Владимир Колычев - Волчица нежная моя

До машины оставалось совсем чуть-чуть, когда его окликнул знакомый голос. Настя?!

– Миша!

Он еще не остановился, но уже стал поворачиваться на голос. Муж и жена – одна сатана, Лопахин уже сошел с ума, вдруг и Настя тронулась. А психам все можно – хоть стреляй, хоть ножом в бок.

Но Настя стрелять не собиралась, и ножа у нее не было. И взгляд вполне вменяемый. Шляпка на ней модная, пальто стильное, в одной руке она сжимала зонт, другую держала в просторном накладном кармане. Лицо у нее спокойное, но спрятанные в кармане пальцы заметно шевелились.

Гордеев смотрел ей в лицо, но в поле зрения держал и руки. Вдруг в кармане у Насти нож или остро заточенная отвертка, а может, у нее там револьвер дамского формата.

Капли мочили голову, скатывались за воротник, но Гордеев старался этого не замечать. Сейчас он поговорит с Настей и отправится домой, там он затопит баньку, Лера подаст бокал горячего вина, согреет его.

Дождь раздражал, хотелось поскорее забраться в машину, но тогда и Настю придется позвать за собой, но это слишком. Она могла воспринять это как намек, как приглашение в настоящее и будущее. Но у нее своя жизнь, и если она вдруг этого не понимает, он постарается объяснить.

– Домой спешишь? – догадалась она.

– Домой.

– А как же я?

– Извини.

– Я знаю, ты сдал моего мужа, – Настя кивком показала на здание Следственного комитета.

– Твой муж пытался меня убить.

– А ты этого не заслужил? – спросила она, дурными глазами глянув на него.

– Нет! – Он сказал негромко, но резко, хлестко.

Настя вздрогнула, как львица, сидящая на тумбе перед дрессировщиком. Услышала щелчок бича, встрепенулась, протрезвела, успокоилась.

– Я не просила его тебя убивать…

– Я знаю, – не очень уверенно сказал он.

– И про Сотникова я потом узнала… Если бы я знала, я бы его остановила…

– Верю.

– Ты даже не представляешь, как я переживала за Вадима.

– Представляю.

– Я его любила… Если ты думаешь, что я любила тебя!.. – Настя стала заводиться, но сама же себя и сдержала.

– Ты меня ненавидела.

– За что? За то, что ты бросил меня? Ненавидеть?! Да нет, я просто презирала тебя!..

– Что ж, можешь презирать меня и дальше. Твое право.

– Я буду тебя презирать! Я буду тебя ненавидеть!.. Я никогда тебя не любила! Никогда!..

Гордеев с удрученным видом опустил голову. Да, ему неприятно и даже больно это слышать, но вымаливать любовь он не будет. И не хочет.

– Уезжай!.. Забирай свою и уезжай!.. Если не уедешь… Если не уедешь, я тебя… – Настя вздрогнула изнутри, к глазам подступили слезы, она скривилась, пытаясь их сдержать. – Если бы ты знал, как я хочу тебя убить!..

Ее душили рыдания, и Гордеев едва разобрал последние слова, но смысл фразы понял прекрасно.

Она хотела сказать что-то еще, но эмоции хлынули через край, и, не в силах их сдержать, она повернулась к нему спиной и пошла к остановке – в слезах, в рыданиях, под дождем. Беспомощная и одинокая. От жалости у него сжалось сердце, он потянулся за ней, но разум оказался сильнее душевного порыва.

Дождь не прекращался, волосы мокрые, за шиворот натекло, но Гордеев этого не замечал. Настя уже скрылась из виду, а он стоял и смотрел ей вслед.

Да, он поступил правильно: не нужно идти за ней, нельзя им быть вместе, да и любовь уже растаяла, как предрассветный туман. Ему нужна только Лера, и он остается с ней. Все это так, по-другому и не будет, но почему душа мечется в груди? Почему так хочется догнать и остановить Настю?..

Он кое-как пришел в себя, сел в машину, но, прежде чем стронуть ее с места, какое-то время сидел, собираясь с мыслями.

Как ни крути, а с Настей ему так просто не расстаться. Она показывала ему подлинник заключения, Катя действительно его дочь, и теперь он обязан заботиться о ней. Но у него есть сын, которому он также должен обеспечить будущее, а восемнадцать миллионов быстро иссякнут, если не построить на них собственное доходное дело. Он снова займется строительством, раскрутит свой проект, поднимет до небывалых высот, с которых и обрушится на Федосова. И накажет его за все обиды и унижения… Да, так и будет!..

Он вернулся домой, Лера охнула, глянув на него, потащила в ванную. Пока он откисал в горячей воде, тесть натопил баньку… Засыпая, он думал о том, как хорошо и уютно в теплом семейном кругу, и ему не хотелось погружаться в пучину, где нет покоя от акул бизнеса и всяких жаждущих крови пираний. Если не погибнешь, то потеряешься в этой суете, а жизнь такая короткая, тем более в ней уже столько упущено. И нужно догонять…

Бархатный сезон у него в жизни: еще не совсем осень, но уже и не лето. Не жарко уже, но еще и не холодно, в самый раз… Жизнью нужно наслаждаться, и он будет смаковать ее, как знатное вино, пьянея в тишине безмятежности…

Может, ну его к черту, этого Федосова? Простить и забыть…

Гордеев не принял окончательного решения, он еще точно не знал, отойдет от дел или снова ринется в бой, но заснул он с легкой совестью. А ночью ему приснилась Настя…