Владимир Колычев - Волчица нежная моя
– Надо что-то делать, – сказала Лера.
– О себе надо думать, – нервно отрезал он.
Магазин в Саврасье выбором товара не баловал, поэтому они заехали в мини-маркет на выезде из райцентра, загрузили полный багажник продуктами, выпивкой. Процесс занял время, утомил, но вместе с тем отвлек от дурных мыслей. Гордеев замаялся, но успокоился. Холодок по нервам пробежал, когда они подъезжали к дому. Большую часть денег и драгоценности он закопал за хозблоком, но в доме осталась серебряная посуда, шубы, ноутбуки, бытовая техника – вдруг все это соберут и вывезут?
Но беспокоился он зря, ворота и калитка были на замке, дверь закрыта, вещи в доме. Только вот собака их не встречала, не выбежал к ним сторожевой, страшный в своем служебном гневе пес, не склонил голову перед хозяином. Жаль, очень жаль. Ирина собаку не держала, только кошку, и они с Лерой не думали обзаводиться псом, не дошли еще пока до этой мысли, а надо бы заняться этим вопросом всерьез, и чем быстрей, тем лучше.
Жаль, своего Лорда он отдал соседу; тот очень просил, а отказать Гордеев не смог. Как теперь обратно забрать?.. Видно, придется.
Гордеев обошел вокруг дома, подергал решетки на окнах, проверяя их на прочность. Хорошо сделано, на совесть и с выдумкой: каждая вторая решетка открывалась изнутри – мало ли, вдруг пожар, если дверь завалит, без этого из дома не выбраться. А дом деревянный, если полыхнет, выгорит все до фундамента. Дверь стояла крепко, так просто ее не высадишь, хотя обшивка не внушала особого доверия – стальная, но далеко не самая прочная, возможно, пуля возьмет ее даже на излете.
И забор он обошел как по внутреннему, так и по внешнему периметру – профильные листы примыкали плотно, проломов, подкопов и подставок не было, но это не успокаивало. Если очень захотеть, забор можно было легко преодолеть. А при серьезном подходе ни собака не спасет, ни видеокамеры не помогут, тем более нет ни того, ни другого.
Видеокамеры были у Гордеева в старом, проданном уже доме, но немного – одна висела над входом, другая над воротами, и ни одна из них не засекла момент, как подбрасывался во двор дома пистолет, и сам злоумышленник остался незамеченным. Видеокамеры нужно ставить сплошным фронтом, не должно быть мертвых зон, но это не просто – и как решить вопрос? Заказать в частной компании в комплекте с охранниками? А в какую сумму это обойдется? И будет ли от этого польза?..
Гордеев сел на крыльцо, закурил, осознавая свое бессилие перед злым роком. Если Федосов очень захочет, никакая сила его не защитит… Да и какая сила, если у него даже травматического пистолета нет, а охотничье ружье изъяла полиция. Чем отбиваться, если что?
Ира не держала в доме оружия, но в хозблоке у нее хранились кое-какие инструменты и садовый инвентарь. Гордеев нашел там лопату с длинным черенком, взял ножовку по металлу и принялся за работу. Полотно резало хорошо, но и железо было прочным, он взмок, пока обрезал широкий штык с одной стороны, за вторую половину и браться не хотелось – так он устал. Но все-таки взялся и даже осилил. Обрезав штык под острие копья, он принялся обтачивать его напильником, за этим занятием его и застала Лера.
– Ужин готов, – сказала она.
– Хорошо.
– Может, баню затопить?
Баня находилась в конце двора, вода в бак шла из скважины, грелась через дровяную печь, подавалась в душ. Небольшая банька, но для двоих в самый раз. Ира любила париться в сауне, и Гордеев не смог отказать ей в этом удовольствии, и теперь мог сам пользоваться своей же добротой.
– Да некогда, – сказал он под скрежет металла.
Лера пожала плечами. Ей-то баня не очень нужна: в доме душ есть и ванна, его хотела побаловать. Погода хорошая, в холодильнике пиво, можно напариться, перебраться на веранду, там посидеть, выпить. А можно и в предбаннике остаться, стол там небольшой, но им с Лерой хватит. Именно об этом он и думал, затачивая железное острие, но сначала копье нужно сделать, а то зря насиловал себя.
– Я сама, – немного подумав, сказала она.
Он кивнул. Баню затопить не проблема, Ира справлялась, и Лера сможет. Открыть кран, пока бак наполняется, забросать в печь дрова, бросить под них пару таблеток сухого спирта, чиркнуть спичкой… В конце концов, он заботился не о своей, а об общей безопасности, Лера должна это понимать.
Из трубы уже вовсю валил дым, когда он закончил работу. Копье удалось – острие прочное, острое, черенок, вернее, древко достаточно длинное, неплохо сбалансированное, но для метания оно все-таки не годилось. Гордеев атаковал невидимого противника колющим ударом в голову, когда появилась Лера.
– Как настоящее, – сказала она, разглядывая копье.
– Держи! Твое!
– И возьму, – пожав плечами, кивнула она.
С копьем и скрылась в доме, а он взялся за грабли – снял их с черенка, к которому примотал скотчем большой старый нож. Примотал, подергал за острие, отодрал острие, взялся за ножовку по дереву, выпилил в черенке выемку для рукояти, в которой затем просверлил отверстия под шурупы. Он прикрутил нож к древку, опробовал на прочность – на этот раз его устроило все. А к этому времени баня протопилась.
Пока он парился, Лера накрыла стол. И подала себя. Он ошалело смотрел, как она заходила в парилку. Волосы перетянуты черной лентой, в которую вставлено пластиковое перо из декоративной чернильницы, грудь обнажена, на бедрах широкий кожаный поясок, едва прикрывающий место для фигового листика. И главное, копье в руке. Ни дать ни взять – амазонка. Только вот глаза горят, как у нимфоманки.
– Готова к труду и обороне, – сказала она.
Он уловил слабый, свежий запах коньяка – похоже, Лера успела приложиться к бутылке. Видимо, для успокоения. В одиночку она никогда не пила, но Гордеев сам был виноват – заработался, даже об ужине забыл. Он не спрашивал почему, а сам искал для нее оправдания. Это что-то новенькое для него. И сама Лера подала себя в непривычной обертке.
– Поздно уже трудиться, – сказал он, заинтригованно глядя под поясок. – Пора отдыхать.
Лента повязана широко, а ноги у Леры длинные, тонкие даже в бедрах, развал-схождение просто потрясающее – и как только он этого не замечал?.. Нет, он, конечно, догадывался.
И грудь у нее вполне – не самая упругая, но и не обвислая, а коричневые «глазки» улыбаются, манят, зовут.
Он потянулся к жене, но между ними вдруг оказалось копье, острием направленное на него.
– Руки!
– А что, нельзя?
– Сначала женись!
Гордеев вскинул брови, удивленно-вопросительно глядя на нее.
– По обычаю предков! – пояснила Лера.
Он восторженно кивнул. Если это была игра, то со своей ролью она справлялась безупречно. Только вот копье в сторону бы убрать, а то вдруг кто-то из них поскользнется…
– А это как?
– Догонишь – женишься!
– А если не догоню?
– Тогда согреешься, – улыбнулась она, опуская копье.
Он резко шагнул к Лере, обхватил ее руками, ощутив под пальцами твердую волнистость ребер под гладкой, чертовски приятной на ощупь кожей.
– Уже догнал!
– Ну, если догнал!
Она откинула назад голову и выгнула назад спину, выставляя на обозрение обнаженную грудь. Или под ласкающее, поглощающее прикосновение. Он мог пальцами, языком… Лера его жена, и он мог с ней все… Хотя нет, еше не совсем. Да, он догнал ее, но еще не женился…
– А заодно и согреемся, – пробормотал он.
В парилке было душно, влажно, его пальцы скользили по спине под верхним срезом пояса, а за ними, выцеживаясь из кожи, стекали капельки пота. Горячая кожа, мокрая, она липла к рукам, но это лишь еще больше возбуждало. Поясок упал под ноги, на Лере осталась только лента и пластиковое перо на ней…
Он помнил их первую брачную ночь, она пришла в спальню вся такая робкая, трепетная, ищущая, ждущая, полная надежд, а Миша лежал на кровати пьяный, немощный, все мысли крутились вокруг Насти, только с ней он и хотел. А Леру ему навязали, и душа к ней не лежала.
Она тогда сама разделась, шмыгнув носом, юркнула под одеяло: хотела поскорее скрыть свою наготу, как будто Миша только и ждал, как наброситься на нее и грязно надругаться. Не набросился. И не надругался. Так, ткнулся несколько раз без вожделения. Ткнулся, дернулся и заснул, даже не понял, сорвал цветок или это случилось еще до него. Не волновало его, как оно там до него было, потому и не озаботился. И утром спрашивать не стал, да и зачем…
А сейчас вдруг захотелось спросить. Кто мял до него ее грудь, нежными движениями пальцев нагоняя в соски кровь, заставляя их твердеть, набухать, кто гладил спину, ощущая волнующую упругость продольных мышц? Кто укладывал ее на живот, как он делал это сейчас, кто движением руки замерял крутизну изгиба со спины на высокие раздвоенности, с которых, как саночки под горочку, вниз по бедру к икрам спустились ладони? Чьи пальцы мяли маленькие нежные пяточки, массировали ступни, разминая косточки? Под чьими прикосновениями ее жаркое дыхание переходило в сдавленный стон?.. Может, она встречалась до свадьбы с Ромой, возможно, жила с ним. Замуж она вышла в девятнадцать лет, а это возраст, до которого женщина вполне способна обзавестись богатой историей…
