Татьяна Степанова - Демоны без ангелов
Так и тянуло снова нырнуть в теплую кроватку – до восьми часов поваляться, подремать, понежиться. Но Катя вступила с собой в борьбу – раз проснулась, то, считай, день уже начался. Она как можно бодрее направилась в ванную.
Гольфы, которые она вчера выстирала, сохли на сушилке. Катя собрала свое бельишко. Дома она каждый вечер швыряла трусики и лифчик в корзину для белья и вытаскивала из шкафа свежий комплект. Белье к концу недели накапливалось и перекочевывало в стиральную машину. Но если пришлось, как вчера, заночевать в таком вот городишке, то… То что? Катя вспомнила, что в розыске и в экспертном управлении есть такие умники, которые на любое происшествие в отдаленный район берут с собой на всякий случай полный комплект – смену белья, чистые носки и зубную щетку. Дядьки! Что с них взять? А косметика? А крем для лица увлажняющий? А душистые скрабы, «бомбочки» для ванны, а лак для ногтей?
Катя включила воду и забралась под горячий душ. В мыльнице тут только мыло, шампуня нет. Полотенца хорошие, махровые. И постельное белье ничего, сносное.
Странно, но со временем, видимо, у каждого появляются свои «пунктики», «фишки», без коих жизнь кажется уклоняющейся от раз и навсегда заведенного порядка. Катя считала своими фирменными «фишками» обувь на высоких каблуках, а также постельное белье. Она приобретала его с каким-то фанатичным рвением, особенно после того, как они с мужем Вадимом Кравченко, именуемым на домашнем жаргоне Драгоценным, фактически расстались.
Белье из жаккарда и египетского хлопка сжирало пропасть денег, но Катя все равно приобретала его – в магазинах и по Интернету. И роскошные коробки с белым и кремовым королевским постельным бельем занимали уже половину стенного шкафа в прихожей.
В новоиорданской гостинице наволочки и пододеяльник радовали глаз голубенькими цветочками, и от этого у Кати повысилось настроение.
Она нежилась под горячим душем, вспоминая день вчерашний.
Переговоры не удались. Может, сегодня?
Жужин планирует допросить свидетелей. Что за свидетели? За или против отца Лаврентия они дадут показания?
Гнилой пруд оказался и правда гнилым. Но это лишь место сокрытия, точнее, попытки сокрытия трупа Марии Шелест. А где же произошло само убийство? Они так этого до сих пор и не установили. В материалах дела этого нет.
Паренек с татуировкой… Как это тогда полковник Гущин его обозвал? Герой недобитый? Федечка, Федюнчик Басов. Ничего себе Федюнчик. Как-то уж слишком быстро они вчера с ним познакомились и подружились. Он словно поддался ей, подчинился, словно ждал… Обычно что люди говорят? Я занят, мне некогда, мне вообще теперь все до фонаря, раз меня уволили, в эту самую вашу полицию не взяли. А подите вы все от меня на фиг.
Но он ничего такого не сказал. Отвез ее к пруду, потом в этот самый лес Ордынский, где из-за темноты они смогли увидеть одну лишь просеку. А потом уговорил ее остаться здесь и предоставил кров – в этих вот стенах.
Катя вспомнила, как в половине двенадцатого они заявились с Басовым сюда в гостиницу, как его тетка – почти полная копия его матери, такая же толстушка, только крашенная в рыжий цвет, – начала щебетать как птичка о том, что «вот как хорошо и добро пожаловать, на сколько суток номер заказываете? Всего на одну ночь? Ничего, ничего, я понимаю. Это по работе командировка? Ничего, ничего, я и это понимаю. С завтраком, без завтрака?»
С завтраком!
Катя закуталась в махровое полотенце. Пока она оформлялась на рецепции вчера, Басов канул в ночь и вернулся через пять минут с новой зубной щеткой и пастой. Вон они, на полочке в ванной. А в окно номера видно и аптеку «24 часа». Тут все рядышком.
Пирог с «курятинкой», что всучила ей вчера его мамаша, оказался весьма кстати. Вообще милые люди! Надо полковнику Гущину в восемь позвонить, он уже обычно в это время в главк приезжает, доложиться.
Катя тщательно причесалась перед зеркалом, придирчиво себя разглядывая. Вот без всякого крема, а какой цвет лица – что значит она вчера тут весь день на воздухе, в Подмосковье. Глазки блестят. Готова к новому дню?
Она оделась и вышла из номера проверить: где здесь завтрак? Оказалось, что внизу, на первом этаже, – комнатка, а в ней четыре столика, накрытые крахмальными льняными скатертями. На рецепции в вестибюле дежурила уже новая администраторша – тоже в летах, крашеная брюнетка.
– Доброе утречко! – пропела она. – Как спалось?
Катя ответила «великолепно!». Напившись растворимого кофе и наевшись бутербродов с копченой колбасой и сыром, она вернулась в свой номер. Потом взяла мобильный и позвонила полковнику Гущину.
Стоп… что-то не так… Они, конечно, милые люди – тетка-администраторша, Федя и его мать, но… Как это она вчера там дома полковника обозвала? «Лысая сволочь»? «Передай этой лысой сволочи»…
– Слушаю. Гущин.
Катя вздрогнула… Голос полковника, кого он ей вот сейчас напоминает?
– Это я, Федор Матвеевич. Докладываю по вашим поручениям.
И Катя начала свой утренний доклад. Этак осторожно, потому что хвастаться, оказывается, особенно нечем. Отца Лаврентия она видела лишь мельком в ИВС.
– Федор Матвеевич, этот священник молодой, он, как я выяснила, был знаком с потерпевшей, и, учитывая ее молодость и привлекательность, между ними могли возникнуть отношения. В какой-то момент он мог потерять над собой контроль. Возможно, присутствует еще некий религиозно-мистический фактор, который пока для меня остается загадкой, но я…
– А он как там? – смущенно (или Кате это лишь померещилось?) перебил Гущин.
– Кто? Отец Лаврентий? Следователь вчера разрешил ему одно посещение, приехали священники, они…
– Я не о нем. Я об охраннике из супермаркета.
«Как это наш полковник замысловато именует бывшего лейтенанта Басова», – поразилась Катя.
– Нормально. Федор Матвеевич, а вы что там, в кабинете, не один? Вы заняты?
– У меня тут люди. М-да… Ты говори, говори.
– Федор Басов мне уже начал оказывать помощь.
– Значит, в дурь не прет?
– Нет. Я у них дома побывала. Он меня потом в отель устроил, потому что здесь с утра намечается…
И Катин доклад потек более гладко.
– Хорошо. Будем надеяться, что все выяснится с этим попом и его признанием. Ты вот что, пока ты там, ты этого деятеля из охраны тоже привлеки, если возникнет надобность. И если не возникнет – тоже привлеки. Загрузи его чем-нибудь, поручение какое-нибудь дай, что ли. Пусть он больше у тебя на глазах будет, присмотри там за ним.
Катя сказала «хорошо». И подошла к окну, дав отбой. Пора собираться в отдел. Вон и машины туда подъезжают одна за другой. Сколько же машин – дорогие иномарки, такси, служебные «газики».
Поразмыслив, она решила не торопиться. В девять обычно оперативка, потом надо дать следователю Жужину, который явится из прокуратуры… дать небольшую фору. Кстати, а почему допросы свидетелей назначены в полиции, а не в прокуратуре? Может, она что-то перепутала, не так поняла вчера?
– А здание прокуратуры у нас сгорело зимой, – охотно сообщила ей на ее вопрос брюнетка-администраторша. – Так заполыхало, то ли проводка у них закоротила, то ли курят сами, чинарики мимо урн швыряют. За это и прокурора в шею выгнали. Они теперь у нас скитальцы, без помещения. Там ремонт полным ходом. А они все вон напротив, – она указала на здание ОВД, – с папочками шныряют.
В половине десятого Катя вошла в отдел и сразу же поняла, что попала в самую гущу событий. В коридорах толпились люди. Хорошо одетые женщины сидели на банкетках и переговаривались между собой. Мужчины в темных и серых костюмах прохаживались взад-вперед.
Слышались приглушенные голоса: «Все так неожиданно», «Мне секретарша передала, что ж, надо ехать, выполнять долг гражданский, раз такое дело». «Скоро они нами займутся? У меня совещание в отделе ЖКХ».
Двери некоторых кабинетов оставались приоткрытыми, и там уже сидели молодые следователи за компьютерами и допрашивали, допрашивали, допрашивали. Вот по коридору мимо Кати прошествовал священник в черной рясе с крестом. Она пригляделась – нет, не тот, кого она видела тут вчера. Другой – лет сорока, с аккуратно подстриженной бородой, в очках.
Катя прошла по коридору к лестнице, ведущей в ИВС, и наткнулась на следователя Николая Жужина, он как раз поднимался из изолятора с папкой протоколов.
– Здравствуйте, Николай. Это что же у вас тут сегодня?
– Я же сказал вам, это свидетели. Целая бригада следователей работает – и наши, прокурорские, и ваши.
– Значит, отец Лаврентий все-таки виновен?
Жужин смерил ее взглядом – снизу вверх, потому что она на своих каблуках возвышалась над ним на целую голову, но все равно это вышло у него крайне дерзко и самоуверенно. И Катя внезапно поняла, чем мог коротышка следователь задеть сердце восемнадцатилетней девушки – этим вот своим профессиональным апломбом. Мал, да удал, так ведь говорится? Мал золотник, да дорог.
