Геннадий Абрамов - Ни за грош
– Дрожит.
– "Опушка"!
Глаза Хопрова вспыхнули и тотчас потускнели. На лице его медленно, как на фотобумаге под проявителем, проступал страх.
– "Пушки"? Я правильно понял?.. Ясно. Запишите: "пушки"... И еще одно: "березовый знак"!
Хопров резко дернулся. И захрипел.
– Спасибо, достаточно, - быстро сказал Изместьев и положил руку на плечо больного. - Успокоились.
Все хорошо. Успокоились. Вы молодчина, Павел Никодимыч. Там, где задержка с ответом, отметьте галочкой. Напротив слова. Не затруднит? Кстати, и техника может отдохнуть.
Иван надавил на клавишу.
– Пашенька, - сокрушенно закачалась Тужилина, засматривая на кровать. Пашенька, - и вдруг бросилась на Изместьева с кулаками. - Черти с рогами! Мучители! Изверги!
Изместьев был настолько измотан допросом, что даже не защищался нелепо выставил руки и отклонился, оберегая лицо.
– Никитич, - попросил он.
Иван нехотя приподнялся, обхватил разъяренную женщину сзади и стиснул.
– Придется обеспечить безопасность, - сказал Изместьев. - И тишину.
– Попробуем.
Тужилина ругательски ругалась и сопротивлялась отчаянно.
– Бабун-я дорогая, - оторвав от пола, Иван покружил ее, как малого ребенка. - Смирно. Не бузи.
Она рычала, сучила ногами, пыталась его укусить.
– Я кому сказал?
Севка выхватил из запечья веревку, и вдвоем они вынесли ее на веранду.
Вскоре крики там прекратились.
11
– Ничего страшного, Павел Никодимыч. Не волнуйтесь, - успокаивал Хопрова Изместьев, платком вытирая шею, лоб, потные ладони. - Скандал нам сейчас ни к чему. Вероятно, беседа наша не для женских ушей. Вы согласны?.. Пусть Евдокия Николаевна займется хозяйством.
Вернулись ребята. Иван был туча тучей.
– Завязываем,что ли?
– Никитич! Держите себя в руках.
– С тех пор как с вами связался, я только этим и занимаюсь.
– Потерпите, осталось немного. Еще один акт.
– Ладно, Иван, - сказал Севка. - Первый тайм мы уже отыграли.
Иван раздраженно уселся на табурет.
– Ну? Врубать?
– Павел Никодимыч, Вы отдохнули?.. Продолжим?.. Итак: "озеро".
Хопров смотрел на Изместьева пугливо и недоверчиво. - Внимательнее. Прошу вас, Павел Никодимыч. "Озеро"... Так. Хорошо. Спокойнее... "Изгиб"?.. Нет?.. Вот оно что. Записываем, "гибель, гибнет". Слышите, товарищи? Озеро гибнет... Прекрасно. Поедем дальше. "Небо".. Что?.. "Мало"? Как это - мало?.. А впрочем... Запишите: неба - мало... Так. Теперь - "ложь"... Прекрасно... "Противно". Запомним. Вам противна всякая ложь... "Боль"... Так. Пишите: "ерунда"... Замечательно, Павел Ннкоднмыч, очень хорошо, - и снова возвысил голос: - "Молодежь"!
– Нажим.
– Правильно, так и должно быть... Не торопитесь...
"Надо"?.. Что-что?.. "Надо есть"?.. "Хуже горя"?.. Не понимаю, какое-то длинное слово... А, вот оно что. Запишите: "надоела хуже горькой редьки". Про вас, между прочим... Хорошо, Павел Никодимыч. Спокойно. Мы движемся к финишу. Еще немного... "Собака"!
– Дрожит.
– Вижу... "Да". Запишите: "да"... "Сторож"!
– Нажим. Сильный нажим.
– "Низость"!
– Нажим.
– Он отвечает: "да". Все время одно и то же: "да, да"... "Плач"! Плач взрослого человека. "Плач"!
– Дрожит. Сильно. Нажим.
– Он вспомнил. Видите? - воскликнул Изместьев. - Он все вспомнил! Мы были правы! Вспомнил! - Лицо его победно высвстилось. - Запишите: "лай". "Плач - лай"... Ax, какой же вы молодчина, Павел Никодимыч... "Издевательство"!
– Сильное дрожание. Очень сильное.
– "Атака"!
Хопрова качнуло в сторону. Он крупно задрожал.
– Нажим! Сильный нажим!
– "Удар"!
– Он просто каменный!
– "Я". Запишите: "я, я".
В глазах Хопрова мелькнул безумный злой сверк.
С неожиданной силой он выдернул у Ивана руку и, хрипя, попробовал приподняться.
– Хана, - вскочил Иван. - Не могу больше! Пошли вы...
– Достаточно, все, - торопливо заговорил Изместьев. - Все. Это все. Успокойтесь. Извините нас, Павел Никодимыч. Успокойтесь. Прилягте, пожалуйста, - он обнял Хопрова за плечи. - Вы даже не представляете, как нам помогли. Все. Больше не будем. Спасибо вам. Большое спасибо. Ложитесь, отдыхайте. Сейчас придет Евдокия Николаевна...
– Сваливаем?
– Минутку. Там пленка осталась?
– Навалом.
– Запишем сюда же. Недостающее, - сказал Иэместьев. - Чтобы ни у вас, мои дорогие, ни у Кручинина - никаких сомнений. Последний штрих.
12
– Мужик! Эй! Обожди!
– Не слышишь, что ли? - Притула грубо развернул меня за плечо. - Охамел тут совсем?
– В чем дело? Что вы хотите?
– В лоб тебе закатать. Желаешь? Могу.
Залаяла Цыпа. Некстати весьма.
– Свянь, - сказал Агафонов. И мне: - Извини, батя. Нормально. Ты кто? Не сторож случайно?
– Что вы хотите?
– "Жигулевича" не видал? Белый такой, грязью заляпанный. Не видал?
– Здесь? На пруду?
– Сам из деревни?.. Ладно, неважно. Вон наше Привольное. Вторая хата с краю. Там "Жигулевич" стоял. Два дня.
– А сейчас тю-тю, - разъяснил Притула.
– У вас украли машину?
– Допер.
– Сочувствую.
– Ты же ходишь здесь. Не видел, когда уехала?
– А сами вы? Ничего не слышали?
– Спали мы, батя. Черт.
– По ночам, молодые люди, я тоже сплю. Утром делал обход. Тем не менее при всем желании я не мог видеть, кто и когда уезжает из вашей деревни. Не мой объект. Да и видел бы, не отложил в памяти. Ни к чему.
– А ты кто вообще-то? Правда, сторож? Разговариваешь как-то не по-советски.
– Может быть, я пойду? С вашего разрешения. Не понимаю, отчего мои слова так задели Притулу.
Он вышел из себя.
– Мы не люди для тебя, да? Брезгуешь, да?.. Уу.
Чпокнул бы промеж глаз.
– Не заводись. - Агафонов сдерживал приятеля как мог.
– Заткни собаку!
Цыпа, как на грех, лаяла взахлеб.
– На нервы действует!
Агафонов решил ее приманить.
– Кыс. Кыс. Иди сюда. Воротничок сделаем. Шапочку. Не бойся. Иди.
Я закричал:
– Цыпа! Не подходи! Чужой! Цыпа!
– Прикрой варежку!
– Цыпа! Убегай! Уходи!
– Умолкни,тебе говорят! Тварь.
– Цыпа! Домой! Беги, Цыпа! Домой!
Притула сбил меня с ног.
– Лежи и не дрыгайся. - Коньячным перегаром он дышал мне в лицо. Я услышал жалобный собачий взвизг. А потом увидел Агафонова. Он нес мою Цыпу, одной рукой держа ее за загривок, а другой, как намордником, прихватив ей пасть, чтобы она не кусалась.
– То-то же, - Притула пнул меня и отпустил.
– Сволота, - сказал Агафонов. - Представляешь? Цапнула... Больно, зараза.
– Отпустите, - говорю. - Прошу вас.
– Заныл.
– Что мы вам сделали?
– Разговаривать не умеешь.
– И она тоже, - сказал Агафонов. - Сейчас камушек на шею и в воду. Как думаешь, выплывет?
– Лафа, - радовался Притула.
– Не делайте этого.
– Тебя не спросили. Дохлятина. Вшиварь. Во - понял?
– Молодые люди... Предупреждаю.
– Славка! - Агафонов заметил, что я достал поводок.
– А, ты так?
Я бросился выручать пса. Притула подсек меня, сбил с ног. Придавил и стал выкручивать руку. Я вскрикнул от боли.
– Дай я ему врежу! - Агафонов схватил Цыпу за задние ноги и размахнулся. - Смотри, козел!
Цыпа извивалась, визжала и плакала.
– Прошу вас... Не делайте этого.
– Ка-а-ак шарахну сейчас!
Я пополз к нему на коленях.
– Прошу... Только не это... Все, что хотите... Меня. Лучше - меня... Пожалуйста. Прошу вас.
– Во дает.
– Ну, пожалуйста... Я вас очень прошу.
Цыпа охрипла от визга и лая.
– Штуку даешь?
– Что?
– Стольник, чего, - объяснил Притула.
– Деньги? Сто рублей?.. Боже мой, да конечно. Найду. Непременно найду. Я займу.
– Где ты займешь-то? Займет он.
– Сейчас надо, батя.
Я говорю:
– С собой таких денег не ношу. Но я найду. Сегодня же. Можете мне поверить. Соберу. Отдам.
– Не, - сказал Агафонов. - Деньги на бочку.
Тотальное унижение. Я просил их, умолял, уговаривал.
– Пойдемте. Здесь рядом. Отдам все, что у меня есть. Слышите? Все. Деньги, книги, магнитофон, приемник, одежду.
– Ха, - сказал Притула. - Мы пойдем, а там нам - крышка.
– Лесом. Никто не увидит.
Агафонов поднял над головой несчастную Цыпу.
Самое страшное, как я теперь понимаю, что он играл в это, радовался, как ребенок.
– Раз!.. Считаю до трех. Раз!
От безвыходности, от беспомощности я буквально завыл.
– Не-е-ет!
– Два!.. Два с половиной!
– Не-е-ет! - Я катался у него в ногах. - Не-е-ет!
– Два с половиной!.. Три!
Он с размаху ударил ее оземь. Она страшно, коротко взвизгнула. И затихла.
Сердце у меня зашлось. Я перестал испытывать страх. Я должен разорвать их на куски, чего бы мне это ни стоило. Я задушу их. Сейчас. На месте. Вот этими самыми руками.
