Владимир Константинов - Жертва мистификации
В это время в динамике телефонного аппарата прозвучал ангельский голос секретарши:
— Владимир Ильич, пришел Перегудов.
— Вы здесь с ним желаете побеседовать? — спросил Садальский Дмитрия.
— Да, если это возможно.
Замдиректора нажал на какую-то клавишу, проговорил:
— Пусть войдет.
Через минуту в кабинет вошел высокий сутуловатый мужчина лет пятидесяти. Простоватое лицо его было хмурым и недоверчивым. Он остановился у порога, спросил:
— Вызывали?
— Да. Проходите, Виктор Борисович, — приветливо проговорил Владимир Ильич. — Вот, товарищ следователь из управления милиции хотел бы с вами поговорить.
— О чем говорить-то? Я ничего не знаю, — хмуро ответил Перегудов, переминаясь с ноги на ногу у порога.
— Я почему вы уверены, что знаете то, что не знаете? — насмешливо спросил его Беркутов.
Перегудов долго лупил на него глаза, хлопал ресницами, силясь понять, что же это такое сказал следователь. Но так ничего и не поняв, пробурчал:
— Я ничего не знаю.
— Как зовут вашу жену? — спросил Дмитрий.
— Вера... Вера Николаевна. А при чем тут моя жена? — все больше недоумевал шофер шефа.
— Вот видите, даже имя жены знаете, — улыбнулся Беркутов, пытаясь растопить недоверие Перегудова. — А утверждали, что ничего не знаете.
Но шофер понимал все в буквальном значении — если спрашивают о жене, значит именно жена нужна следователю.
— А при чем тут моя жена?! — Он воинственно приосанился. — Чего вам от неё нужно? Что она такого натворила?
Дмитрий понял, что чувство юмора у Перегудова пока ещё находится в эмбриональном состоянии, мается, но никак не может появиться на свет. Почти клинический случай. Надо было искать какой-то новый способ контакта.
— Вы что, Виктор Борисович, считаете, что я буду вас пытать, выкручивать руки, устрою пальбу из пистолета?
— Ничего я не считаю! Но при чем тут моя жена? — упрямо гнул свое Перегудов.
«А при том. Как она до сих пор терпит такого придурка?!» — хотел сказать Беркутов, но не сказал. И он сдался под натиском упорного Перегудова. Спросил строго:
— Ваша жена прошлым летом была в Ватикане?
— Где?! — Глаза шофера стали округляться.
— В Ватикане у Римского папы?
— Нет. А что?!
— Только не надо врать, Перегудов! Не надо врать!
— А кто врет-то?! Кто врет?! — очень забеспокоился он.
— У нас есть веские основания полагать, что ваша жена прошлым летом была в Ватикане и сняла с шеи папы золотой весемьсотграммовый крест. Что вы с ним сделали? Переплавили в слитки? Отвечать, мне!
Перегудов заметно струхнул. Нижняя челюсть его отпала и мелко затряслась.
— Да вы что такое, а?! — чуть не плача проговорил он. — Да она все прошлое лето в огороде кверху... Я изинияюсь, проторчала.
Слушавший их Садальский, уже не в силах сдерживать раздиравший его смех, быстро вышел из кабинета и, Дмитрий слышал, как в приемной он дал себе волю.
— Значит, по-вашему, все вокруг неправы. Одни только вы с вашей женой правы. Так что ли?
Перегудов долго непонимающе моргал на Беркутова, затем, взорвался:
— Это все Криворотовы, суки! А я-то думаю — откуда?! Вот козлы! Им, товарищ следователь, обидно, что у нас огород на сотку больше чем у них. Так они уже всем надоели своими жалобами. Хотят, чтобы у нас, значит, оттяпали полсотки. Вот крохоборы! А тут вон ещё до чего додумались. Если хотите знать, у них у самих вот такой вот котяра, — он показал руками средних размеров барана.
— А при чем тут кот? — не понял Беркутов.
— Как при чем?! — возмутился Перегудов. — Этот котяра облюбовал мои яблони под это самое. Одну уже напрочь сгубил. Теперь за вторую принялся. Ну ничего, я с этими козлами по своему разберусь, по мужицки. — Он сжал и продемонстрировал Дмитрию увесистые кулаки.
Беркутов понял, что эксперимент пора заканчивать, а то он плохо может закончиться для соседей Криворотовых.
— Садитесь, Виктор Борисович! — проговорил он властно и указал на стул против себя.
Перегудов трусливо вжал голову в плечи, послушно поплелся к столу, сел.
«С этого и надо было начинать», — подумал Дмитрий, наблюдая за ним.
— Скажите, вы отвозили вчера Михаила Киприяновича после работы?
— Ну, отвозил.
— И куда же вы его отвозили?
— Ну, на эту... На Ленина. Там ещё гостица для этих... для иностранцев.
— Вы отвозили его к гостинице «Сибирь»?
— Да. К ней.
— Ему надо было в гостиницу или в ресторан?
— А я не знаю. Он мне сказал подъехать. Я подъехал. Вот и все.
— Так куда вы подъехали? К гостинице или к ресторану?
— А я это... Я на стоянке там остановился.
— А Аристархов?
— Он забрал у меня ключи и сказал, чтобы ехал домой.
— Значит, машину вы оставили на стоянке, а сами поехали домой? Так?
— Ну, а я чего говорю.
— Ваш шеф с кем-то хотел там встретиться?
— Я не знаю.
— Он вам ничего не говорил?
— Он со мной вообще не говорит.
Беркутов записал объясниня Перегудова. Тот их прочитал, расписался.
— Все. Большое спасибо. Я вас больше не задерживаю.
Перегудов встал и, переминаясь с ноги на ногу, нерешительно спросил:
— Товарищ следователь, а как же быть с моей женой?
Беркутов почувствовал легкое головокружение. Теперь он уже не мог с полной уверенностью сказать — кто над кем прикалывается. Определенно. Заколебал, блин, с этой женой. Едва сдерживаясь, сухо ответил:
— Успокойтесь. С вашей женой и вашими соседями все нормально. Пошутил я. Понятно?
Перегудов ничего не ответил, лишь недобро сверкнул на него глазами, повернулся и, сгорбившись, медленно потопал из кабинета. И глядя ему вслед. Беркутов с тоской подумал:
«Когда-нибудь я со своими приколами нарвусь на большие нериятности. И будет поделом.»
Глава пятая: Друг семейства.
Проанализировав полученную в офисе фирмы информацию, Беркутов решил, что встреча Аристархова с одним или несколькими неизвестными должна была состояться непременно в ресторане. Но идти туда, не имея на руках фотографии коммерсанта, может оказаться занятием совершенно бесполезным. И он вновь направил своего испытанного друга на улицу 1905 года к безутешной вдове. Но «Мутант» в очередной раз выкинул подлянку и, едва увидев на горизонте престижный дом, намертво остановился. То ли ему, старому заслуженному пенсионеру, не нравился этот новый сумерсовременный дом, где проживают хозяева его злейших врагов: «Мерседесов», «БМВ» и прочей сволочи, то ли решил лишний раз напомнить мне, что нуждается в отдыхе и ремонте — пойди разбери. Пришлось топать, как говорили в далеком детстве, пешкодралом.
Аристархова была все в том же красивом платье, но только не совсем походила на безутешную вдову, а вернее, совсем не походила. Теперь перед Беркутовым стояла молодая цветущая женщина в зените своей красоты, которой всегда и во всем сопутствует в жизни удача. Она улыбалась улыбкой святой Магдалины до раскаяния, а свой великолепный бюст держала, как главное оружие в борьбе с жизненными неурядицами и катаклизмами. От неё пахло духами, вином и грехом.
— Дмитрий Константинович! — радостно воскликнула она. — А я отчего-то была уверена, что вы вернетесь, поэтому не стала снимать платье. Проходите, пожалуйста!
Ее самоуверенность больно кольнуло самолюбие Дмитрия. Он шагнул на территорию предполагаемого «противника», как на минное поле, понимая, что в любую секунду может так рвануть, что от его мужского достоинства и самообладания остануться лишь жалкие ошметья. В зале стоял накрытый стол, на котором среди всевозможных холодных закусок стояли несколько красочных бутылок, а за столом сидел этакий стареющий лев с пышной седеющей гривой — эталон мужественности и мужской красоты и с любопытством и некоторым чувством превосходства взирал на вошедшего. Взгляд этот Беркутову определенно не понравился. Если не сказать больше.
— Павел Александрович, разрешите вас познакомить с майором милиции Дмитрием Константиновичем Беркутовым. Он расследует самоубийство Михаила Киприяновича. Дмитрий Константинович, а это друг нашей семьи художник Шмыгов Павел Александрович, о котором я вам говорила, — представила мужчин Аристархова. Дмитрий отметил, что при последних словах Шмыгов бросил быстрый взгляд на хозяйку, и во взгляде этом читалось явное неудовольствие.
Художник встал, шагнул навстречу Беркутову, крепко пожал руку, проговорил красивым баритоном:
— Очень приятно!
— Взаимно.
Шмыгов сделал печальное лицо, сокрушенно вздохнул, развел руками.
— Надо же, какое несчастье! Кто бы мог подумать! Когда мне Мира Владимировна позвонила, то я, знаете ли, не поверил, подумал — глупый розыгрыш. От кого, от кого, а от Миши я никак этого не ожидал.
— Да, — в тон ему ответил Дмитрий. — А вы, стало быть, уже празднуете смерть Аристархова. Правильно. Раньше начнешь, раньше кончишь.
Лица Аристарховой и Шмыгова выразили растерянность. Они переглянулись, не понимая, о чем говорит майор.
