по месту регистрации и записали их адреса и телефоны. В частности, выяснилось, что некий Трофимов Клим Евгеньевич, «частушечник», проживает совсем рядом с РУВД, и первоначальный план Курского — съездить с Митиным к «актрисе», а потом заняться «настоящим розыском» — претерпел изменения. Он решил зайти с Костей и к «частушечнику», раз тот обосновался под боком.
В «девятке» Курского они прибыли к дому Клима Трофимова.
Дверь им открыл, не спросив даже «кто там?», мужчина лет сорока пяти, с сильно заросшим щетиной лицом и мутными скорбными глазами. Определенное сходство с компьютерной распечаткой на «частушечника» имелось, отметили оба милиционера.
