Жозе Джованни - Второе дыхание

Тео представил себе физиономию старины Жюстена. И это не шутка. Он посмотрел на Орлова.

– Приди в себя, старина. Ты же знаешь, Гю – крутой. По-моему, у них все получится, особенно с ним. Дело через две недели.

– Я пойду и передам это, – сказал Тео.

– А я пойду к Иветт. Это самое прекрасное место в Европе.

Тео тоже иногда заглядывал туда, но по другим причинам. Направляясь к Жюстену, он думал, что Орлов умеет во всякое дело внести нечто непредвиденное. Это как ловля тралом.

Жюстена дома не было. Среди игроков в карты – тоже.

– Подождите его, – посоветовал папаша Анджели.

– Он точно придет? – спросил Тео.

– Это в его привычках.

– Тогда мне анисовки.

Он поставил стакан на столик из фальшивого мрамора, сел и набил трубку.

Через некоторое время вошел Жюстен вместе с двумя земляками: в районе было полно корсиканцев. Тео поднял руку из своего угла, привлекая внимание. Жюстен подошел, предчувствуя плохие новости.

– Давай пройдемся, – предложил Тео.

Он заплатил, и оба вышли.

Они медленно прошли вверх по бульвару Пари, и Тео рассказал, как смог. Он брал на себя все: дело, документы и прочее, поскольку Орлов не хотел, чтобы упоминалось его имя.

Жюстен спросил, почему Тео сам не нагнется поднять такую гору золота.

– Это тебя не интересует?

– Гю совсем другой случай, – ответил Тео. – Ему уже Нечего терять. Это дело для такого как он. Тем более, что потом он сделает ноги.

Это было понятно, и Жюстен подумал, что Гю наконец-то подфартило.

– Я ничего не могу ответить, – сказал он Тео. – Я ведь не Гю. – Давай завтра, идет? Надо с ним переговорить и дать время обдумать.

Они дошли до площади Марсо.

– Мне сюда, – сказал Тео, показывая на улицу, идущую к порту. – Завтра в полдень, у меня.

Жюстен протянул ему волосатую костлявую руку, которая никогда не разжималась до конца. Оставшись один, он дошел до Канебьер и сел в трамвай до Мазарга. День близился к вечеру. На улицах было много людей со свертками. Некоторые несли елки. В витринах горели разноцветные лампочки, лежали хлопья ваты, зеленели елки, стояли Пэр Ноэли.[9] Жюстен видел Рождество во всех уголках мира. В декабре его душа смягчалась.

В этот вечер он думал только о Гю, чувствуя себя придавленным заботами. Он спрашивал себя, поддержит его Цыганка или нет. Эта малышка, обосновавшаяся в Париже, ни в чем не нуждалась, и вдруг такое дело… Жюстену захотелось поговорить об этом с Гю. «Такие бабки могут многое изменить, – думал он. – Гю будет меньше нуждаться в других, в том числе и в Цыганке».

Трамвай остановился. Жюстен посмотрел по сторонам: никого. Конечная. Он вздохнул и направился к убежищу самого разыскиваемого преступника Франции. Жюстен любил это место летом: здесь были фиговое дерево и колодец с ледяной водой. Он вошел в калитку и постучал в квадратик окна комнаты, где обычно находились Гю и Цыганка.

Гю приподнял штору.

– Это Кассини, – сказала Цыганка и пошла открывать.

Цыганка была в домашнем халате, подчеркивавшем ее формы, Гю – в пижаме. Они казались спокойными и счастливыми.

– Выпей с нами, старина, – пригласил Гю.

Они усадили его в кресло, Гю протянул ему бутылку.

– У меня есть новости, – сказал Жюстен, наливая себе.

– Рассказывай, выпьешь потом, – попросила Цыганка, боявшаяся, что после выпивки он говорить уже не сможет.

– Как у тебя с деньгами? – спросил Жюстен Гю.

Тот посмотрел на Цыганку и ответил:

– Оставил все свои сбережения государству.

– Если насчет отъезда, я беру это на себя, – заявила Цыганка.

– Она готова взять на себя все. Не обращай внимания, – сказал Гю.

– Это насчет паспорта, – объяснил Жюстен. – Нужно двести тысяч, два фото и чтобы ты отрастил усы.

– О, дорогой, сделай это! – воскликнула Цыганка. – Тебе усы очень пойдут!

Жюстен даже глазом не моргнул. «Ну и пусть, – подумал Гю. – Он и так должен догадываться, что мы с ней тут не жемчуг на нитку нанизываем».

– Отпущу, – ответил он, поглаживая верхнюю губу.

– Когда отдашь фото, придется подождать неделю.

– Как долго, как долго, – пожаловалась Цыганка.

– Не беспокойся, – сказал Гю Жюстену. – Так часто бывает.

– Для съемки выходить не придется, – предупредил Жюстен. – У меня есть аппарат, а пленку Тео проявит сам. Теперь еще одно. (Он опрокинул в рот стакан, который был далеко не маленького размера.) Тебя устроят сто миллионов?

«Господи, он набрался в стельку!» – подумала Цыганка.

– Мне это не нравится, – заметил Гю. – Я же сказал, что я на мели. Это не причина для шуток.

– С такими как ты не шутят, – сказал Жюстен. – Ты очень подходишь парням, которым нужна помощь. Доля каждого – сто миллионов. Так сказал Тео.

– А ему сто миллионов не нужны? – спросил Гю.

– Слишком велик риск, – объяснил Жюстен.

– Для Гю тоже, – заметила Цыганка.

Она встала; ей не сиделось на месте.

– Чего ради Гю влезать в гиблое дело? – продолжала она. – Такую кучу золота без охраны не повезут. Спроси у него, что вышло с «золотым» поездом!

– Кажется, меня там не убили, – заметил Гю.

– Может, и Роже сейчас играет в шары?

Один из охранников всадил ему пулю в голову.

– Его никто не тащил на аркане.

– Тебя тоже. Ты не обязан ввязываться в это дело.

– Обязан. У меня нет выбора.

Они разговаривали достаточно громко. Жюстен решил плеснуть себе еще коньячку.

– Это неожиданный шанс. Можешь сказать, что я согласен, – обратился Гю к Жюстену. – Когда дело?

– Дней через десять.

– Не выйдет, – сказала Цыганка и закричала Жюстену: – Он не пойдет, слышишь? Не пойдет…

Жюстен посмотрел на Гю. В таких случаях надо смотреть на мужчину.

– Я пойду, – сказал Гю. – Возвращайся, чтобы сообщить детали.

– Ладно, – кивнул тот и, поскольку Цыганка была его кузиной, добавил, чтобы не обидеть ее: – Не ссорьтесь по пустякам.

И вышел.

– По пустякам, по пустякам… – повторила Цыганка. – Ты слышал этого хама?

– Он твой кузен и помог тебе, – спокойно возразил Гю.

– Если б я знала, во что это выльется, ни за что бы к нему не обратилась, можешь мне поверить.

Гю встал с кресла и уселся на коврик перед камином. Огонь жил своей таинственной жизнью; ему нравилось смотреть на огонь.

Цыганка замолчала и прижалась лбом к окну. К дому вела дорожка, на которой сейчас никого не было. Тишина пробирала Цыганку до самого сердца. Предчувствие скорой развязки лишало ее желания бороться. Она села у огня рядом с Гю. Тот положил руку ей на колено и, не глядя, погладил ноги.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Как будто вернулась молодость. Я хочу, чтобы ты была счастливой.

– Полагаю, что ты ничего не можешь для этого сделать.

– Это должно было произойти: любовь в самый опасный момент. При таком раскладе это почти недопустимо.

– Послушай меня, – простонала Цыганка. – Мы выкрутимся, обязательно выкрутимся…

– Прошу тебя, не начинай сначала. Мне нужны бабки.

Она молчала. Он взял ее голову в обе руки и повернул лицом к себе.

– Тебе расхотелось уезжать?

– Нет, я только этого и хочу. Но чтобы все было иначе.

– Не хочешь, чтобы я сорвал большой куш?

– Мне страшно. До жути.

– За два дня до дела ты уедешь. Газеты поднимут большой шухер. Переждешь месяц, будешь показываться на людях, чтобы тебя побольше видели, а потом вернешься сюда.

Она бы уехала даже без его предложения. У нее не было сил становиться свидетельницей дела, которое, как Гю отлично знал, она до такой степени не одобряет.

– Я сделаю, как ты хочешь, – произнесла Цыганка.

Гю с облегчением вздохнул. Она с каждым днем нравилась ему все больше. Он приблизил свои губы к ее губам. Его руки пробежали по телу Цыганки. Они сидели слишком близко к огню.

– Пойдем, – сказала она, увлекая его в спальню.

Алиса Риччи вернулась на «ДС» уже ночью и нашла Вентуру в обществе Паскаля Леонетти и Антуана Рипа. Они говорили об Орлове, который только что ушел.

– Какой приятный сюрприз! – сказала она всем.

– Надеюсь, вы поужинали? – с ехидцей спросил Паскаль.

– О, дорогой, – обратилась она к Вентуре, – вы ждали Меня?

Алиса принялась раскидывать вещи по всей комнате.

– Мы ждали машину, – ответил Вентура.

Она вихрем подлетела к Антуану.

– Дайте я вас поцелую, мой маленький Туан.

– Черт возьми! – подскочил Антуан. – Что с моей тачкой?

– Какой же вы мужлан! – заметила Алиса, отстраняясь. – Держите! (Она с презрительным видом протянула листок.) Пошлете счет этому типу. Немножко поцарапано крыло, совсем незаметно. Кстати, заодно смените обивку салона – она у вас жутко безвкусная. Между прочим, тот тип собирался купить мне «бьюик». Есть еще настоящие мужчины.

– Честь имею, уважаемая, – заявил Паскаль, кланяясь.

Антуан выбежал из дома, а вернувшись, рухнул в кресло.

– Ничего себе «не видно»! – сказал он. – Мне придется тащиться на своих двоих.