Михаил Черненок - Киллеры не стареют
«Вот он, удачный „ключик“, чтобы вызвать „кэгэбэшницу“ на откровенность!» – мелькнула у Кухнина внезапная мысль.
– За сколько прямо сейчас продашь? – спросил он.
– За поллитровку с картинкой «Столица Сибири», – вроде бы неуверенно сказала Борщевская.
– Предлагаю две десятки. Хватит?
Люба поморщилась:
– Неужели из-за недостающего трояка я, как побирушка, буду унижаться с протянутой рукой?..
Кухнин вздохнул:
– Ладно, дам на «Столицу Сибири». Пойдем до моего дома и пересыпем грибы, чтобы освободить твое ведро.
– Толя, на хрена его освобождать?! – обрадовалась Борщевская. – Гони на кон башли и топай домой с ведром. Завтра утречком за ним забегу.
– Нет, давай расквитаемся сегодня.
– А ты меня не кинешь?..
– Я же участковый, а не кидала.
– Черт тебя знает… Нынче все в бандитизме погрязли. В кого ни ткни пальцем, тот и коррупционер.
– Не разводи болтологию, – сухо сказал Кухнин. – Продаешь грибы или нет?
– Продаю! – торопливо ответила Борщевская и, показав на расположенный неподалеку магазин, зачастила: – Айда до моей лечебницы. Купим пузырь антигрустина и похиляем к тебе. Согласен на такой компромисс?
– Согласен.
Воодушевленная неожиданной сделкой, обещающей скорое похмелье, Люба заметно оживилась. Шагая рядом с Кухниным к магазину, она изобразила на синюшном лице кокетливую гримасу и хрипловатым голосом бодро завела:
Раз пошли на дело, выпить захотелось.Зашли они в роскошный ресторан…
– Ну, затянула блатной шлягер, – усмехнулся Кухнин. – Не о чем поговорить, что ли?
– Мы же с тобой все обговорили. О чем еще базарить…
– Ты в школе сколько классов кончила?
– Думаешь, я помню… Образование у меня выщее-специальное. Четырехгодичный исправительно-трудовой колледж да еще заочная «Академия пуха и пера».
– Не хватает только института юмора и сатиры?
– Под турахом юмор из меня прет, как пена из огнетушителя. А сатиры кругом невпроворот, можно ржать с утра до вечера.
– Другого пистолета в лесопосадке не нашла? – внезапно спросил участковый.
– Какого еще другого?! – удивилась Люба. – У них один шпалер на двоих был.
Стараясь не выказать волнения от на редкость удачной затравки разговора, Кухнин с напускным равнодушием сказал:
– Знаешь, с кем Геннадий Потехин схватился в рукопашной…
– С кем?
– С Русланом Мамаевым.
– Заливаешь?
– Экспертиза установила, что это Руслан сгорел в отцовской избе. И в лесопосадке он же застрелил потехинского кобеля.
– Вот, блин горячий, клоунада!.. – воскликнула Борщевская. – Сама я до этого не доперла. Когда пожарники выволокли из горящей избы мужика в камуфляже, подумала: где этого мордоворота видела?.. Теперь только дошло, что в лесопосадке на него чуть не напоролась.
– Как?
– Грибы в траве шарила, и как черт меня в бок кольнул. Вскинула голову, а метрах в двадцати амбал в омоновском наряде между березок на корточках сидит! Не долго маясь, крюк по кустам обогнула от греха подальше да – на тропу. В самое то время Геннадия Никифоровича встретила.
– Его подкарауливал амбал, что ли?
– Хрен знает, кого он там хотел застукать, но понятно, что не со мной в прятки играл.
– Что дальше произошло?
– Я тебе уже рассказывала… – Люба остановилась у дверей магазина. – Соловья баснями не кормят. Шуруй в лечебницу за бутылкой.
Кухнин достал из бумажника деньги:
– Иди сама покупай.
Борщевская обернулась быстро. Выйдя из магазина с поллитровкой, она внезапно предложила:
– Толя, не ради пьянства – здоровья для, заглянем на минутку в мою хату. Стопочку хлебну, и потопаем к тебе.
– Ты же после стопки окосеешь, – хмуро сказал Кухнин.
– Плохо обо мне думаешь. Опохмеливаясь, я умом светлею, и память восстанавливается.
– Хлебни здесь.
– Я не алкашка, чтобы из горла на улице глотать. Пойдем, Толя… Такую драму расскажу, у тебя волосы дыбом встанут.
– По пьянке ты наплетешь!
– Да, чтоб же под первым же фраером…
– Не клянись, пошли, – резко оборвал участковый.
По пути к Любиной хате стараясь не прервать разговор, Кухнин спросил:
– Ты вообще-то знала Руслана Мамаева в лицо?
– Никогда его не видала. Только от Федота слышала, будто младший сын служит в какой-то горячей точке.
– А почему Федот держал сына под замком, не знаешь?
– Меня не интересовало, кто там, у деда Федота, в берлоге залег. Как-то спросила старика, чего, мол, замок с дверей не снимаешь и на постоянное жительство в бане пристроился? Он промямлил в том роде, что, дескать, ключ от замка потерял. Короче, затемнил дед на хрен надет.
– И давно Федот потерял ключ?
– Через день или через два, как Геннадий Потехин к родителям приехал.
– Значит, Руслан появился у отца почти за неделю до происшествия в лесопосадке?
– Ну, если судить по времени, как Федот бросил выпивать и замкнул избу, то получается так. Я замечала, что он кого-то кормит в избе. Колбасу стал покупать килограммами, хлеба по две булки. Да и в потемках какой-то омоновец у него во дворе шастал… – Люба помолчала. – А баба, сгоревшая с Русланом, кто?
– Пока не опознали, – увильнул Кухнин. – Драму-то когда расскажешь?
– Чо тебе приспичило? Вон уж хата моя видна. Освежу память и нарисую ужас в подробностях…
Подойдя к своей усадьбе, Борщевская привычным пинком опрокинула «прилагательную» калитку, выдернула щепку из дверного пробоя и вместе с Кухниным вошла в затхлую избу.
– Ну и запах у тебя тут, – поморщившись, сказал Кухнин.
– Думаешь, зря мухи дохнут. Щас сквозняк проветрит, – как ни в чем не бывало ответила Люба и кулаком распахнула жалобно звякнувшие створки оконца.
Пластмассовый стаканчик водки она выпила такими жадными глотками, как изнуренный жаждой путник пьет в знойный день студеную воду. Вместо закуски, которой на столе и в помине не было, глубоко втянула носом воздух, энергично выдохнула и, словно спохватившись, уставилась на засиженный мухами маршальский портрет. Сделав виноватую гримасу, усмехнулась:
– Извини, полководец, забыла «будем здоровы» сказать.
– Ты не с ним, со мной говори, – присаживаясь возле стола на перевязанный проволокой стул, сказал Кухнин.
Борщевская села с другого конца стола. Синюшное лицо ее заметно порозовело. Обхватив ладонями початую бутылку, Люба сокрушенно покачала головой:
– Драма в лесопосадке произошла – страшнее некуда.
– С чего все началось? – поторопил участковый.
– С пустяка. Встретившийся мне на тропе Геннадий Никифорович сильно торопился на электричку. Когда попросила у него на «лекарство», отмахнулся. Но уж если я чего решила, то добьюсь обязательно. Потянулась за ним. В конце концов он не вытерпел. Остановился у березок, где я видела сидевшего на корточках амбала, и отсчитал мне на бутылку. Только спрятал лопатник в карман – Кабсдох деда Никифора к нам галопом прискакал. Геннадий Никифорыч стал уговаривать кобеля, чтобы вернулся домой, а тот ластится к нему и поскуливает. На мои уговоры пес тоже – ноль внимания. В какой-то момент за березками что-то хрустнуло. Кобель вздыбился и пулей – туда! Там сразу вроде бы пробки из шампанских бутылок полетели: бух-бух-бух!.. Псина взвизгнул и затих. В тот же миг из-за березок высунулся амбал с вылупленными зенками и заводил наганом то на Геннадия, то на меня, как будто выбирал, кого из нас замочить в первую очередь. Я окаменела крепче статуи, а Никифорыч в одно мгновение подскочил к киллеру и, пока тот, хрен моржовый, чикался со своим шпалером, со всего маху кулаком ему в челюсть – тэрц! Потом сразу под дых – хэк! Потом еще по морде – тэрц! Что дальше началось – вспоминать страшно… – Люба зябко передернула худенькими плечами. – От такого побоища у меня до сих пор мурашки по спине бегают.
– И чем это кончилось? – спросил Кухнин.
– Моим галопом. Я так чесанула, что самую малость не проскочила мимо винного магазина.
– Почему прошлый раз мне этого не рассказала?
– Не отважилась. Думала, за найденный шпалер в ментовку потянешь. А мне в ваши застенки совсем не хочется.
– Не Потехин научил тебя такое сказать?
Борщевская уставилась на участкового:
– Я выпила, а ты закейфовал, что ли?.. Да, с той поры, как усвистела из лесопосадки, Геннадий Никифорыч на глаза мне не попадался.
– Он уехал в тот вечер на электричке?
– Не знаю. Может, амбал одолел его да зарыл в укромном месте…
Люба будто от расстройства вознамерилась налить еще стаканчик, однако Кухнин строго сказал:
– Не гони лошадей. Так и грибы не донесем куда надо.
– Чего мы с ними носимся, как черти с писаной торбой? Забирай ведро и отваливай.
– Не нарушай договор.
– Дерну стопарик и закаюсь.
– Управимся, тогда дернешь.
– Ну, блин горячий… Хочешь, забавный случай расскажу?