Ольга Лаврова - Шантаж
Приезжий встревоженно закружил мимо кресел на лапах и резных комодов.
— Надо смываться. Может быть, что за домом следят?
— Явных признаков нет. Сюда вы проскочили благополучно, иначе они бы давно явились. Но береженого Бог бережет. Настя!.. Взгляни, милая, нет ли вокруг шпиков.
Та взяла на кухне мусорное ведро и вышла.
— Думаете, она справится?
— Ах, молодой человек, мы с Настей прожили долгую жизнь, чего только не бывало! И пока справлялись.
Помолчали.
— Да вы не нервничайте. Если они тут, вы уйдете, как Александр Федорович.
— Какой Александр Федорович?
— Да Керенский же. Господи! — с неудовольствием пояснила хозяйка молодому невежде.
— А как он ушел?
— В дамском платье. Надо знать родную историю! …Да, так что там у вас стряслось? Раз вы пришли сюда, я должна знать.
— Ну сделал я заход на экспертизу по делу Миркина, пугнул, чтоб молчала… а то, мол, придушу любимого племянника.
— Какая кровожадность! — оживилась Прахова. — И что же?
— Такая гадина попалась: да-да, говорит, конечно, а сама, выходит, побежала жаловаться!
— M-м… нехорошо. Но что вас, собственно, толкнуло?
— Борис взвешивал дома металл?
— Как же иначе?
— Тогда на весах найдут шлих.
— Ай-я-яй!
— Я хотел предотвратить.
— Как жаль, что сорвалось! Задумано было талантливо. Н-да, боюсь, Борису придется туго. Впрочем, он довольно хитер.
— Продать может?
— Меня нет. Я его воспитала, как родного, вывела в люди. Он мне всем обязан. А вот вашего посредника… Он ведь теперь никому не нужен, только помеха, а?..
— Если выберусь цел, я о нем подумаю. — Приезжий посмотрел в глаза старухе: они тоже горели молодо и зло.
21
С немалыми предосторожностями и уловками добрался Приезжий до пивной. По всем приметам позади было чисто.
В помещении, хорошо видном сквозь широкое окно, уже составляли один на другой столики, и лишь барабанщик ютился еще в уголке, сморенный ожиданием и несчетными пенными кружками, влитыми в утлую свою утробу.
Растворившись в тени газетного киоска, Приезжий выждал, пока того выдворили на улицу. В растерянности он топтался у дверей, памятуя, что велено отсюда не отлучаться. Однако пиво не греет, а лужи на глазах затягивало ледком, и спустя минут двенадцать Чистодел закоченел настолько, что презрел начальственное приказание. Он зарысил сначала вправо, но от угла повернул в противоположном направлении — в теплые недра метро.
Приезжий незримо сопровождал его, молясь своему охотничьему богу, чтобы не оказалось иных сопровождающих. Нет, никого не интересовал продрогший вечерний прохожий, нырнувший в вестибюль под светящейся буквой «М».
Здесь Приезжий взял Чистодела за локоть и повлек в безлюдный затишливый уголок.
— Да куда ж вы делись?! Я всякое терпение потерял! Чуть не околел на морозе! Остался, как вошь без хозяина!.. — запричитал, заобижался, закапризничал Чистодел.
Приезжий дал ему выговориться, отогреться и обрести способность порадоваться возвращению бесстрашного, отчаянного, мудрого товарища. Несколько ласковых фраз уверили Чистодела, что Приезжий никак не мог явиться раньше, выше головы занятый множеством хлопот.
— Но дело выгорело — купца я нашел.
Барабанщик преисполнился восхищения:
— Да как же вам пофартило?
— Секрет фирмы. А мужик что надо, возьмет товар, как у Миркина брал.
— Кто ж он? — жадно спросил Чистодел
— Экий шустрый! Много будешь знать — скоро состаришься. Пошли, примем на прощанье, грамм по триста — и в разные стороны.
С физиономии барабанщика сползло радостное выражение.
— Стало быть, меня побоку? — возмутился он. — Так, да? То был Чистодел лучший друг, а теперь под зад коленом?
— Закон жизни, дорогой. Связь закоротилась, лишние руки кому нужны?
— А мой парное? Я тут с вами бегал, сколько страху натерпелся. Это все за спасибо?!
— Парное за мной. Доеду до места — вышлю. Тебе ведь до востребования? Координаты помню.
Вроде и пообещал, но небрежно так, чтобы отделаться.
— Пришлете вы, так я и поверил! — озлился Чистодел.
— Слушай, мне некогда, встреча с купцом через два часа.
— Вот и я с вами. Получу свое с товара — тогда до свидания.
— Нельзя! Спугнешь ты мне купца, я обещал быть один.
Для страховки Чистодел ухватил Приезжего за рукав.
— Ничего не спугну, постою где-нибудь сбочку!
Тот изобразил колебание:
— Прямо не знаю… Ну, ладно, пожалею тебя, инвалида. Двигаем в Расторгуево.
— Куда?!
— Станция Расторгуево. На электричке.
Чистодела сотряс озноб: то ли последняя порция холода выходила, то ли предчувствие пробрало. С сомнением вглядывался он в опасного своего спутника.
— Вот я и говорю, — посочувствовал тот, — чего ты на ночь глядя потащишься?
— Нет уж, я с вами, — решился все же барабанщик.
Приезжий спрятал в воротник довольную усмешку.
22
Когда Пал Палыч, вытянув из Миркина сведения о Чистоделе, прямо с допроса передал их Мише Токареву, тот рьяно взялся за дело.
На первый взгляд, чего проще: доступ к райсобесовским архивам — не проблема. Однако собесовские телефоны отзывались сонными гудками: пусто у нас тут, братец, отстань.
Коротким смерчем пронесся тогда Миша по соответствующим службам, получил адрес собесовского начальника и устремился в Марьину рощу с намерением хоть из постели его вытряхнуть, но добиться проку.
И снова фортуна отвернулась. В квартире царило молодое веселье: «У папы встреча ветеранов, а мама пошла в гости». Мишу не спрашивали, кто он да что, где состоится встреча, понятия не имели, но на вопрос, скоро ли отец вернется, замялись:
— Он как когда… по обстоятельствам.
И, видя, что Миша не понял, объяснили наиболее доходчивым жестом — щелчком по горлу.
Заманчивая перспектива — получить среди ночи на руки пьяного ветерана! Не всегда Токарев применял этот принцип на практике, но помнил его твердо: кипятиться попусту вредно и глупо. «Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». И имеют право чокнуться за живых и мертвых, а если переберут, не нам их судить.
…С утра пораньше Токарев торчал у запертых дверей Киевского райсобеса, включавшего территорию, где Миркин приметил Чистодела в тапочках. Вчера служащие вслед за начальником разбежались пораньше; неплохо бы сегодня явиться вовремя.
Ага, кажется, первая ласточка. Зав или замзав: строгий взор, бесформенное пальто и начищенные ботинки.
— Вам чего, гражданин?
Удостоверение Петровки поставило его по стойке «смирно»:
— Немедленно будет исполнено!
Дальше, как говаривают оперативники, «было уже просто». «Просто» заключалось в том, чтобы поднять по картотеке всех Сергеевых, естественно, Петров Ивановичей. Из них отобрать тех, кто получает пенсию по болезни или травме и проживает в районе Плотникова переулка.
Часа через полтора, наглотавшись бумажной пыли, Токарев облюбовал пятерых Сергеевых. Оставалось еще раз сделать «просто»: уговорить зава бросить все дела и вместе объехать кандидатов в Чистоделы.
Зав уговорился, из Управления дали машину, объезд начался. Одного опасался Токарев — что Чистодел не был Сергеевым, а получало его корреспонденцию подставное лицо. Но авось до подобного уровня конспирации не додумался.
(По счастью, тогда не развился еще промысел, предлагаемый ныне в объявлениях: «Сдам в аренду абонентский ящик. Конфиденциально»).
Все посещаемые Сергеевы словно поджидали кого — сидели по домам, у всех накопились к собесу претензии и просьбы. Зав разрывался между их нуждами и нетерпением оперативника. Миша продолжал твердить себе, что кипятиться попусту… и т. д.
Четвертое посещение пролило бальзам на его душу. Полоса невезения кончилась.
— Мы из райсобеса, — зачастил зав. — Сергеев Петр Иванович здесь живет?
— Живет — слишком громко, — усмехнулась молоденькая соседка. — Бывает. Отсыпается после пьянок. В таких пределах.
— Он — инвалид, и у него трудовая травма?
— Раз в жизни заставили работать, конечно, с непривычки надорвался… А вообще-то у него ярко выраженный синдром Тита, — состроила она глазки Токареву.
Миша заинтересовался:
— Синдром… ага, это сумма признаков определенной болезни. Вы медик?
— Совершенно верно.
— При какой же болезни этот синдром Тита?
— А это, знаете… «Тит, иди молотить! — живот болит. — Тит, иди кашу есть! — А где моя большая ложка?»
Зав вдруг по-детски прыснул и долго не мог уняться.
— Вы плохо относитесь к нашему подопечному, — констатировал Токарев. — Он дома?
— Нет. Позвонил вчера, что поздно вернется и чтоб засов не задвигали. Но по сию пору не явился.
