Татьяна Полякова - Караоке для дамы с собачкой

— Попробуем избежать этого, — ответила я оптимистично. Ясно, что Никитин не тот человек, о котором рассказывала Светлана. А был ли вообще таинственный любовник? Что, если Светлана просто часть чьей-то сложной игры и, как часто бывает в подобных играх, ею пожертвовали? Был, не был… а женщину убили. И кому-то очень хочется, чтобы я выяснила: кто и почему убил? — Что ж, — вздохнула я. — Спасибо, что уделили мне столько времени. — Я поднялась, Никитин вскочил и проводил меня до двери.

— Я очень вам благодарен, — пробормотал он, схватив меня за руку.

— За что? — удивилась я.

— За понимание.

— Бросьте, это моя работа.

— Вы его найдете? Того, кто ее убил?

— Конечно, найду, — кивнула я. — Если повезет.

Я ехала к Вешнякову с тяжелым сердцем, потому что он оказался прав: я опять втравила его в историю. Представляю, сколько нытья придется мне выслушать. Нытье полбеды, само дело представлялось мне малоприятным и бесперспективным. Впрочем, приятных дел, коли речь идет об убийстве, не бывает.

Я бросила машину в переулке (на площади ее не оставишь, кругом знаки «Стоянка запрещена») и как раз поднималась по ступеням, когда навстречу мне выпорхнул Артем. Будущий подполковник (тьфу, тьфу, не сглазить бы) солидностью похвастать не мог, в лице томление, в движениях суета, одет тоже кое-как, куртка нараспашку, ворот рубашки расстегнут (галстуки Вешняков не носил, подозреваю, он их не только ненавидел, он их боялся).

— О, — ткнул он в меня пальцем, — на ловца и зверь бежит. У тебя тысяча есть взаймы до зарплаты?

— Твоей или моей?

— Моей, конечно.

— Непрактичный ты человек, Вешняков, просил бы до моей, я же в длительном отпуске.

— Хорош болтать. Тысячу дай.

— На, — протянула я ему купюру. — Может, лучше две?

— Обойдусь. А какие сейчас духи самые лучшие? — озарило его.

— Вешняков, на тысячу духи не купишь, то есть купишь, конечно, но в дом их лучше не носи. Ни жене, ни любовнице.

— Какая любовница? У нас година свадьбы.

— Година смерти, а у свадьбы годовщина.

— Какая разница? Надо же… Я хотел еще цветов купить. А цветы сколько стоят?

— Много, Артем, много. Розочки самые скромные по сотне.

— Они что, спятили? Да за это сажать надо…

— Их и сажают, я имею в виду розочки. Знаешь что, дорогой друг, — обняла я его за плечи, — подарок твоей благоверной я сама куплю, а то тебя из дома погонят, так и не дождавшись очередного звания. Жить тебе негде, выходит, придется тебя усыновлять. А на фига мне это счастье? Так что поехали.

— Поехали, — вздохнул Артем. — Совсем забыл. Звонила подруга Луганской, зовут Лика, фамилия Колчина, интересовалась обстоятельствами смерти Луганской и очень хотела поговорить с тобой. Номер телефона оставила.

— А ты с ней говорил?

— А как же. Но дама была уклончива до невозможности. Хотя тебе, судя по всему, душу откроет. Ты у нас прирожденный мастер развязывать языки.

— Тебя послушать, так я подвизалась пытарем в гестапо.

— Ну, пытарем или нет… — Артем засмеялся, но тут же заговорил серьезно:

— Может, девица что-то знает, а может, интересничает. В любом случае поговорить с ней стоит. А у тебя как дела?

— Как сажа бела, — осчастливила его я. — Похоже, Никитин выбалтывал подружке величайшие секреты, и ее вполне могли за это убрать.

— А нельзя было с такими новостями до завтра подождать? — возмутился Вешняков. — Что ты за человек, никакого понятия. У меня же година… тьфу ты, праздник у меня.

— Хорошо, подробности завтра.

— Завтра тоже не надо, завтра у меня будет голова болеть. Слушай, а хороших новостей у тебя нет? — с надеждой спросил он.

— Хороших не держим, — отчаянно замотала я головой.

Я свернула на стоянку универмага. Артем, продолжая болтать, побрел вслед за мной к центральному входу. Через десять минут стало ясно, что я его сюда привезла зря.

— Это что такое? — потосковав возле прилавка, спросил он.

— На ценники не смотри, — посоветовала я. — С непривычки крыша едет.

— Скажи, что бы я мог здесь купить на свою зарплату?

— Вот эту коробочку, — ткнула я пальцем в витрину.

— А это что? — заинтересовался Вешняков.

— Просто коробочка. В нее можно что-то положить, например, колечко с бриллиантом, но это за отдельную плату. Туда не смотри, там у парней покрепче тебя возникает чувство неполноценности со стойкой тягой к депрессии.

— Идем отсюда, — заторопился Вешняков.

— Я хочу купить твоей жене духи, не мешай выбирать.

— Не надо ей здесь ничего покупать, — не на шутку разволновался он. — Представь, что ее сюда занесет нелегкая, она ж, как все бабы, любопытна, точно обезьяна. И что она обо мне подумает? Муж взятки берет.

— Точно. А деньги жмет. Втихаря пропивает или вторую семью завел, — подсказала я. От такой перспективы Вешняков позеленел.

— Идем отсюда! — возопил он так, что на нас стали обращать внимание.

Я схватила его за руку, припала к плечу и загнусила:

— Дорогой, можно я куплю себе эти духи, мне так хочется, милый, для тебя ведь это сущая ерунда.

— Купи, дорогая, — оскалился Вешняков. По его лицу было видно: не будь я бабой, дал бы в зубы.

Я бросилась к кассе, то и дело поглядывая на него с томлением, заплатила за духи и вернулась к нему.

— Я так счастлива, — сообщила я застенчиво.

— А я-то как счастлив, — заныл он. — Ладно, пошли за цветами.

Мы направились в цветочный отдел и едва не столкнулись с Тагаевым. На нем висела грудастая блондинка неопределенного возраста, под слоем штукатурки черты не угадывались, поди разберись, что она скрывает: морщины или юный возраст.

— Привет, — сказал Тагаев и первым делом запечатлел поцелуй на моей щеке, потом пожал руку Вешнякову. Они часто встречались на моей кухне и могли бы считаться приятелями. Такие отношения противоборствующих сторон меня забавляли. Впрочем, с точки зрения закона, Тагаев был чист, а остальное не в счет, как известно, не все то правда, что бабы врут. — Здесь что, кого-нибудь пришили? — пошутил Тагаев. Шутка так себе, но что поделаешь, сами напросились. Похоже, мы с Артемом ни о чем, кроме убийств, говорить не можем, и люди к этому привыкли.

— Пока нет, — ответила я, — но мы приглядываемся. На самом деле у Вешнякова сегодня большой праздник.

— Ага. Годины, то есть юбилей.

— Годовщина свадьбы, — подсказала я.

— Точно, — вздохнул он с облегчением. — Идем покупать жене цветы.

— Берегите себя, старайтесь пить умеренно, — хохотнул Тагаев. Сказать ему особо было нечего, но уходить он, почему-то не спешил. — Между прочим, вы смотритесь молодоженами, — заметил он. Голос его звучал странно, то ли с насмешкой, то ли с обидой.

— Вешняков не смотрится, — принялась трещать я, — у него же година.

— Юбилей. И ты уже выступила с сольным номером, люди до сих пор на нас таращатся.

— Это она может, — кивнул Тагаев.

Его девушка уже некоторое время явно томилась, но голос подать не рискнула и даже робким покашливанием не торопила возлюбленного. Знать бы, с какой стати он прирос к полу, таращится на меня и с места не двигается. Надо брать инициативу в свои руки.

— Ладно, мы пошли. Нас дома ждет жена и салат оливье.

— Селедка под шубой, — поправил Артем.

— Тоже хорошо, — кивнула я. Мы простились и поспешили за цветами.

К выбору букета Артем отнесся без всякого интереса, поразмышлял о чем-то, сдвинув брови, и спросил не к месту:

— Вы что, поссорились?

— С кем? удивилась я.

— С Тимуром, естественно.

— Нет. С какой стати?

— А чего у него вид такой, точно ему одно место дверью прищемили?

— Может, и прищемили, почем я знаю?

— И у тебя я его давненько не видел.

— А ты сам-то часто ко мне заглядываешь?

— Шла бы ты замуж, честное слово, — вздохнул он.

— Держи букет и иди с ним и с советами вон в том направлении.

— Между прочим, я спросил не просто так, — бубнил Вешняков по дороге к машине. — У Тимура отношение к тебе серьезное, уж я-то в таких вещах понимаю.

— Да? Откуда?

— Отвяжись. Все тебе шуточки.

— Ты что, блондинку не заметил?

— Заметил. Ну и что? Ты, к примеру, на моем локте висела, и что это значит?

— Это значит, люблю я тебя без памяти, но совершенно напрасно, как в песне поется: «Парней так много холостых, а я люблю женатого».

— Вот выставит меня жена, явлюсь к тебе, и тогда попробуй выгнать. Я тебе все припомню.

— Букет держи как следует, это ж цветы, а не веник. Ну что, домой тебя отвезти?

— Отвези. Я тебя на селедку приглашаю.

— У тебя семейное торжество, мне-то что там делать?

— Водку пить. Там жена и теща, хуже уже не будет, так что и тебя я легко переживу. И не вздумай отнекиваться, — посуровел он.

Хотя Вешняков сказал «жена и теща», народу набралось человек двадцать. Жена, как видно, была уверена, что даже в светлый праздник Вешняков явится домой за полночь и не сможет вспомнить, что сегодня за день такой, оттого приятно удивилась опозданию мужа к праздничному столу всего на полчаса.