Дожить до весны - Влада Ольховская
Да и Николай не был уверен, что права сейчас Ирина, а не полиция. Но его чужие карьеры не интересовали, его интересовала только правда.
И эту правду он хотел найти.
⁂
Гарик Дембровский всегда считал, что на печальных и мрачных событиях не стоит сосредотачиваться. Ну, было и было. Нужно действовать: исправлять, делать выводы, а если это невозможно – отскочить, как мяч от стены, и жить дальше.
В теории звучало очень легко, проблемы возникали на этапе воплощения. Оказалось, что не от всего можно просто отскочить и сделать вид, будто ничего не было. Некоторые проблемы тянутся следом, как стая голодных дворняг, даже когда главная угроза миновала.
Лучше всего против такого обычно помогало действие, но тут Гарик действовать не мог. До передозировки не дошло – однако отравился он знатно. Он даже не мог сказать, чем именно, и это усложняло процедуру очистки. Богатый опыт прошлого подсказывал ему, что какими-то галлюциногенными грибами. Но какими именно? Сейчас этой дряни развелось куда больше, чем следовало бы – потому что она вообще не нужна.
В его случае это привело к тому, что он оставался прикованным к кровати, неспособный действовать, вынужденный думать. А о чем тут думать? Как легко рискнули его жизнью? Кто именно это сделал? То, что все могли поверить в его смерть от передозировки, если бы до такого дошло? Нет, не дошло бы, никто бы не осмелился, но – вдруг? А если бы «вдруг», то поверили бы. Не все, но многие из тех, кто имеет значение.
Это было большой проблемой номер один. Большой проблемой номер два стало то, что уже показало свою уродливую морду на горизонте. Желание… зависимость. Прямо сейчас, скованный слабостью и мучающийся от тошноты и головных болей, он точно не хотел продолжения. Но он понятия не имел, что будет дальше. Ему было плохо и больно, пока он сопротивлялся действию дурмана. Однако потом пришло именно то, ради чего эту отраву употребляют добровольно: обострение чувств, которого естественным путем не достигают. Потому что это не нужно – слишком опасно, уничтожает мозг… Но когда знаешь, что такое возможно, так ли просто отвернуться?
Ему хотелось верить, что он сможет. Однако сказать наверняка Гарик не брался, это остальных он убедил, что в прошлый раз легко соскочил, сам-то он знал правду. Да и потом, мрачные мысли о случившемся подтачивали его изнутри, склоняли к тому, что нужно снова попробовать – совсем чуть-чуть, просто чтобы не разбираться с проблемами прямо сейчас, дать себе паузу, спрятаться от мира.
Форсов пытался ему помочь, но, чтобы это получилось, Гарик должен был говорить с ним, довериться, а у него почему-то пока не получалось… Может, потому, что он не решался открыть наставнику всю правду? Даже при том, что Форсов, кажется, и сам догадался, кто за всем стоит. Есть ведь еще Матвей и Таиса… Таиса, которой он точно предпочел бы такое не показывать – и которая уже увидела слишком много! Гарик был рад, что прямо сейчас их нет поблизости. Но рано или поздно они вернутся, ему придется с ними общаться, смотреть им в глаза… Он понятия не имел, получится ли у него.
Единственным человеком, с которым ему относительно легко было разговаривать, оставалась Вера. Она вроде как знала о нем то же, что и остальные, и имела такое же право осуждать его. Но у Веры не профессионально, а совершенно естественно получалось располагать к себе людей, и легко было поверить, что она никогда от него не отвернется.
Она в очередной раз принесла ему обед, и запах еды, наполнивший комнату, сегодня даже не спровоцировал тошноту. Определенно прогресс! Гарик выдал вполне убедительную улыбку, и это тоже можно было считать признаком выздоровления.
– Что у нас за блюдо дня? – поинтересовался Гарик, помогая Вере поставить поднос на столик возле кровати. – Это что, попугай?
– Это перепел.
– Тот же попугай, только до стильного преображения. Николай наш Сергеич такое ест?
– Не ест, – рассмеялась Вера. – Потому и велел скормить тебе.
– О, я же говорил, что полезен в хозяйстве!
– А это никто под сомнение и не ставил. Как ты, солнышко?
– Как и положено солнышку: тёпл, бодр и сияю, – отозвался Гарик, прикидывая, чего в перепеле больше: костей или мяса.
Обычно Вера в обед уходила, позволяя ему есть в одиночестве – зная, что это нужно. А на сей раз она осталась… Значит, решила, что он готов к разговору, который ему наверняка не понравится. Гарику чертовски хотелось попросить ее отложить это, обсудить все позже, не сейчас, желательно – вообще никогда. Но он сдержался: Вера делала только то, что абсолютно необходимо.
– Давайте сразу худшую часть, – позволил Гарик. – Кстати, там только плохое или хорошее тоже есть?
– Там хрестоматийно, есть две новости, хорошая и плохая.
– О, давайте хорошую, я хоть суп, не подавившись, допью!
– Тебе не придется ложиться в клинику. Да, ты пережил кризис, и в ближайшие недели понадобится строгое наблюдение. Но тип использованного наркотика и реакция на него позволяют надеяться, что ты справишься без привлечения сторонних специалистов.
Она сказала только это – однако Гарик понял и кое-что другое. Во-первых, Форсов не собирается прерывать с ним общение, и это важно… Сейчас даже важнее, чем раньше. Во-вторых, Форсов займет его сторону, если Матвей, вернувшись в особенно плохом настроении, все-таки решит устроить второму ученику головомойку.
Новость и правда хорошая, жалко, что не избавляющая ото всех остальных сложностей.
– Что ж, новых друзей я в ближайшее время не заведу, – вздохнул Гарик. – А плохая новость в чем?
– Коля считает, что тебе следует подать в суд.
Он все-таки подавился. Правда, не супом, а чаем, но какая разница, если подразумевалось это как шутка, а в итоге привело к затяжному приступу кашля?
– Что? – спросил Гарик, едва обретя контроль над голосом. – Нет! Какой еще суд, над кем?
– Ты знаешь, над кем. И Коля знает. Он считает, что это вышло далеко за пределы шутки. Если такое оставить без наказания, будет повторение.
– Так ведь это была не шутка, – проворчал Гарик. – Это была месть.
– Ты правда так считаешь?
– Ну да. В декабре мой отец попал в аварию… Вы ведь знаете об этом?
– Знаю, – кивнула Вера.
Гарик предполагал, что так будет – Форсовы не упустили бы несчастный случай в его семье, а с учетом репутации его отца, это еще и в новостях мелькнуло. Никто, на самом-то
