Майкл Ридпат - Последняя сделка

Я припомнил механизированный блокпост на тихой загородной аллее близ Армага и приближающийся к нам старенький «форд-эскорт». Мой напарник, младший капрал Бинн, стал неторопливо опускать стекло, чтобы остановить машину. И в этот миг я увидел на его лице выражение крайнего изумления и ужаса.

Прогремели два выстрела, и мозги капрала брызнули во все стороны. Еще не успели стихнуть эхо стрельбы и звон разбитого стекла, как я опустошил весь магазин автомата в находящийся совсем рядом с нами «форд». Водитель потерял контроль, и машина врезалась в борт нашего «лендровера».

Оказалось, что я убил двух членов Ирландской революционной армии. Этот подвиг не вызвал у меня чувства гордости, но по крайней мере мне было что сказать родителям капрала Бинна.

Совсем иное дело — убийство Фрэнка. Да, находясь на военной службе, я мог застрелить двух террористов, но это вовсе не означало, что я способен хладнокровно прикончить своего тестя. Гнусные инсинуации сержанта Маони привели меня в ярость.

Однако на волнения по этому поводу времени у меня не было. Лайза нуждалась в моей поддержке, и я старался не оставлять ее в одиночестве. Она пребывала в оцепенении, которое лишь изредка нарушалось слезами. Большую же часть времени моя любимая молча невидяще смотрела в пространство.

Я чувствовал свою беспомощность, несмотря на то что изо всех сил старался ей помочь. Всем своим существом я ощущал ту боль, которую испытывала жена. И я знал, что эта боль останется с Лайзой не только на ближайшие недели, но на месяцы или даже годы. Такое положение меня пугало. Я не знал, как она станет реагировать на те или иные слова или события, и опасался, что состояние шока, в котором Лайза пребывала, останется с ней навсегда. Мне хотелось защитить жену, заключить в объятия, чтобы изолировать от ужаса, испытанного ею в связи с гибелью отца. Но как бы я ни старался, я не мог избавить ее от действительности. Фрэнк ушел навсегда. Со временем ее страдания, видимо, уменьшатся и их можно будет как-то выносить, но до этого дня еще очень далеко. Положение, прежде чем начать улучшаться, может стать еще хуже.

Кроме того, мне приходилось сражаться и с собственными чувствами, вызванными смертью Фрэнка. С самого начала у меня с этим человеком сложились прекрасные отношения. До недавнего времени я видел в нем своего друга и наставника. Я был благодарен ему за свою работу в «Ревер» и в конечном итоге за замечательную жену. У меня не было сомнения в том, что Фрэнк любил меня и питал ко мне искреннее уважение. Но затем наши отношения испортились, и разлад достиг пика в тот день, когда Фрэнк повернулся ко мне спиной. Буквально. Мне приходилось слышать, что горе часто сопровождается чувством вины, и теперь я начал убеждаться в справедливости этого суждения.

До сих пор наши семейные разногласия ограничивались дискуссиями о сломанной посудомоечной машине или чем-то в этом роде. Я не знал, сможет ли Лайза справиться со своими чувствами после трагической гибели любимого отца, и был исполнен решимости помочь ей в этом.

Кто-то позвонил в дверь. Это оказался еще один репортер. Я сказал ему, что мне нечего сообщить, а Лайза слишком подавленна, чтобы с кем-нибудь беседовать. Эти слова я говорил и всем остальным, более ранним визитерам. Сообщение об убийстве Фрэнка появилось в утренних газетах и в телевизионных «Новостях», и теперь журналисты рвались взять у безутешных родственников интервью или в крайнем случае достать их фотографии. Я знал, что подобная назойливость неизбежна, но все равно злился. Создавалось впечатление, что мы с Лайзой играем роли, навязанные нам без нашего ведома и согласия. Не исключено, что в Англии журналисты вели бы себя еще более беспардонно.

Мне предстояло множество дел. Похороны Фрэнка намечались на следующий день. Мать и брат Лайзы прилетали из Калифорнии и намеревались поселиться в пансионате неподалеку от нашего дома.

Мы встретили их в аэропорту, добравшись туда на принадлежащей Лайзе «хонде». Обнаружить родственников в толпе не составляло труда. Брат Лайзы был высоким тощим парнем. Темные волосы были острижены так коротко, что больше походили на щетину. Их мать Энн внимательно следила за своей внешностью, посвящая много времени портным и парикмахерам. Несмотря на свой далеко не юный возраст, черноволосая дама была все еще потрясающе красива. Вся троица родственников заключила друг друга в объятия. По щекам Лайзы и Энн катились слезы, а голова Эдди возвышалась над женщинами на фут. Его глаза тоже влажно поблескивали.

Я топтался в стороне.

Когда семейная группа распалась, мать Лайзы заключила в объятия меня. После того как дама меня отпустила, я протянул руку Эдди, но тот, прежде чем обменяться рукопожатиями, одарил меня ледяным взглядом. Мы направились к машине, и Лайза весь путь проделала под руку с братом.

Оказавшись дома, я приготовил им на ужин лазанью. До того как приступить к еде, мы вчетвером опустошили бутылку красного вина, и, садясь за стол, я откупорил еще одну.

— Не понимаю, как вы вдвоем можете ютиться в такой крошечной квартирке, — оглядевшись по сторонам, сказала Энн. — У вас так много вещей. И как только вы ухитряетесь держать их в порядке?

Я, естественно, ответил, что нам это не удается.

— Мама, ты же знаешь, что мы не можем позволить себе здесь более просторное жилье, — сказала Лайза. — Все наши пожитки нашли свое место. Жаль только, у нас нет места для тебя и Эдди.

— Пусть это тебя не тревожит, — успокоила дочь Энн. — Нас прекрасно устроит пансионат с завтраком.

— Во всяком случае, это гораздо приятнее, чем ломать ребра на твоем полу, — с обращенной к сестре теплой улыбкой добавил Эдди.

Все положили себе на тарелки лазанью.

— Не имею представления, — начала Энн, обращаясь к волнующей нас теме, — зачем кто-то решил убить Фрэнка. Насколько я знаю, у него никогда не было врагов. Он был таким милым человеком. Всегда.

Почему же ты в таком случае с ним развелась? — подумал я, но вслух ничего не сказал. Отношение Энн к Фрэнку коренным образом отличалось от отношения моей матери к отцу. Можно сказать, что эти женщины находились на противоположных полюсах. Мама с весьма большой неохотой появилась на его похоронах, всем своим видом демонстрируя полное равнодушие к уходу из жизни бывшего супруга. Здесь же сохранялись какие-то добрые чувства к покойному, и я не мог понять почему. Как бы то ни было, но мать Лайзы была искренне опечалена смертью Фрэнка.

— Скажи, а на работе его любили? — спросила она, обращаясь ко мне.

— О да, — ответил я. — Мы все его очень любили. И очень уважали.

Все, кроме Арта, подумал я, но оставил эту мысль при себе.

— Есть ли у копов кто-нибудь на подозрении? — поинтересовался Эдди.

— Не думаю, — ответил я.

— Больше всего они подозревают Саймона, — сказала Лайза, и я обжег ее взглядом. — Чему ты удивляешься? — продолжала она. — Это же очевидно, если судить по тем вопросам, которые задавал тебе сержант Маони.

Эдди не сводил с нас взгляда. Он был на два года старше сестры и пару лет назад бросил учебу в медицинском институте. Сейчас, насколько я знал, он являлся аспирантом Калифорнийского университета в Сан-Франциско и специализировался по социальным проблемам. Лайза восхищалась братом, решившим посвятить свою жизнь служению неимущим, а я всеми силами пытался прогнать нехорошие мысли о так называемых вечных студентах. Мы с ним никогда не дружили. Эдди всегда был со мной вежлив, но в то же время относился с подозрением — вначале как к близкому приятелю младшей сестренки, а затем как к ее мужу. Для титулованного англичанина, работающего в расположенной на северо-восточном побережье фирме, я казался ему излишне раскованным. После того как родители развелись, Эдди принял на себя роль главы семьи, и с тех пор сестра и мать благоговейно прислушивались к каждому его слову. Думаю, ему очень не нравилось то, что они иногда соглашались и с моим мнением.

Эдди не нравилось, что я познакомился с Лайзой через отца. Это автоматически помещало меня в ту часть семьи, которая, как ему казалось, была виновата в расколе.

— Разве Саймон не был вместе с тобой? — спросил он.

— В этом-то и вся загвоздка, — покачала головой Лайза. — Когда Саймон разговаривал с папой, я работала в лаборатории. Получается, что он был последним, кто видел папу живым.

— Неужели? — внимательно глядя на меня, спросил Эдди.

— Почему ты так нехорошо на него смотришь? — спросила Лайза, беря меня за руку. До нее наконец дошло, какую ошибку она совершила, подняв этот вопрос. — Саймон не имеет никакого отношения к убийству.

— Ну конечно, не имеет, — промолвил Эдди, посылая младшей сестре снисходительную и в то же время ласковую улыбку.

Она улыбнулась в ответ, радуясь, что это недоразумение так легко уладилось. Но судя по тому взгляду, которым одарил меня Эдди, дело, видимо, обстояло не так просто.