Стефка Модар - Человек – сейф
– Эй, «Серые ангелочки!» Идите крылышки разомните!
Виталий, не обращая на него внимания, продолжал стоять, как и стоял.
Сосед, тут же повеселев, спрыгнул со своего лежака. С кривой усмешкой глядя на Виталия, с сарказмом выдавил:
– Слышь, давай копытами двигай, а то кислород мне твой, вонючий порядком надоел.
Скалясь:
– Иди, проветри мошонку и попку. Одним словом – пробздись! Заодно и камера после тебя проветрится!
Не сдерживая себя, скаля зубами, заржал:
– А то, пукаешь много! Бухтишь! Всё тебе не так!..
– Избранный!..
Заметив искры во взгляде Виталия, поспешил к двери, юркнув, вышел.
Тут же не замедлил войти охранник, скаля зубы, с ехидством прокричав:
– «ПУКАЛКИН!» Давай на выход! – и уже зло, – тебя, может на руках вынести?
Сплюнув в сторону, вышел. Виталий, молча обернувшись, молча направился к двери, на ходу сведя скулы, казалось, что у него внутри шла настоящая война.
Прогулка проходила, как и всегда лишь бы подышать. Перекинуться лишним словом. Прогулочный двор разряжали голоса. Всё те же охранник и сержант-конвоир блистали шутками:
– Звонок на “Телефон доверия”: Помогите! Помогите! Мне осталось жить максимум 50 секунд! Одну минуточку…
Им кажется, что они своими шутками отгородились от действительности от мира за колючей проволокой.
Зеки, искоса на них посмотрев, продолжали гулять, на короткие мгновения, соприкасаясь со свободой, заглатывая её как жизни важный воздух.
Только такая жизненная позиция далеко не устраивала многих, что хотели бы в минуты этой «свободы» качать свои права. Уже на выходе с дворика, когда туда вошла на прогулку другая партия зеков, один из заключенных нарочито грубо зацепил рукой мимо проходящего Виталия.
Скорее всего, чтобы обратить внимание на себя, напоминая, кто здесь хозяин его судьбы. Виталий с брезгливостью сбросил руку, молча продолжая идти с прогулки.
Зеки тут же сгруппировались вокруг них, выталкивали Виталия с прогулочной дорожки в центр двора, пытаясь унизить того смачными плевками в его сторону, зло, хихикая, проходя рядом задевая плечом.
Только один из них из-за спин кодлы вскользь смотрел на Виталия и на всю окружающую оголтелую свору.
«Смотрящий», коренастый мужчина зрелого возраста, смотрел, казалось, лишь из любопытства со стороны, но это не так. Он смотрел въедливыми, колючими глазами на всю эту возню, не оставляя без внимания ни одного из присутствующих. Будто буравчики, его глаза сверлили каждого насквозь. Наконец насытившись зрелищем, взглядом остановил конфликт, растягивая слова, произнес:
– Э-э, что за балаган? Не видите, молодой человек не местный? Ещё не привык к нам, товарищи «Ангелы» поохолоньте.
Два-три человека из кодлы в поддержку того, поспешили выдавить подобие смеха.
Двое, неказистого вида, стоя в оторопи, не понимая, заартачились:
– Взгляд у него дикий! Свободный! Человече, не познавший страха!.. Волю не забыл!
На что Виталий из подлобья злобно посмотрел на зеков, те от его взгляда, как от силовой волны отшатнулись, тут же оставляя в покое.
«Смотрящий» содрогая двор своим рыком, проорал:
– Руками не трогать этого парня! У нас иммунитет ослаб!
Сплевывая в сторону:
– Еще вирус подхватите!
Скалясь, оголяя желтые прокуренные зубы, хихикнул:
– Он под небом свободы ходил…
– Не то, что мы, горемыки.
Показывая жестом в небо, после чего резко, сгибом пальца приказал, чтобы к нему подошел Виталий, тот на это никак не отреагировал по-прежнему стоя перед ним и окружающей присмыкающей кодлой, как вкопанный.
Коренастый, бегло осматривая Виталия с ног до головы, сделал повелительный кивок головы в толпу зеков. Те, схватив его под руки, уже подталкивали к нему, в угоду, бросая к его ногам.
Тот, чувствуя себя «местным божком» наступил ногой на спину Виталия, стараясь, это сделать, как можно больнее. Оглядывая толпу, говоря всем своим видом, что владеет ситуацией, торжествующе заявил:
– Знай, пацан! Здесь не «ДУРДОМ МАТРЁШКИНО!» Законы прописаны от «А до ять», хочется тебе или не хочется…
Сплёвывая:
– Сынок. Для всех!
Барственно делая жест рукой, оглядывая самодовольно всех, подытожил:
– Я – Царь и Бог!
– Короче, запомни меня, я «смотрящий»!
– Для всех и тебя в том числе!
Он с силой надавил ногой на тело Виталия, стараясь показать свое превосходство, унижая тем самым новенького пред всеми, кто находился во дворе.
Виталий, заглатывая комья земли, стискивая зубы, смотрел с ненавистью.
Зеки, замерев, смотрели с неподдельным любопытством, скрывая внутренний страх, скалясь, нервно перекидываясь смешками, показывая другим, что они не «рабы», а такие же, как и он смотрящий.
Тот, удовлетворённый своим давлением на зеков, с ухмылкой оскалился. Виталий, выдерживая их смешки и взгляды, с вызовом стал, есть землю, гордо поднимая голову сплюнув всю это «кашу» местному божку на ногу.
Тот от неожиданности испуганно отшатнулся.
Кивок головы «божка» и зеки, как саранча тут же накинулись с кулаками и криками на Виталия, пиная того до полусмерти.
Заметив это, к ним подбежали два охранника, на ходу избивая заключенных. Один из них, все тот же рыжий охранник, начал горланить что есть мочи обезумевшей толпе, та его не слышала, он буквально окунулся в «серую», бесформенную массу тел, от нее исходил запах крови и смерти.
Хватая за химок, тот волоча, потащил Виталия с прогулочной зоны.
При этом брызгая слюной, выведенный из себя едва сдерживаясь, чтобы не пустить в ход дубинку, с выпученными глазами, орал:
– Ну, ты, гордый, меня уже достал!
– Иди, охладись в карцере!
– Ща, рапортану, наверх.
– И в «лёдную».
Избивая, стуча по голове кулаком, как молотком, свирепея:
– Пусть там, твои мозги на место встанут, дикарь! – зло выкрикивая. – Это тебе не съемочная площадка, где снимается криминал. Жизнь. Урод!..
Глядя на грязное лицо, зло, смеясь:
– Считай, что «братва» уже приняла за терпилу. Вошедший в кураж, он потащил Виталия за собой, как перышко.
Заключенные и «смотрящий» злорадно хихикали, переглядываясь, скалились, кучкуясь в рядах «своих», зло, сплевывая и улюлюкая в след удаляющимся с прогулочного двора.
Сержант – конвоир, выходя из шока не понимая, смотрел с осужденным, то на зеков, то в след удаляющего охранника. Казалось бы, тот ещё пару минут назад шутил с тем балагуром, рыжим «добряком». Он с испугом вытирал со лба выступивший пот.
Жизнь за колючей проволокой была, сравни солнечному затмению, и это не в силах был переварить мозг, что из рабочего состояния временами приходил в негодность, напрочь стирая из памяти всякую суету.
Вечер наступил незаметно, день был стерт из ушедшего дня, словно всё происходило не с ним, с Виталием.
Попав в мрачное помещение карцера, каменный мешок, где после уличного света так темно и неуютно, буквально всё подавляло. Безысходность коробила душу.
Виталий, стоя на коленях у стены, собирая с неё влагу, смачивал сухие губы.
Зажимая руками голову, раскачивая ею из стороны в сторону, от собственного бессилия в сложившейся ситуации, сквозь зубы промычал, переходя на вой затравленного зверя, сотрясая стены каменного мешка волной внутреннего протеста.
В ответ не задержался громкий стук в дверь. И грубый выкрик рыжего охранника, дежурившего в это время:
– Ты-ы!..
Тот, прислонившись к двери в полудреме, спиной ощущал вибрацию мычания и воя узника, его внутри коробило.
Он нехотя, делая недовольную гримасу, прибывая всё в той же полудрёме, вступил в диалог с молчаливой безысходностью Виталия, выкрикивая с отвращением:
– Ты-ы, Голуба мой, не мычи!
– Знают двое, знает свинья.
– Мне о тебе знать абсолютно ничего не надо.
– Не любопытный! Лучше заткнись. И так тошно.
Вздыхая, тот с призрением сплюнул в сторону:
– Не «трехзвездочный отель»!
– Сам не спишь, нервы на вилы накручиваешь, тянешь…
Стуча дубинкой, шипя:
– Душу свою и мою. Кончай с нудёжем. Дай вздремнуть, не мешай! Заткнись!..
Виталий не оборачиваясь, раскачиваясь из стороны в сторону, обхватив голову руками, продолжал мычать. Перед его глазами мелькнула вспышка.
Всплыла картинка из недавнего прошлого…
…В салоне автобуса тихо, все спят. Виталий сидит за рулем автобуса. На волне приёмника звучит тихая мелодия, джаз. На пассажирском сидении второго водителя в полудреме сидит напарник, Аркадий Хрипунов. Виталий, чтобы тоже не впасть в дрему делится с ним своим наболевшим, скорее – всего, объясняя, что же творится в душе, прежде всего самому себе, перейдя на полушепот:
– Слышишь, всё кружится с этим «колбасником». Со старпером! С директором мясокомбината.
Раскрывая душу, сознавая, что его тот никак не осудит, так как не слышит, сопя в две дырки.
Виталий старался выговориться, очистить душу. Все происходящее в последнее время в его семье, тяготило, ставя его самого в тупик. С кривой улыбкой покачивая уголками губ, признался:
