Евгений Сухов - Корона жигана
А питерец — лихой жиган, вот так запросто выложил дорогую игрушку на карточный кон, как если бы это был всего-навсего просверленный гривенник. На форс его поступок не потянет — слишком велик риск! А значит, он нисколько не сомневался в собственном выигрыше. Хотя… так может играть и человек, обожающий риск.
— Банком давишь? — сумел наконец оторвать заблестевшие глаза от золотой вещицы Макей.
— Нет, я вскрываю, — произнес Макар, не отрывая взгляда от пальцев Макея, и небрежно швырнул карты на стол: — Двадцать шесть… масть крестовая!
Будь Макар менее искушенным, то, возможно, не обратил бы внимания на движение пальцев Макея. Но когда половину жизни проводишь за карточным столом, то знаешь, что скрещенные ладони не к добру (в замке можно спрятать карту, а из раскрытого рукава легко вытянуть явку). Да и мизинец у Макея, как у опытного каталы, был с длинным ногтем. На такой в середине прошлого века шулера надевали серебряный колпачок, опасаясь сломать. Отросший ноготь требует особого ухода — его старательно обрабатывают надфилем и тщательно ровняют. А иной хозяин заботится о хитиновом отростке не меньше, чем о собственном состоянии. Длинным ногтем удобно пропихивать в недра рукава лишнюю карту, а из складок одежды легко выковырять бубнового туза.
— Руки на стол! — вскочил со своего места Макар. — Ты меня что, за фраера захарчеванного принимаешь, обушок гнойный?!
— Ты чего возбухаешь! — ощерился разъяренный не на шутку Макей. — Язык прикуси, ты не у себя в Питере.
— Ты мне тут фуфло не толкай! Что у тебя в правом рукаве?! Явка гнилая!
Макей злобно оскалился, показав золотые зубы. Он что-то хотел произнести, но Макар, ухватив его за кисть, вытряхнул из рукава припрятанную карту.
Шестерка крестей, совершив пируэт, скользнула на стол рубашкой вниз.
— А это что, хрен, что ли? — бросил карту в лицо Макею питерский жиган. — У нас за такие дела в Питере на перышко поднимают. Да и не только у нас.
Макей поднялся. Их разделял всего лишь какой-то метр.
— А мы, московские жиганы, неблагодарным гостям бабье исподнее натягиваем. Ну что встали, жиганы, — прикрикнул Макей, — расстегай ширинки!
— Урою, — побледнев, отступил на шаг Макар, — вернусь с питерцами, всех урою!
Рядом за столом сидел Васька Кот. В обеих руках по ножу. Вот кто просто так не помрет. Застыв изваянием, он дожидался только хрипастого окрика Хряща, чтобы бесенком прыгнуть на Макея. Фиксатый умрет первым. Но прежде чем тот свалится на пол, Васька успеет поковыряться перышком в его ливере.
Макар увидел Елизавету Михайловну, застывшую у комода. Рот ее был потешно приоткрыт, в руке дрожал графин с коньяком.
Баба понесет убытки!
В комнате повисла тишина. Гнетущая. Предгрозовая. Макар заметил, как двое жиганов, стоящие во главе стола, значительно переглянулись, двое других, молодые, едва вылупившиеся из шкетов, злорадно залыбились. Для них Хрящ был всего лишь залетный фраер, упакованный по самую макушку, такого и пощипать-то не грех!
Жиганы дожидались лишь удалого посвиста Кирьяна, чтобы гуртом навалиться на гостя и, подмяв его под себя, обобрать до исподнего, а потом вытереть об него ноги.
Вот тогда ему уже вовек не подняться!
— Марш по углам! — неожиданно раздался суровый голос Кирьяна. — Вы что меня перед гостем позорите?! Что обо мне питерские подумают! Нам еще работать с ними не раз придется. А ты, Макей, на что пошел? Сам знаешь, что за такое бывает…
— Кирьян, ну тут такое дело, — виновато произнес Макей, — как-то все закрутилось. Проверить надо было…
Теперь он напоминал обыкновенного дворового щенка, на которого тявкнул матерый пес. И если бы у Макея был хвост, то от страха он непременно поджал бы его.
— Если руки кривые, то нечего за карты садиться, — произнес, как отрезал, Кирьян. — Базар закончен, высыпали все на улицу! — приказал жиган. — У нас с питерским серьезный разговор будет. — И, строго посмотрев на замешкавшегося Фомича, добавил: — А ты чего, Константин, трешься? Я же сказал, что у нас дело серьезное. Пойди к Клавке, развейся, она баба старательная, успокоит так, как надо. А Лизонька в обиде не будет, так ведь? — приобнял Кирьян Елизавету Михайловну за талию.
— Вот охальник, — шутейно попыталась вырваться мадам Трегубова, но по горящим глазам было заметно, что ласка была ей приятна.
Фомич враз потускнел, но перечить Кирьяну не посмел. Калибр мелковат. Натянул кепку на глаза и, ссутулившись, вышел. Вряд ли он посмел бы возразить, даже если бы Кирьян всерьез положил глаз на Елизавету Михайловну.
— А ты вот что, — попридержал Кирьян у самых дверей Макея, — деньги питерскому оставь.
Макей нахмурился, но послушно выгреб из кармана золотые монеты и положил их на край стола.
— Здесь все? — строго спросил Кирьян.
— Да, — глухо произнес Макей, стараясь не смотреть на атамана.
— А теперь иди.
Дверь захлопнулась громче, чем следовало бы.
— Ты уж извини, — примирительно сказал Кирьян. — За такое дело надо на ножи ставить. Но мы тебя все-таки решили проверить. Вот Макей и перегнул слегка.
— Ладно уж, — неохотно буркнул Хрящ.
— Зато теперь будет знать свое место, — заметил Кирьян, подливая коньячок питерскому. — А то в последнее время хвост начал поднимать не по делу. А потом, как мне в Питер заявляться, если мы нашего гостя обидим, — хитро улыбнулся Кирьян.
Брать деньги Макар не торопился, выпил коньяку, поморщившись, и закусил ветчиной. А потом лениво, как и следовало поступать в таком случае, сгреб деньги в карман, оставив на столе три золотых кругляша.
— Вот что, Лизонька, давай нам на стол чего-нибудь эдакого. Пожирней да повкусней! Угощаю!
— А ты, питерский, не скупой, — уважительно протянул Кирьян, — люблю таких!
— Только ведь деньгами я тоже не люблю бросаться, они счет любят, — напомнил Макар Хрящ. — Расчет после будет, когда банк возьмем.
— Молодец, — вновь похвалил Кирьян, — умеешь копейки считать.
— Деньги-то не мои, — произнес Хрящ, — а общаковские, жиганы питерские отстегнули. Я их вернуть должен после дела.
Макар в присутствии Кирьяна и Степана чувствовал себя свободно. Серьезные и предсказуемые люди, чего никак нельзя ожидать от молодых жиганов. Еще не обтесанные, мало битые… Но ничего, жизнь расставит все на свои места.
— Ты кого из питерских возьмешь? — спросил Степан.
Невысокий, необыкновенно крепкий, Степан напоминал циркового атлета, находящегося на отдыхе. Движения его были плавными и ленивыми, словно парень берег силу для предстоящего выступления.
— Решил никого не брать, — отрицательно покачал Макар головой и, посмотрев на Ваську Кота, безмолвно поглощавшего заливную рыбу, добавил: — Вот разве что Кота! Но мы с ним всегда в паре. Лучше его во всем Питере никто замки не откроет. А потом, чего делиться? Самим хавать охота, — заметил морячок, широко улыбнувшись.
— Это ты верно заметил, — согласился Кирьян. — А что с деньгами будешь делать, придумал?
Макар Хрящ тщательно прожевал соленый огурчик, а потом, ненадолго задумавшись, ответил:
— Есть кое-какие мысли… Не держать же мне вечно мешок с деньгами под кроватью. У меня кое-какие тропинки за границу отлажены. Вот туда я золотишко и переправлю. Сейчас там царские червонцы в ходу. На них вот так жить можно, — чиркнул он себя по горлу большим пальцем. И уже тише, придавая тем самым собственным словам еще большую значимость, проговорил: — Если хочешь, могу и тебе помочь. Много не возьму.
Кирьян понимающе закивал:
— Нужда будет, обращусь.
Появилась Елизавета, разрумянивавшаяся и оживленная. Макар заметил, что она даже поменяла прежнее платье на более откровенное. К чему бы это? Платье было коротким, с глубоким вырезом на груди. Теперь уже совершенно не обязательно было вытягивать голову, чтобы оценить ее прелести. А грудь оставалась по-девичьи великолепной и грозилась выпорхнуть из тесной материи на желанную свободу.
— Вот, это для особо почетных гостей, — сияла хозяюшка, как начищенный пятак, торжественно водружая на стол блюдо с паюсной икрой.
— А раньше чего не выставила? — лукаво улыбнулся Кирьян.
— А зачем? — удивилась Елизавета Михайловна. — Сожрут ведь и не оценят. Сами они все худющие, а жрут в три горла. И все ненасытные!
Она отошла в сторонку и, проходя, будто невзначай коснулась ладонью плеча Макара. Хрящ почувствовал, как по его телу пробежал ток. Невольно он посмотрел ей вслед — платье колыхалось из стороны в сторону, выгодно выделяя при каждом шаге крутые бедра.
Будь у него побольше времени, можно было бы заняться этой спелой птахой и где-нибудь в темном уголке пощипать ее перышки.
— А с вами сколько человек будет? — небрежно поинтересовался Макар.
